Её (мой) ребенок (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra" - Страница 19

Плеск.

— Скотина!.. — отфыркивается он. — Телефон утопил!

Оборачиваюсь, Кошки уже нет.

— Марьяна?..

Тишина.

Сошла с другой стороны на берег?

Сбегаю за ней. В темноте видно только костёр и слабую лунную дорожку, которая периодически пропадает. Облачно…

— Ты не видела Яну? — перехватываю одну из девочек.

— Нет…

— Димыч, ты Яну не видел?

— Нет, не было ее, — с тревогой. — Потерялась? Может поискать?

— Да нет… Я сам пока.

Обхожу по берегу окрестности.

— Яну не видел? — слышу разговор Феликса с кем-то.

— Видел. Чай взяла, ушла…

— Куда?

— Не знаю.

Возвращаюсь к гамаку.

Чувствую, что специально исчезла. Не хочет, чтобы нашли. На самом деле, она где-то здесь, очень близко. Потому что как подхожу ближе к костру, сердце начинает колотиться…

Ложусь на её гамак. Полотенце в изголовье пахнет парфюмом. Сгребая край в кулак, принимаю к лицу.

— Мм… — гашу стон от того как меня насквозь пробивает от этого запаха. Оглушает так, что я даже перестаю чувствовать ноющую скулу.

Не открывая глаз плыву в тревожащей неге.

Ну где ты, Кошка? Иди, пошипи, что я тут хозяйничаю. Покусаемся…

Не идет.

Через некоторое время слышу их недалеко.

— Ян, пойдём спать, — сдержанно. — Дождь начинается. Завтра вставать рано.

Дождь?…

Я под густой кроной и капель не чувствую.

— Если захочу прийти — приду, Фил. Прекрати меня дёргать.

— Короче! — взрывается. — Я спать. Бегать за тобой в темноте не собираюсь, ясно? Замерзнешь — придёшь.

Ну, давай, иди ко мне, Кошка… Лежу, не открывая глаз. Но Кошка не идет. Опять пропала. Через полчаса ее нет. И через час тоже.

На меня накатывает внезапно острой ревностью. Неужели ушла к нему?!

И первый порыв — разнести к черту этот плот, их палатку, да и вообще все, что подвернётся под руку!

Агонизируя подлетаю с гамака. Возле костра целуется парочка. Мне становится еще гаже и тяжелее.

Ну ты чего, Кошка?… Нахрена?! Не подходит он тебе! Я подхожу!

Ну, мля, руки вырву к черту, кенту твоему!

Дохожу до реки, с ненавистью глядя на плот.

Стоп…

Если она хочет в его постель, то… Убивать его что ли?! Глупо. От этого она в мою постель точно не захочет. Это выбор. Протираю лицо руками, шипят от боли на скуле.

Глупая Кошка! Как можно было променять искры между нами на эту унылую палатку?!

Что нужно было сделать, чтобы этого не случилось?..

Пинаю в ярости камни на берегу реки.

Загибаясь от болевого спазма в груди, заставляю себя сделать шаг назад… и еще один. И еще.

Давай, Лев, уходи отсюда.

Срываю с себя по дороге одежду, сворачивая к палатке, что разбили на берегу над каменной жаровней — к бане по-черному.

Оставаясь в одних боксерах захожу туда, падая на настил из пенки. Закрываю глаза. Сухой воздух накалён так, что мне кажется — трещат волосы. Тело и лёгкие обжигает. Но я лежу, не позволяя себе выскочить оттуда. Дышу раскаленным воздухом, пытаясь выжечь кипящую ревность реальным жаром. Когда уже почти отключает, вылетаю, забегая в воду.

Ныряю, ложась лицом вниз, вода поднимает. Остываю…

Завтра у меня будет еще один день. Всё. Теперь спать.

Медленно выхожу на берег. Редкие капли дождя бьют по плечам.

Прихватив вещи, возвращаюсь в палатку. Отыскиваю в темноте собачку замка, тяну ее вниз. И ныряю внутрь. Тихо вскрикиваю, натыкаясь на кого-то, перехватывю гостя за плечи. Чужая ладонь давит мне на голую грудь.

Вдыхаю глубже знакомый запах. «Гостью»…

Пульс так лупит в уши, что я не слышу половину звуков. Голова кружится. От эйфории я в полубессознательном состоянии. И… голову мою отключает.

Громко, сорвано дыша, я тяну ее ближе, слепо прижимаясь губами к лицу. Теряя равновесие, мы, вскрикивая, падаем. Она на спину, я сверху.

— Это моя палатка… — задыхаясь шепчу ей, ощущая губами нежную кожу.

Меня сейчас взорвёт и я растворюсь в этом неописуемом горячем восторге.

— Ты занял мой гамак! — шепчет в ответ. Чувствую в ее голосе улыбку.

— Кошка… — со стоном веду своими губами по ее улыбке. — Попалась…

Сидя на плечах у Медведева, Алёнка настороженно смотрит на спящую на моих руках Марьяну. Перекладываю на диван. Встряхиваю руки. Мда… Что-то я расслабился. Руки уже отваливаются, а мне еще мою раненную Кошку не один день на руках носить. Мне бы вообще хотелось и в перспективе…

— Мамочка… — тревожно всхлипывает Аленка.

— Мамочка в порядке! Видишь, улыбается. Еще немного поспит и придет в себя. Ей сделали укольчик, чтобы не болела лапка.

Маша с вопросом во взгляде, кивает на Марьяну. Медведев тоже озадаченно ждёт комментариев.

— Ей по ошибке вкатили транквилизатор, — развожу руками. — Вырубилась.

— Аа… Ты… похитил спящую красавицу? — поджимает губы Маша, пряча улыбку.

— Как-то так. Ну, а по-другому, она бы не поехала!

— Ну это высший пилотаж, дружище, — угорает Миха. — Когда женщину домой только под транками можно затащить.

Алёнка тянется к одному из плафонов на люстре.

— Эй! — взмахиваю руками.

Медведев тут же делает шаг назад. Выдыхаю… Грожу ей пальцем.

— Ну вот, — снимает Алёнку Маша. — Теперь можешь всем рассказывать, что каталась на настоящем Медведе.

— Спасибо, братан, — пожимаю Михе лапу, — Машенька… спасибо.

Аленка ложится рядышком с мамой.

— Пойдём, — тянет Медведева Маша. — Не будем мешать. Пусть поспят.

— Ой, не знаю… Выцарапает твоя Кошкина тебе глаза без свидетелей — это к бабке не ходи. Маникюр впечатляющий…

— Это обязательно.

— Ты с собой еще пару доз не прихватил? Надо бы ее медленно в себя приводить.

— Очень смешно.

— А этот ее… банкир?

— Мне вообще побоку на банкира, — морщусь я. — Вопрос — как завтра на работу ехать?

— Алёнку — в садик, к Лене, — пожимает плечами Медведев.

— Я завтра дома буду! Могу присмотреть за твоей спящей красавицей, — предлагает Маша.

— Это всё хорошо, — хмурюсь я. — Но Кошкину не удержит.

Надо Брагину звонить…

— У нас наручники есть, — играет бровями Медведь.

Незаметно выхватывает по спине от внешне невозмутимой, но зардевшейся Машеньки. А может и пониже. Слышен только тихий шлепок.

Пряча улыбку, провожаю друзей.

— Лев, — оборачивается Маша. — Цветы закажи ей…

— Точно! — щелкаю пальцами. — Кошкина любит цветы.

— Главное — не розы, — ухмыляется медведь. — Шипами по фейсу — чувствительно.

— И это тоже — да! — вынужденно признаюсь я. — Мих, утром Алёнку в садик сможешь отвезти, если что?

— Не вопрос. Передам Лене с рук на руки.

Запираю за ними дверь.

От усталости валит с ног. Закрываю уснувших цариц моих одеялом. Синхронно сопят…

«Ох, милота! — вздыхаю я. — Когда спят зубами к стенке.»

— Гаврюха!.. Пойдем.

Выключаю свет.

Клацая когтями, сурикат семенит за мной в кухню. Запрыгивает на соседний стул.

На столе чашка с сырниками. Маша постаралась. Откусываю.

— Мм! Вкусно. Научилась, слава Богу! А Кошкина моя практически не готовит, — рассказываю внимающему Гавру. — Терпеть не может… Кормил ее в основном я. Единственно блюдо, которое она делала с удовольствием и на Нобелевскую… мм… омлет, если ты меня как мужик, понимаешь, — вздыхаю, — так что я в обиде не был!

Закрываю глаза, стараясь особенно не фантазировать в сторону Кошкиных нежностей.

— В общем, Гавр, завтра особенно не отсвечивай. Вероятно, будут бои.

Протягиваю ему кусок сырника.

— Она, вообще, прикольная, когда все хорошо… Пошалить любит…

Отыскиваю в шкафу свой старый спальник и бросаю на пол. Ложусь, накрываясь покрывалом. Ну да… В ногах у царицы — это наше всё.

Перевернувшись на живот, Марьяна свешивает с дивана кисть. Рисую круги на ее ладошке.

А спальник пахнет костром…

Это вообще тот самый спальник, где у нас все случилось в первый раз.