Ночь с братом мужа (СИ) - Борн Амелия - Страница 31

Наташа округлила глаза и откинулась на спинку стула.

— Вот это да, — выдохнула она с неверием в голосе. — Выходит, у Никитоса теперь будет аж двое детей. Или, погоди-ка… трое?

— Почему трое? — не сразу поняла я.

Телефон моргнул, оповещая о входящем сообщении.

«Заехать за тобой? Скинь адрес», — прочла я, и мои губы тронула улыбка.

«Нет, спасибо. Я не знаю, как долго мы просидим».

— Ну, ты сказала, что у тебя будут девочки-близняшки, — пояснила Ната, и вдруг перевела разговор: — Кому ты там все пишешь? М?

В ее голосе не было каких-то подозрительных ноток, но мне, вопреки здравому смыслу, захотелось спрятать телефон, чтобы только ни одна живая душа не стала свидетелем моей, вполне невинной, переписки с Сашей. Потому что это было только мое.

— Да так, просто пишу, — отмахнулась я. — А по поводу девочек, я солгала. Ребенок будет один, а пол пока мне не сказали.

— Понятноооо, — протянула Ната. — Но вообще все это странно.

— Что именно? — не сразу поняла я.

— Да то, что Ник вроде как врал. Мне казалось, он так тебя любит. А ты — его. Когда увидела, как он тебя лупасит, у меня шок был размером со вселенную! Ты с ним останешься после этого?

В тоне Наташи засквозили странные нотки. Вроде как она пыталась придать своему голосу равнодушия, но ей это не особо удавалось. Ко всему, мне отчетливо послышалась плохо скрываемая… тревога.

«Ты с Наташей?» — прочла я сообщение от Саши, на которое быстро ответила:

«Да. Приеду домой — позвоню и кое-что расскажу».

Домой. Да, я инстинктивно так и написала — домой. Видимо, потому, что в коттедже Саши и чувствовала себя именно так — дома.

— Нет, Нат. Я с ним разведусь в любом случае. Это дело решенное и займусь я разводом в самое ближайшее время.

Сделав глубокий вдох, я быстро прибавила, не дожидаясь дальнейших расспросов:

— И давай о чем-нибудь приятном. Мне сейчас совсем не хочется волноваться.

Наташа покосилась на мой телефон, на который пришло еще одно сообщение, после чего все же перевела тему:

— Давай. Тут Надька Дементьева такоооое выдала!

И я полностью сосредоточилась на рассказе о Наде.

— Ты?

Я удивленно отступил от двери, за которой обнаружилась моя мать собственной персоной.

И как только она вообще меня застала? Я заехал в свою городскую квартиру буквально впопыхах — торопился оказаться дома до того, как вернется Мира.

Дома… странно, у меня ведь его никогда, настоящего, не было. Сначала — четыре стены ада, потом — просто место, куда приезжал ночевать. А вот теперь, когда была Мира… было так легко называть домом то место, где находилась она. То место, что и она сама называла так.

— У меня нет времени, — холодно сказал матери, не торопясь пропускать ее в квартиру.

Она молитвенно сложила руки, глядя на меня с такой мольбой, что растаял бы и камень.

— Мы так и не поговорили после того, как тебя выписали… — начала она. — Я просто хотела…

Я обреченно вздохнул, распахивая дверь шире и приглашая жестом ее пройти.

— Что ты хотела? — спросил уже мягче.

— Я хотела… попросить у тебя прощения. Все то время, что ты лежал там, в реанимации, я молилась, чтобы у меня была возможность сказать тебе это…

Она говорила искренне — я видел это. Но как реагировать на услышанное — не знал.

— Ну что ж, считай, что сказала, — передернул я плечами. — Это все?

— Так ты… простишь?

Я задумчиво посмотрел на нее. Какой я знал ее всю жизнь? Дрожащей от страха перед отцом, холодной и отстраненной со мной и ласковой с Ником. Я усмехнулся:

— Знаешь, за что я не могу тебя простить? Не за то, что ты не любила меня…

— Это неправда! — отчаянно прервала она.

— Правда, — покачал я головой. — Но я не могу простить не это. Я не могу простить, что все мое детство — это сплошной страх, что однажды он убьет тебя. Ударит в очередной раз и — убьет.

Она вздрогнула. Расплакалась. Ухоженные руки, ничуть не выдававшие возраст, тряслись, как и хрупкие плечи.

— У меня не было выбора! — дрожащим, дребезжащим голосом проговорила мать. — Я ничего не могла сделать, иначе бы он просто отобрал вас у меня!

Впервые за прошедшие годы я посмотрел на нее иначе. Как можно судить, что пережил другой человек, не будучи в его шкуре? Имел ли я право ненавидеть ее, зная, что представляет из себя папаша?

Но я никогда и не ненавидел. Злился от собственного бессилия, но не ненавидел.

— Ты воспитала в итоге одного монстра и одного человека, который не знает, что такое любовь, потому что практически ее не видел, — сказал ей ровным тоном. — И кто из нас кто — совсем не так очевидно, как вы все привыкли считать.

— Я знаю… — материнская рука, дрожа, приблизилась к моему лицу. Погладила по щеке той запоздалой лаской, которую я ждал все свое детство. И от которой панцирь, в который себя заковал, добровольно треснул.

— Иди домой, мама, — севшим голосом сказал я. — Мне нужно ехать.

— Я еще хотела тебе сказать… я решила с ним развестись.

Я вздернул бровь — не издевательски, не удивленно, скорее холодно-учтиво:

— Весьма своевременное решение.

— Я многое переоценила там, в больнице…

В голове шевельнулось слабое воспоминание — теплый дождь, текущий по моему лицу. Неужели впервые за всю жизнь мать была рядом?

— Что ж, возможно и стоило загреметь в больничку ради того, чтобы ты надо мной поплакала, — усмехнулся я, но совершенно беззлобно.

— Алекс! — воскликнула мать, но без того осуждения, что обычно звучало в ее голосе, когда она обращалась ко мне. Словно одним этим именем корила себя за то, что вообще меня родила. Но в этот раз все было иначе. Настолько непривычно, что казалось, будто мир встал с ног на голову.

— Пошли, подкину тебя до дома, — подытожил я, отмахиваясь от накатившей неожиданно тревоги.

Я с облегчением оторвался от ноутбука, за которым пытался работать, когда из прихожей донесся звук ключа, поворачивающегося в замке, а следом — уже столь хорошо знакомые шаги.

Поднявшись на ноги, я направился к источнику шума. Прислонившись к стене, некоторое время исподтишка наблюдал, как Мира снимает с себя верхнюю одежду, и едва она с этим покончила, шутливо-капризным тоном заявил:

— Эй, а дальше? Я надеялся на продолжение стриптиза.

Она вздрогнула, испуганно вскинув голову и выражение ее лица мне совершенно не понравилось. Она боялась. Но чего или кого? Неужели меня?

— Что ты тут делаешь? — выдохнула Мира, быстро придя в себя.

— Жду тебя, — ответил уже серьезно. — Что случилось?

Она прошла мимо меня в гостиную, обдав ароматом своих духов. И я потянулся за этим шлейфом, как примагниченный.

— С чего ты взял, что что-то случилось? — поинтересовалась Мира, устроившись на диване.

— Вижу по твоему лицу, — откликнулся коротко, присаживаясь перед ней на колени. — Итак?

— Ник знает о ребенке, — выдохнула она, заламывая руки.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы с этим свыкнуться. Странное ощущение — будто что-то грязное и липкое коснулось того мирка, куда до этого доступ был только двоим.

— Он все равно когда-нибудь узнал бы, — заметил я отстраненно. — Другой вопрос — почему ты хотела от него это скрыть?

— Потому что я не знаю, кто он! — вырвалось у нее. — И на что способен…

— Я тебе скажу, на что, — пожал я плечами. — Он способен только гадить исподтишка. Как трусливое насекомое.

Следующая мысль заставила меня насторожиться. Нахмурившись, я спросил:

— А кто ему вообще сказал?

— Наташа, — сглотнула Мира, отводя глаза. — Нечаянно… наверно.

Я внимательно посмотрел на нее, потом осторожно заметил:

— Я ни на что не намекаю, но все же… будь с ней поаккуратнее, ладно?

Она неуверенно кивнула. А потом подняла на меня взгляд и я мгновенно погрузился в глубину ее глаз. Следующие слова вырвались сами собой: