Адепт Грязных Искусств (СИ) - Кондакова Анна - Страница 54

Поэтому я снова начал перебирать в уме одноклассников.

В памяти всплыла недавняя потасовка на уроке Софи.

Я припомнил, кто и как дрался, кто и что выкрикивал, кто показал лучшую реакцию. Да, ситуация и критерии отбора, прямо скажем, сомнительные, но других у меня не имелось.

Мне требовалось хотя бы наметить, на кого обратить внимание.

В итоге я решил, что нужно бы присмотреться к Гудьеру и Латье, они были мастерами стихий. И к Одзаки, мастеру призыва. Но вряд ли мне удастся собрать сразу шестерых парней, которые не подведут и которым можно доверять.

Найти хотя бы троих для начала.

Тут я вдруг вспомнил о Клифе Хиннигане. Он, конечно, тот ещё пытливый придурок, но ведь держит язык за зубами о том, что я чёрный волхв. До сих пор не проговорился, хотя моментов для трёпа было предостаточно.

Хинниган… хм…

Надо бы его тоже проверить, только хватило бы времени до пятницы.

Я глубоко вдохнул носом, выдохнул и погрузился в дрёму всего на секунду, как мне показалось…

***

…меня разбудила давящая боль в висках и тихий голос.

Поначалу я даже не понял, что это голос — будто прошелестели сухие листья или зашуршала тонкая газетная бумага.

Я приподнял затылок и открыл глаза, увидел кромешную темноту и снова опустил затылок на деревянные доски. Тяжёлые веки прикрылись сами собой.

И опять прозвучал голос. Теперь уже более отчётливый, но всё равно далёкий:

— …откажись…

Этот голос я уже слышал, и долгое время думал, что он принадлежит загадочному ментальному чтецу. Но как оказалось, это была Ребекка.

И сейчас меня атаковала именно она.

— Откажись, – повторила сестра.

Я не пошевелился, но опять открыл глаза и нахмурился, вслушиваясь в далёкие отзвуки эха:

– Откажись, брат мой… откажись от борьбы. Ты слаб, ты лишён силы, ты человечен и уязвим, и я уничтожу тебя, если ты посмеешь выступить на стороне Ронстада. Они тебе не союзники. Кучка изгоев, грязь под ногами… Не унижай себя, брат мой. Зачем тебе эта тараканья возня?.. Оставь их! – Последнюю фразу Ребекка выкрикнула, и её громкий глубокий голос размножился на сотни разнородных воплей и перерос в гвалт.

Я медленно сел на нарах и потёр лицо горячей ладонью.

– Откажи-и-и-сь! — опять оглушило меня. – Иначе ты пойдёшь против Хозяина!

Вспомнив урок Софи, я мгновенно зацепился за кодо Ребекки, проникшее в мои мозги, потом смешал его со своим и вернул ей обратно.

С ответом:

– Пошла на хрен, Бекки. У меня нет хозяина. А ты выбрала свою сторону.

Наступила тишина, голос Ребекки исчез, как и её вмешательство в мою голову. Боль в висках утихла. Я помассировал их пальцами, снова прикрыв глаза и задумался. О каком Хозяине говорила Ребекка? Кто он? Кто-то из Рингов? Фердинанд, что приезжал на опознание тела якобы убитого Теодора Ринга, своего племянника? Или сам Херефорд... Нет, он ведь не человек. А в своих туманных воспоминаниях я видел, что перстень был надет на человеческую руку...

И Архитектор.

Если он действительно существует, то должен знать о Пяти Печатях больше всех остальных в Ронстаде. И нужно вынудить его выйти на связь напрямую со мной, а лучше – встретиться. Возможно, это удастся сделать после выполнения задания в пятницу.

Отпустив наконец виски, я открыл глаза и чуть не ослеп к чёртовой матери…

Пришлось зажмуриться, заслонив ладонью пол-лица.

В камере появился свет. Приглушённый и, видимо, уличный. Он лился с потолка сквозь открывшийся зарешеченный люк. Но мои глаза, уже успевшие привыкнуть к кромешной темноте, даже от такого слабого света резануло болью.

Запирающий механизм двери заскрежетал.

— Мистер Ринг, — услышал я холодный голос Бернарда. — Ужин.

Еле привыкнув к свету, я открыл глаза и убрал руку от лица.

Дверь уже была заперта. Зато рядом со мной на нарах стояла деревянная миска с серой склизкой субстанцией, которую в столовой обычно именовали овсяной кашей. В неё была воткнута деревянная ложка.

А есть действительно хотелось. Даже очень.

Но один вид паршивого месива из варёного зерна порождал во мне тошноту.

– Бернард! — рявкнул я в сторону запертой двери. -- Лучше директора этой дрянью угости!

Ответа, конечно, не последовало.

Через полчаса мне пришлось затолкать в себя всю порцию каши. На вкус это месиво было ещё хуже, чем на вид, но желудок уже изнемогал от голода. Понятное дело: есть мне в последнее время приходилось редко и урывками – всё как-то не до еды было… да и не до учёбы.

Люк на потолке закрылся примерно через час-полтора, хотя сложно было определить точно. Чем дольше я находился в камере, тем аморфнее и пластичнее становилось для меня время. Порой я был уверен, что миновало уже несколько часов, но потом вдруг возникало ощущение, что прошла минута, не больше.

Или слишком затянулись секунды.

Я то вставал, чтобы размять затёкшие мышцы, то снова прикладывался на нары, ворочался с боку на бок, дремал, бодрствовал, думал и не думал, мысленно строил планы и тут же их рушил, опять дремал, опять просыпался, опять думал…

А темнота и тишина становились всё плотнее, камера – теснее, воздух – жарче. Я вытирал испарину со лба и опять начинал по новой: засыпал, просыпался, вставал, садился, разминал шею и плечи, ложился и снова засыпал…

Через какое-то время лязгнул замок, и открылся люк наверху.

На этот раз по глазам резанул яркий солнечный свет, и я среагировал точно так же, как и в прошлый раз, – зажмурился от боли.

– Мистер Ринг, перекусите.

И опять я не успел увидеть Бернарда. Но вместо грязной миски из-под каши на её месте стояла уже другая миска, с кашей.

С точно такой же кашей, чёрт возьми.

Возникло желание швырнуть месиво в дверь, но камера была уж слишком тесной, и не хотелось бы потом сидеть тут с вонючей кляксой на двери. Да и ненасытный желудок просил еды, хоть какой-нибудь еды, даже такой идиотской.

Время шло.

Периодически открывался люк наверху, лязгал замок, миски с кашей сменяли друг друга, как и короткие сухие реплики Бернарда: «Мистер Ринг, поешьте», «Мистер Ринг, еда», «Мистер Ринг, перекусите», «Мистер Ринг, вот и ваша порция».

Я начинал ощущать себя псиной в вольере.

И когда уже был готов разнести эту хренову каморку к чертям, применив кинетический эрг и вложив в него максимум своего кодо, – опять раздался лязг замка, но открытия люка почему-то не последовало, как и смены мисок с очередной дозой каши.

Дверь медленно приоткрылась, и в тусклом свете проёма появился Дарт Орриван.

***

– Паршиво выглядишь, узник, – прошептал он.

Я вскочил с нар.

Дарт держал в руке блюдо с чем-то… чем-то прекрасно пахнущим… жареным и мясным…

Человек разумный первым делом поинтересовался бы у Дарта, как тот умудрился достать ключи от карцера, но я молча уставился на блюдо, как подыхающий от голода лев.

– Пожрать тебе принёс, – добавил Дарт, оглядев меня с ног до головы и усмехнувшись моей реакции. – Ты тут, наверно, подыхаешь, а? Думаю, от говяжьего стейка не откажешься? Он, правда, холодный. Ещё с обеда остался.

Дарт протянул мне блюдо, и я с готовностью его забрал. На блюде лежали нож, вилка и салфетки, но я всё это проигнорировал, взял стейк рукой и впился в него зубами, откусив приличный кусок.

Господи…

Вкуснее я никогда ничего не ел.

– Ну и как ты достал ключ? – с набитым ртом спросил я (вот теперь можно было поинтересоваться и другими вещами).

Дарт с ухмылкой наблюдал, с какой скоростью я поглощаю стейк, и не спешил отвечать.

– Осторожней, Рэй, – наконец сказал он. – Надеюсь, твой желудок сможет переварить такой кусок мяса после трёх суток голодовки?

До меня не сразу дошло, что он сказал.

Осознал весь ужас его слов я только когда дожевал стейк, вытер о брюки пальцы, измазанные в жиру, и отдал блюдо обратно, с нетронутыми столовыми приборами и салфетками.