Пари с мерзавцем (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 20

— Кто еще из нас доступный, — в хриплом голосе прозвучала насмешка, когда наглые пальцы вторглись внутрь.

Я не смогла сдержать стон, когда он делал ими поступательные движения. Бабочки дико бились в живо, требуя продолжения. Все тело горело, кровь кипела в венах, билась в висках, почти больно пульсировала внизу живота.

Доступная. Мокрая. Горячая. Для него.

Снова двигал пальцами, и я, уже не сдерживаясь, стонала в голос, запрокинув голову и мечтая о большем, сама двигаясь навстречу. И мне все равно, что он обо мне подумает.

Открыла глаза и посмотрела на него, прямо в глаза, не скрываясь, отбросив в сторону ненужную стеснительность. У Меранова сбилось дыхание, и окончательно сломалась выдержка.

— Зараза! — рывком развернул меня к себе спиной и надавил на поясницу, вынуждая прогнуться. Я слышала шорох одежды, слышала, как торопливо скрипнула молния ширинки и жмурилась от томительного предвкушения, ерзая на месте, распаляя его еще больше.

Член уперся в промежность, скользил по горячим складкам и медленно проталкивался вперед, внутрь, заполняя собой до упора. Остановился, когда достиг предела, и так же медленно выходил полностью, заставляя стонать от разочарования. Пыталась двинуться следом, но Мерз держал, не давая шевелиться, мучая, доводя до исступления.

Резким толчком возвращался обратно, я и полностью его принимала, подстраиваясь под размеры члена, наслаждалась ощущением наполненности.

Он замер на мгновение, а потом начал резко двигаться, впиваясь пальцами в мою задницу. Каждое соприкосновение наших тел сопровождалось пошлым шлепком.

— Я ненавижу тебя, Оса, — шептал на ухо, опаляя горячим дыханием.

Дернулась от его слов, испытывая внезапную неуместную боль, но он лишь крепче придавил к стене и продолжал двигаться, вколачиваясь в мое тело, которому на все плевать. На ненависть, на злость, на то, что все это неправильно.

Тело млело, звенело, требуя продолжения, и призывно выгибалось навстречу Меранову. С каждым мгновением он двигался все разъяреннее, резче, проникая все глубже. Я уже не могла дышать. Сердце билось в горле, перекрывая кислород. Перед глазами темные круги. Болезненно-сладкая истома в животе нарастала, стягивалась, как пружина, пока, наконец, не сорвалась, пронзая острым наслаждением каждую клеточку, разрывая на части, ломая хребет, кости, уничтожая до основания.

Побелевшими пальцами попыталась вцепиться в стену, потому что земля уходила из-под ног. Я не могла сдержать крик, переходящий в глухой стон, а Захар, как умалишенный, продолжал двигаться. Обеими руками больно вцепился в бедра, с каждым движением резко дергая на себя, насаживая еще глубже.

Пытка. Сладкая, с горьким привкусом. На острие клинка. Шаг влево, шаг вправо — и верная смерть, которую я ждала почти с нетерпением. Я готова молить о пощаде, но голос не слушался, и с губ сорвалось лишь пошлое:

— Глубже.

Захар схватил меня за волосы, наматывая из на кулак, потянул на себя, вынуждая прогнуться, еще сильнее открыться ему навстречу.

Пара резких безжалостных толчков, и я почувствовала, как внутри меня напрягся член. Мерз дернулся, толкнулся так глубоко, что внутри кололо, прижался пахом к моим ягодицам и с рычанием кончил.

У меня не было сил шевелиться. Опустошена полностью, до дна, до последней капли. Уперлась лбом в холодную шершавую стену и закрыла глаза. Мерз не спешил уходить. Он все еще здесь, все еще со мной, во мне. Опустив голову мне на плечо, рвано дышал, пытаясь набрать воздуха в грудь, и я кожей ощущала, как грохотало его сердце.

— Я ненавижу тебя, — повторил зло, с чувством, и у меня снова в груди захлопнулся ледяной капкан.

— Взаимно, Мерз, — оттолкнула его от себя.

Меня штормило, качало из стороны в сторону, все тело дрожало, то ли приходя в себя после срыва, то ли требуя продолжения. Я торопливо подтянула брюки, схватила свитер, сиротливо висевший на крючке, и начала его натягивать через голову. Путалась, не попадая в рукав, и была готова от этого взорваться.

Хлопнула дверь. Он ушел. Я торопливо вынырнула в горловину и обернулась, чтобы убедиться в том, что осталась одна. И от этого стало так хреново, что словами не передать.

Схватила ветровку, сумку и стремглав выбежала из раздевалки.

На лестнице едва увернулась от уборщицы со шваброй и ведром воды и побежала дальше, перескакивая за раз через несколько ступеней. Она кричала что-то вслед, но я не слышала. Мне до боли, до судорог хотелось оказаться у себя в комнате, запереться, спрятаться от всего мира.

На крыльце снова столкнулась с Мерановым. Он стоял с какими-то парнями и как ни в чем не бывало смеялся. От этого смеха у меня мороз по коже, и снова так больно сжало в груди, что хотелось умереть. Он даже не взглянул в мою сторону, словно меня нет, не существую, не видима, а у меня на коже до сих пор горели отпечатки его пальцев.

 Глава 8

В универ, как на каторгу. Когда у меня такое было? Никогда! Даже в самую лютую сессию, даже когда была влюблена в очередного красавца и хотела гулять с ним дни напролет, а не просиживать штаны на лекции. Все это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось сейчас.

Меня буквально ломало, выворачивало от одной мысли о том, что надо идти туда. В этот ад. И дело не в одногруппниках. Они меня мало волновали. Пусть чирикают, пусть пыжатся — мне все равно. Совершенно. Пустые разговоры, пустые переживания, пустые нападки. Неприятно, но не смертельно. Даже плюс есть: бодрит и держит в тонусе.

Но вот Мерз…

Что-то внутри заело, закоротило на нем. Так что не вздохнуть, не отвернуться, не убежать. Меня сложно обидеть, но ему это удавалось, раз за разом, причем без видимых усилий. Господи, почему мне не все равно? Почему не получается выгнать его из своих мыслей? Зачем все эти часы ночью без сна, со стеклянным взглядом в потолок? Зачем воспоминания о том, чего у нас никогда и не было? Два наших самых первых дня, наполненные обманом. Моим и его. Два дня, во время которых мы притворялись нормальными. Кажется, это было в прошлой жизни. А я до сих пор помню его глаза, когда он улыбается. Помню его запах. Тембр голоса.

Дура.

Помню его прикосновения. Ласковые и злые, жадные и грубые. Завожусь от одной мысли о них.

Дважды дура.

Но забыть все равно не могу. Мне кажется, я как муха, которая угодила одним крылом в паутину и теперь бьется, пытаясь освободиться.

На лекцию шла нога за ногу, словно продиралась через липкую вату, сковывающую каждое движение. Мимо проскальзывали другие студенты. Кто-то бодрый и веселый, кто-то сумрачный, кто-то такой же несчастный, как и я. У каждого своя история. Моя — утомила даже меня саму. Вечно на лезвии. На острие. Сбивая ноги в кровь. Кусая губы. Превозмогая.

И обвинить в этом некого. Все сама. Раз за разом — сама.

Холл, лестница на второй этаж, рой голосов вокруг, суета, а я все вижу словно на экране в замедленной съемке. Слышу отдельные слова и обрывки фраз. Они сливаются в одно — гудящее, пробирающее до дрожи в коленях. Сплошная психоделика. В памяти не остается ни того, как я поднимаюсь на нужный этаж, ни шагов по коридору. Как в трансе.

Я прихожу в себя перед дверью в лабораторию. Выныриваю с хлопком, с искрами в глазах. Сердце мечется, стучит в висках. Мне надоело.

Натягиваю на губы улыбку, прячу глубже свои страхи, свою иррациональную боль и смело захожу внутрь.

Поехали.

— О, а вот и Оса! — первое, что до меня доносится, это голос Верховцевой.

Сучка сидит у стены. Рядом с ней Меранов. На мое появление он вообще никак не реагирует — сидит, как и сидел, задумчиво поигрывая колпачком от ручки. Снова злой удар сердца.

Я ненавижу тебя, Оса.

Взаимно, Мерз.

— Соскучилась, что ли? — подхожу ближе и швыряю рюкзак на табуретку.

— Нет, просто надеялась, что ты, наконец, свалишь в туман и перестанешь мозолить глаза. Хреново выглядишь, кстати, — ядовито пропела она, — интересно, чем занималась, что тебя так потрепало?