Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари - Страница 50

— Когда закончится что? — спрашиваю я очень тихо.

Он умолкает на несколько долгих секунд, затем говорит:

— Когда я умру, рыжик. Цена — моя жизнь, и ты будешь смотреть, как они меня убивают. Наказание для нас обоих. Я знал, когда сделал это. Сказал им, что всё равно сделал бы это вновь. Я вижу тебя, Йи-йи. Я не хочу умирать и больше никогда тебя не видеть. Я не могу этого вынести!

Я крепко обнимаю его, сама рыча как Адский Кот. Как смеют эти Охотники? Кто они такие, чтобы отнимать жизнь просто потому, что было нарушено несколько правил? Не слишком ли остро реагируют? Разве они не знают значение слова «пропорциональный»: то есть, наказание должно быть соизмеримо преступлению, и ни каплей больше?

Убивать кого-то за нарушение правил, которое никому не навредило — это непропорционально. Я могла бы смириться с тем, что они вернули нас в наше изначальное состояние: это больше похоже на принцип «око за око», но чтобы отнимать жизнь за око? Охотники — чрезвычайно эволюционировавший вид, носители сложных закономерностей вселенной, они видят, как всё взаимосвязано и сплетают эпические красные нити, которые связывают судьбы меж собой.

Шаззи любит меня. И если мне хоть что-то известно о любви, так это то, что она заставляет тебя нарушать правила. И если мне хоть что-то известно о правилах, так это то, что их надо пересматривать и ставить под сомнение, иначе они превратятся в машинальные, устаревшие предписания и законы, которые применимы к обществу, существовавшему когда-то, но уже не существующему сейчас, потому что оно эволюционировало.

Следовательно, правила тоже должны эволюционировать. Вселенная и всё в ней находится в постоянном изменении. Когда кто-либо в последний раз ставил под сомнение правила Охотников?

Как-то раз я пырнула Й'рилл, и это обездвижило её на время. Я пырну их всех, если потребуется, чтобы…

Проклятье, у меня нет моего меча. Или одежды. Или еды.

Риодан найдёт нас. Он войдёт с Мак и Девяткой. Мы надерём их задницы десятью разными способами, это будет эпично и круто, и мы уйдём отсюда.

Если только мы не на планете, которая, типа, находится на расстоянии нескольких галактик и ста тысяч миллиардов световых лет от Земли. Если мы не похоронены в сердце тёмной звезды, окружённой бесчисленными чёрными дырами, охраняемой армией К'Враков, что вполне возможно, учитывая природу Охотников. Это может стать малюсенькой проблемой.

Не волнуйтесь. Я вытащу нас отсюда.

Мои губы изгибаются, но эта не та улыбка, на которую ответил бы адекватный человек.

Это улыбка женщины, которая пережила адское детство, терпела промывание мозгов от монстра-грандмистрисс, безнаказанно перечила и раздражала Риодана на протяжении многих лет, едва не замёрзла насмерть, победила Ледяного Короля, стала ещё сильнее после пяти долгих лет в самых опасных мирах Зеркал, убила двух принцев Невидимых, спасла Мак от целых четырёх принцев, перенесла потерю Танцора, уничтожила Балора и стала могучим Охотником, который бороздит звёздные океаны.

Я чёртова сила самой Природы, бл*дь.

Позволить Охотникам убить Шазама?

Не. Бывать. Этому. Никогда.

Глава 28

В саду Эдема^[36]

Мак

— Восстанови мой двор, и я скажу тебе, как спасти твоего отца, — властно повелевает Зима. — Я отравила его. Ты должна последовать за мной, если хочешь получить ответы, — когда она просеивается, её ядовитая улыбка задерживается после исчезновения остального тела, и смех с издёвкой отражается от заиндевевших стен.

— Ты можешь последовать за ней? — мрачно спрашивает Бэрронс.

Я не могу оторвать глаз от своего отца. Обе руки висят под неестественными углами, кожа покрылась коркой кровавого льда. Все его пальцы выгнуты, некоторые вывернуты в противоположную сторону. Эта сука сломала ему руки и уничтожила ладони. Несомненно, это было медленно и болезненно. Бросившись к нему, я падаю на пол и прижимаю пальцы к его запястью, которое ничего не даёт, затем к сонной артерии. Проходит пять секунд прежде, чем я ощущаю удар сердца, и ещё семь секунд до следующего. Его пульс слабый и медленный, но он есть. Если она отравила его (а у меня нет оснований полагать, что она соврала), я не посмею потерять её. Если Зима убеждена, что я могу последовать за ней туда, куда она просеялась, значит, я обладаю этой возможностью, и будем надеяться, что во мне осталось достаточно силы, чтобы перенести нас с Бэрронсом туда. Я нежно приподнимаю голову своего отца, чтобы заглянуть в его лицо. Он сильно избит — оба глаза с фингалами, множество порезов.

— Думаю, да. Ты можешь исцелить его, Бэрронс?

— Я могу ускорить восстановление поломанных костей, — он прижимает ладони к черепу моего отца с обеих сторон и начинает тихонько напевать. Наконец, остановившись, он говорит: — Некоторое время он останется в замершем состоянии. Я понятия не имею, как долго заклинание продлится в Фейри.

Слёзы катятся по моим щекам, застывая в кристаллы, и со звоном падают на заснеженный пол.

— Что насчёт яда? Она говорила правду?

Бэрронс соскребает несколько кристаллов заледеневшей крови с руки моего отца, которая изломана так сильно, что я едва могу на неё смотреть. Кость торчит из разорванной застывшей плоти. Бэрронс несколько секунд перекатывает кристаллы на языке, потом бормочет:

— Я его не узнаю. Благодаря восстановившимся воспоминаниям их знания предшествуют моим.

— Ты можешь это нейтрализовать?

— Нет.

— Что оно делает с ним?

— Токсин нацелился на один-единственный орган — его сердце.

Вот сучка! Сердце Джека Лейна — это самая прекрасная его часть, а ведь он состоит лишь из прекрасных вещей.

— Что это значит?

— Со временем оно сделается жестким и перестанет биться.

И мой отец умрёт.

— Сколько ему осталось?

— Я не в состоянии это определить.

Я пристально смотрю на него, и равные доли ярости, горя и мольбы сверкают в моих глазах.

— Ты не хочешь, чтобы я это делал, — рычит Бэрронс.

— Как по мне, Дэйгис выглядит нормально, — говорю я натянуто.

— А Хлоя? Ей тоже нормально? И каково будет Дэйгису, когда Хлоя умрёт?

Я вздрагиваю. Если Бэрронс превратит моего отца в одного из Девятки, он будет жить вечно. Моя мать умрёт. Мы с Алиной никогда не испытывали нехватки любви, всегда чувствовали себя драгоценными и лелеемыми, но мы также знали, что любовь между мамой и папой — это любовь двух половинок, затмевающая всё остальное, и они хотели, чтобы мы обе познали такую любовь.

— Постарайтесь исчерпать предварительные варианты, прежде чем бросаться в поезд, который идёт к последнему средству, мисс Лейн.

— Ты не считаешь, что быть тобой — ужасно.

— Джек Лейн со мной не согласится, — бесстрастно отвечает Бэрронс. — Дэйгис обладает тьмой, которой недостает вашему отцу. Эта тьма необходима, чтобы жить так, как живём мы. У вас достаточно силы, чтобы просеяться? Вы можете последовать за ней?

— Я не могу просто бросить…

— Она чего-то хочет от вас. Если Джек умрёт, она этого не получит. Включите голову, мисс Лейн. Отключите сердце. Ни любви, ни ярости. Это игра. Вы играете с целью победить. Джек ожидал бы от вас именно этого. Уберите это дерьмо куда подальше и просейте нас. Немедленно!

Последнее слово он буквально ревёт, и это производит именно такой эффект, на который он рассчитывал — воспламеняет огонь во мне. Я хватаю его за руку, закрываю глаза, сосредотачиваюсь на Зиме и мы…

Стоим на маленькой зеленеющей поляне посреди высокого леса с влажным ароматным ветерком, который шелестит листвой над нашими головами. Я пошатываюсь и едва не падаю. Бэрронс подхватывает меня, рывком поднимает в стоячее положение и крепко обнимает рукой за талию. К сожалению, как я и подозревала, перенос сюда забрал последние унции силы, имевшейся в моём распоряжении. Где бы мы ни были, мы задержимся здесь на некоторое время. К счастью, при мне есть копьё и прирождённый убийца фейри. Я могу наносить удары из лежачего положения, будучи тяжело раненой. Я уже делала это прежде.