Вор (СИ) - Кауэр Верена - Страница 8

Альберу хочется его приручить. Чего греха таить, это вопрос и спортивного интереса тоже.

Поэтому Альбер лишь кивает:

— Иди сюда, не маячь на пороге.

Альбер вовсе не удивился бы, останься мальчишка в углу у двери, но он подходит и встаёт совсем рядом, на инструмент облокотившись.

Альбер не любит, когда при игре смотрят на его руки.

Сейчас ворчать почему-то не хочется.

Он, собравшись с духом, снова касается клавиш. Бенедетто от его рук вовсе взгляда не отрывает; ещё чуть-чуть — и забудет совсем, как дышать. Альбер под этим взглядом ошибается, конечно. Внутри всё сжимается невольно в ожидании резкого оклика, а то и удара по рукам.

Альбер продолжает играть, отправляя воспоминания куда-то в дальний угол сознания, запирая их там — они выбираются каждый раз всё равно, но ему нужна передышка.

Бенедетто смотрит и слушает, его неидеальности не замечая.

Альберу почему-то спокойнее становится; он даже позволяет себе небольшую импровизацию в конце. Бенедетто тихонько аплодирует спрятанными в рукава ладонями. Альбер кланяется шутливо.

— Ты сам не умеешь? — спрашивает.

— На гитаре я хорошо, — пожимает плечами Бен. — И на губной гармошке тоже. А тут так, самые азы и с листа умел когда-то. Учили, — объясняет, — в первой приёмной семье. Сейчас, наверное, всё уже забыл.

Гитара. Ужасно хочется попросить его научить — или хоть просто сыграть.

— Попробуешь? — Альбер поднимается, уступая место. — Я напомню. Это не так сложно.

— Если ваше величество желает, — фыркает Бен, но садится.

И замирает, когда Альбер, со спины накрыв его руки своими, ставит их в правильную позицию. На миг взгляд снизу вверх бросает — и тут же снова опускает его на клавиши.

Он оказывается способным учеником — вспоминает-схватывает всё на лету. Альбер слишком хорошо видит, как заметно — з н а к о м о — напрягается он при ошибках.

Будто ждёт, что вот-вот прилетит линейкой. Или чем его учили, указкой? папкой с нотами по голове?

Альбер объясняет и исправляет всё, как может, мягко — и сам успокаивается, видя, как расслабляются худые плечи.

— Сыграешь со мной? — предлагает сам для себя внезапно. — В четыре руки?

Бенедетто хмыкает.

— Знаете, виконт, — паясничает, — ваши руки настолько прекрасны, что добавлять к ним мои — насилие над искусством.

Альбер вздыхает. Бенедетто окончательно дышать перестаёт, когда Альбер садится рядом, касаясь его бедра своим.

(В рождающейся у них на двоих мелодии — такой неидеальной, что учитель схватился бы за голову, — звучит душа.)

(И — немного совсем — любовь.)

========== Рождество ==========

Бенедетто непонимающе хлопает глазами на коробку, притащенную Альбером из торгового центра.

— И… что это? — спрашивает, не выдержав, пока Ал стягивает запорошенную снегом куртку.

— Украшения, — Альбер, наконец, открывает свою добычу и вытаскивает свернутую гирлянду. — Рождество скоро. Не любишь его?

— Не вижу смысла, — Бен передёргивает плечами, любопытно заглядывая в коробку. — Пусть богатые детки празднуют, я… погоди-ка, точно, — он кривляется, изображая осознание, — я ведь теперь живу с одним из богатых деток. Мне никуда не деться, а?

Альбер кивает, подключая гирлянду к сети. Та начинает мигать золотистым светом.

— Тебе никуда не деться.

— Ужасно, — Бен морщит нос, вертя в пальцах сверкающий шар на ёлку. — Как по мне, слишком уж много блестяшек, мишуры и пустых обещаний. Люди придают этому слишком большое значение.

— Это сем… — начинает Альбер и осекается. Добавляет тише: — Я понял.

— Это семейный праздник, да-да, он самый, — отмахивается Бен, — не делай такое похоронное лицо, я не собираюсь плакать и рассказывать о детских травмах. Блестяшки так блестяшки, всё для тебя. Хочешь, сопру тебе игрушку с той ёлки на площади?

— Даже не думай, — закашливается Альбер.

Бен только разводит руками и хлопает глазами с невиннейшим видом.

Альбер на всякий случай грозит ему пальцем.

***

Бенедетто ворчит и закатывает глаза весь вечер, пока Альбер украшает их квартирку и наряжает ёлку, но гулять, вопреки своим же многочисленным угрозам, так и не уходит — вертится рядом, суёт нос во всё, во что может сунуть нос, комментирует дизайн снежинок и чуть не падает с табуретки, когда лезет-таки повесить венок на стену.

Альбер никогда не видел его таким — настолько нервным, раздражённым и неловким. Бенедетто будто не знает, куда себя деть, но скрывает это и отчаянно бравирует, делая вид, что всё в порядке.

Нихера не в порядке.

— Если ты так не хочешь, — Альбер, всё-таки выведенный из себя, кидается пушистой гирляндой в него, — мы можем ничего не делать. Запереться дома, задёрнуть шторы и просто…

Бен на него смотрит молча, нервно комкая гирлянду в руках. Несколько раз открывает рот, будто собираясь что-то сказать, и глотает это; потом выдавливает, явно с собой борясь:

— Нет. Тебе это важно, значит, я… не знаю, наряжусь в шубу святого Николая и научусь готовить рождественское полено и повешу башмачок на камин… хотя стой, у нас нет камина. У тебя в особняке или где ты там жил, виконт, был камин?

Альбер прикрывает глаза.

— Ты не обязан…

— Да ладно, — Бенедетто накидывает гирлянду ему на шею. — У тебя это первое Рождество без твоей прекрасной во всех отношениях семьи, у меня это… первое Рождество… — он осекается и мотает головой, улыбаясь: — командуй, виконт, сделаем это красиво.

Альбер скашивает взгляд на его дрожащие руки.

— Только боже тебя упаси тянуть меня на каток, — фыркает Бен. — Мне не везёт с коньками.

— Не потяну, — хмыкает Альбер.

Бен чмокает его в нос и старательно — фальшиво — улыбается.

***

Бенедетто так явно не по себе, что Альбер не может перестать жалеть об этой затее. Бенедетто под вечер совсем гаснет и сидит на краю дивана, зажав ладони между коленей.

— Зря я, — Альбер садится рядом. — Я тебя не заставляю, ты же знаешь? Ты мог бы не…

Бен мотает головой.

— Просто нервничаю. Может, тебе было бы лучше домой, к твоей матери и…

— Не было бы, — перебивает Альбер, наверное, слишком резко.

— Я просто, — Бен вздыхает. — Я праздновал Рождество, да, но это было… не знаю, в первой приёмной семье, но я был маленьким засранцем и всё портил и… а потом было не до праздников, да и не то чтобы была подходящая компания, да и вообще праздники — лучшее время, все пьяные и беспечные, засматриваются на фейерверки и не следят за кошельками, так что я потом на эти деньги пару месяцев жить мог в удачные годы, так что… я же и сейчас всё испорчу. Это то, что я делаю каждое Рождество. Порчу. А все продолжают говорить про семью, семейный праздник, и я, в общем-то… лишний. Все эти дурацкие традиции, ужины, подарки под ёлочкой…

— Гринч, — неловко шутит Альбер, легонько толкнув его в плечо. — Вот почему ты любишь зелёный.

— Я не смотрел, — признаётся Бен, неуверенно улыбаясь.

— Посмотрим, — Альбер осторожно тянет его к себе. — Если хочешь. Хочешь, сейчас?

Бен прислоняется к его плечу.

— Тебе бы всё-таки к семье. Семейный праздник, ты же говорил, что всегда раньше… ещё не поздно, думаю, твоя мама будет…

— Я ей позвоню после полуночи, — Альбер говорит осторожно, подбирая слова. — Но это Рождество я хочу провести с тобой. Если ты хочешь. Перестань… говорить про семейный праздник так, будто это не имеет к тебе никакого отношения.

— Оно не…

— Оно да.

Бенедетто замолкает. Бурчит себе под нос:

— Если ты продолжишь в том же духе, я растрогаюсь и тебе придётся полвечера терпеть мои слёзы. Тебе оно надо? Тебе не надо. Хватит.

Альбер обнимает его осторожно. Бен тыкается носом в его плечо, моргает чаще, чем нужно.

— Зараза ты, виконт.

Альбер тихо хмыкает.

— Ты ведь от меня не отделаешься теперь, — ворчит Бен. — Если ты правда…

— Считаю тебя семьёй.

— Зря ты это.

Альбер легонько гладит его по спине. Бен носом шмыгает едва слышно.