Хроноагент - Добряков Владимир Александрович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/118
• Следующая

— Андрей! Ты горишь, прыгай!

Это кричит Сергей. Но куда прыгать-то? Прямо на станцию?! Там меня встретят!

Мотор еще работает. Пытаюсь сбить пламя, но в результате моих действий оно еще больше разгорается. Перекрываю подачу бензина, но пожар не прекращается. Уже начинает припекать. Кабина наполняется дымом, ничего не видно. Я немного приоткрываю фонарь, и дым вытягивает. Но одновременно пламя, проникнув в кабину, начинает лизать мои сапоги и комбез.

Кажется, это все. Вот ты и отлетался, Андрей Коршунов.

Прыгать нельзя: внизу немцы, да и прыгать-то уже не с чем. Сиденье напоминает раскаленную сковородку, парашют, наверное, уже сгорел. До фронта не дотянуть. И высоты не хватит, да и сгорю раньше.

Пламя уже жжет невыносимо. Стискиваю зубы, чтобы не заорать от боли в эфир. Гореть заживо выше моих сил. Я был готов к любому концу, только не к такому. Выход один. Крутое пике, до земли. Толкаю ручку от себя и вдруг ясно слышу голос Ольги: “Я на тебя зарок положила. Пока я жива, с тобой ничего не случится”. Как ты была права, Оленька! Тебя не стало, и со мной случилось. Да еще как! Даже в страшном сне мне не снилось, что я горю в бушующем пламени. Тлеют волосы, загорается комбез. Как медленно приближается земля! И как больно моим ногам, на которых уже обуглились сапоги!

Что это? Чуть левее я вижу на земле характерные тени от емкостей, в каких хранят большие запасы топлива. Вот он — склад ГСМ! Его миновали бомбы, но ударные волны и комья земли промяли маскировочные сети, и емкости стали отбрасывать свою тень.

Ну вот, Андрей Злобин, вот твоя последняя цель! Не промахнись, Андрюха!

И снова я слышу голос Ольги: “Не бойся, Андрюша. Потерпи еще чуть-чуть, милый. Еще секунда-другая, и все кончится. Это нестрашно…”

Уже не чувствующей ничего ногой давлю педаль. Слава богу! И нога послушалась, и тяги управления не перегорели еще. “Як” отворачивает влево. Теперь ручку чуть на себя… Я уже не ощущаю боли. Я атакую. Мне нельзя промахнуться в этой последней в моей жизни атаке!

— Прощай, Андрей! — слышу я в наушниках.

Емкости с бензином уже заполнили все поле зрения. Сегодня Гудериан горючего не получит! Я кричу:

— Мииррр вашему дому!

— Как вы себя чувствуете?

Я слегка балдею от этого вопроса. Как может чувствовать себя человек, которого разнесло на атомы в яростной вспышке взрыва?! Второй мыслью до меня доходит, что главная необычность не в содержании вопроса, а в том, что я его слышу. А может быть, я уже на том свете?

— Не притворяйтесь, я прекрасно вижу, что вы уже пришли в себя. Откройте глаза.

Голос женский, довольно приятный. Что, если действительно открыть глаза? Что я увижу? Емкость бензохранилища, закрывающую все поле зрения? Небо? Пламя? Адское пламя! Райские кущи? А может быть, обладательницу этого приятного голоса?

— Ну же, смелее! Там для вас уже все кончилось.

“Значит, я действительно на том свете”, — думаю я и, вздохнув, открываю глаза…

Небо… нет, это не небо, скорее потолок, но какого-то необычного жемчужно-голубоватого цвета.

“Гм, приятный цвет у того света”, — отмечаю я и кошусь направо. Дисплеи, экраны, частью погашенные, частью заполненные символикой, гуляющими кривыми и еще чем-то: то ли петлями гистерезиса, то ли фигурами Лиссажу. Корпуса дисплеев — в тон потолку и стене, свечение мягкое, тоже голубоватое. Как-то не соответствует все это моим представлениям о том свете.

“А что налево?”

Налево сидит молодая женщина, скорее девушка, лет двадцати-тридцати, скандинавско-славянского типа с длинными, до пояса, соломенного цвета волосами. На ней жемчужно-голубоватое платье из настолько прозрачной ткани, что отчетливо виден бюст, что, однако, ничуть не смущает его обладательницу. Впрочем, ниже широкого белого пояса юбка, отдавая дань скромности, совершенно непрозрачная, что не мешает ей быть вызывающе короткой и почти полностью выставлять на мое обозрение до неприличия красивые длинные ноги, форму которых подчеркивает начинающееся от самых колен плетение белых ремешков, переходящих в изящные босоножки.

Сие творение “того света” сидит вполоборота ко мне перед внушительного вида компьютером и наблюдает сразу за четырьмя дисплеями, заполненными какой-то абракадаброй.

“Ничего себе, тот свет. Рай это или ад, а может быть, чистилище? Где же я?”

Видимо, последние слова я говорю вслух, так как “творение” поворачивается ко мне и говорит с улыбкой:

— Вот нормальная, здоровая реакция. Пришел человек в себя, первый вопрос: где я? Мыслю — следовательно, существую! Ну, поздравляю с возвращением!

А я снова закрываю глаза: “У них что, здесь другого цвета вообще не признают?” — глаза “творения” такие же жемчужно-голубоватые, как и все в этом помещении.

— Может быть, хватит изощряться в остроумии? Объясните толком: где я, как сюда попал и кто вы?

— И, конечно, в двух словах?

— Да, желательно покороче.

Открываю глаза, “творение” стоит надо мной и улыбается, показывая ровные, перламутрового блеска зубы. О господи!

— Вы в Монастыре, сюда вас перенесли в виде вашей матрицы, я — психофизиолог Елена. Удовлетворены?

— Древние спартанцы, Елена, по сравнению с вами — безудержные болтуны. Спасибо, я, безусловно, удовлетворен.

— Что ж, наличие чувства юмора — хороший признак для возвращающегося. Осталась одна формальность.

— Какая?

— Сейчас…

Она поворачивается к компьютеру, и я замечаю еще одну своеобразную деталь ее костюма: сзади от плеч и почти до нижнего края юбки платье прикрыто пришитым вверху к плечам то ли плащом, то ли накидкой с рукавами до локтей из прозрачной бесцветной ткани все с тем же перламутровым отливом. В верхней части накидки, на плечах, свободно лежит капюшон. Елена тем временем, пока я отвлекаюсь на изучение ее одежды, что-то делает с клавиатурой, и мои мышцы как-то все разом непроизвольно дергаются, так что я чуть не вывихнул себе тазобедренный сустав и позвоночник.

— Полегче бы… — бормочу я.

— Двигательные рефлексы — в норме, — как ни в чем не бывало констатирует Елена и кидает мне пластиковый пакет.

— Хватит валяться, одевайтесь.

Только теперь я обнаруживаю, что лежал перед ней совсем голым — впрочем, это уже несущественно. В пакете находятся рубашка из тонкой материи с большим вырезом на груди, шорты из эластичной ткани почти в обтяжку и легкие удобные сандалии. Все имеет перламутровый оттенок (я уже начинаю к нему привыкать), но, в отличие от голубоватого тона одеяния Елены, все более темного, почти синего цвета.

Пока я одеваюсь, Елена вполголоса разговаривает с чьим-то изображением, появившимся на одном из дисплеев. Я не могу разобрать ни слова, впрочем, я и не прислушиваюсь, занятый своими мыслями. Монастырь… матрица… перенесли… возвращающийся… Черт знает что! Слишком уж резкий переход: воздушный бой над Рославлем, горящая машина и вдруг этот монастырь! Как я сюда попал? Ведь я пикировал на емкости с бензином…

— Готовы? Пойдем, Магистр ждет нас.

— Магистр? А может быть, аббат? Ведь я все-таки в монастыре.

— Как вы сами сказали, хватит изощряться в остроумии. Магистр вам все объяснит, и не в двух словах, как я. Пойдемте же.

Она берет меня за руку, как непослушного ребенка, и ведет к выходу из помещения. Замечаю еще одну деталь туалета Елены: ее руки до локтей затянуты в тонкие перчатки из такой же прозрачной ткани, что и накидка. Елена ведет меня по коридору, освещенному голубоватыми потолочными экранами, так стремительно, что ее плащ-накидка развевается сзади, как крылья. “Падший ангел или все-таки дьявол”, — успеваю машинально подумать. Мы куда-то поднимаемся на лифте, затем проходим по стеклянной галерее, так быстро, что я успеваю заметить только необычные здания разной расцветки. Затем мы вновь куда-то поднимаемся, идем по коридору. Елена уже почти бежит, когда мы останавливаемся перед дверью, обитой синим пластиком с серебряной табличкой “Магистр Альфа-14”.

• Предыдущая
• 58/118
• Следующая