Клан зверя (СИ) - Риз Лаванда - Страница 27

И ради этой цели она всё-таки выбралась, из последних уже даже нечеловеческих сил, хрипя и кашляя, еле-еле вытаскивая из воды безжизненное отяжелевшее тело князя, на дрожащих ногах, не чувствуя рук. Она рухнула на берег, отдышавшись, и снова подтянула его за плечи, пока с протяжным стоном не вытащила его из воды полностью. Мэг трясло мелкой дрожью, но девушка не чувствовала ни боли, ни холода, только жуткую слабость. Но всё же, трясущимися руками она нащупала его пульс, чтобы убедиться, что Ральф жив. Под её холодными пальцами слабо пульсировала вена — он всё ещё цеплялся за жизнь. Собрав последнюю волю в кулак, Мэг принялась ритмично нажимать на его грудь, вдыхая ему в рот воздух.

— Очнись, ну же! Ты же такой сильный, князь клана! Ральф, давай! — била его в грудь Мэг, чередуя с искусственным дыханием. — А ну живи, чёрт бы тебя побрал, монстр зеленоглазый!

Ральф дернулся и закашлял, выплевывая воду, с бульканьем втягивая воздух. Мэг, слабо улыбнувшись, перевернула его на живот, продолжая стучать по спине, пока он не застонал. По слипшимся мокрым волосам князя, к затылку, сочилась тёмно алая кровь. Осторожно коснувшись его головы, Мэг ощутила открытую рану, с испугом взглянув на свои окровавленные пальцы.

— О нет, — прошептала она, и мысли понеслись вихрем.

Стянув с него его накидку и сложив её валиком, Мэг бережно перевернула Ральфа обратно, подсунув ему под голову мокрый валик. Ральф хрипел, порывисто и тяжело дыша. Он приоткрыл глаза, но было видно, что даже это доставляет ему жуткую боль.

— Это я, Ральф, мы выбрались из реки, но ты здорово треснулся головой, — прошептала Мэг, склонившись над ним ещё ниже. — Вокруг ни души, а тебе нужна помощь, иначе ты истечешь кровью. Я не знаю, что делать. … По-моему, мне нужно идти, если повезёт, я наткнусь на селение. А ты не смей умирать, я так старалась, вытаскивая тебя из воды! Слышишь? Лежи и не двигайся! На лугару всё должно заживать, как на собаке … или как-то так.

Ральф попытался ей что-то сказать, но из его груди вырвались только очередные хрипы.

— Тебе нельзя разговаривать! Я и без тебя знаю, что мы в полном дерьме, но если мы выжили, нужно попытаться. — Мэг поднялась на четвереньки и поползла по склону. Она хваталась за висячие в воздухе корни, и колючие ветви кустов. Поднявшись на слабых, дрожащих ногах, и опираясь на попадающиеся стволы деревьев, Мэг побрела в лес, отдавшись на волю этих суровых и молчаливых небес, полагаясь лишь на судьбу.

Сколько она так брела, определить в её состоянии было сложно, но, похоже, боги этого мира всё-таки смиловались над нею, вероятно пожалев самого князя. Прямо перед собой, из-за деревьев, Мэг увидела селение. И она смело двинулась вперед, не имея понятия, что это за селение и что это за стая. Она подошла к хижинам и визг, игравших детей привлек внимание взрослых. К ней, со всех сторон сбегались лугару. Их недружелюбные взгляды на суровых лицах, были напряженными и хищными. Измученно упав на колени, Мэган подняла голову, выдавив слабым голосом:

— Там, на берегу реки … раненый князь … Ральф. На нас … напали. Воины … погибли. Помогите ему. — Произнеся последнее слово, она упала без чувств, истощив все свои возможности.

Мэг пришла в себя от резкой боли. Всё тело болело, в глазах темнело, и расплывались красные круги, а во рту чувствовался горький и омерзительный привкус. Присмотревшись, она обнаружила себя, лежащую в незнакомой хижине, абсолютно голой, а возле стола копошилась какая-то косматая женщина лугару.

— Где я? — всполошено, прохрипела Мэг.

— Там же куда и пришла, — отозвалась, не поворачиваясь, женщина. — В селении лесорубов. Ты вся покрыта синяками, словно пятнистая псара. Рёбра ты себе сильно зашибла, может, даже парочка треснула, но вообще Джафрат-Кир сильно к тебе смилостивился, лунный творец не иначе обернул тебя неким чудом, раз жива осталась. Сейчас смажу твои царапины, и через день-два будешь как новенькая.

— А Ральф? Что с ним? — Мэг сверлила её спину напряженным взглядом, почему-то злясь на ворчливую тётку.

— Князь жив, но потерял много крови. Мы уже отправили гонца в Фархад. С ним его чародей, он поможет князю лучше, чем я. Как твоё имя, чужачка?

— Мэг.

— Значит, это твоё имя он повторял в бреду, когда мы несли его к селению. Кто ты вообще такая? — Старуха обернулась, сверкнув черными глазами.

— Я уже сама не знаю, кто я, — прошептала Мэган, — Сами сказали — я чужачка, то место, откуда я пришла, вы лугару называете смежным миром, — прикинулась дурочкой Мэг, «не болтать же, в самом деле, что я сплю с их князем, чтобы зачать наследника, из-за какого-то проклятья».

— Что же всё-таки с вами случилось? — не унималась любопытная лугару, пытливо глядя на неё из-под седых косм.

Мэг вздохнула.

— Мы были в селении золотоискателей, в стае Арея. Как вдруг среди бела дня, они все превратились в оборотней, и напали на нас. Этот ужас до сих пор стоит у меня перед глазами, — тихо шептала она. — Как такое может быть?

— Бешенство, — деловито протянула старуха. — Такое редко, но случается, страшная болезнь, приходит с болот, нет от неё спасенья, ни травы, ни магия чародеев не помогает. Лично я думаю, что это всё происки наших врагов, из других кланов. Они могут подбрасывать нам эту заразу. Всё зараженное селение должно сгореть дотла вместе с трупами лугару, и ещё долго, на том месте даже трава не будет расти. Вам повезло, что вы спаслись. Но почему чародей приказал оберегать тебя? Ты рабыня князя?

— А ты сама у него спроси, — горько усмехнулась Мэг, — Я устала. Дай мне одежду. — Девушка отвернулась от старухи, давая понять, что больше она не намерена разговаривать.

Наверное, она проспала очень долго. Но у неё даже возможности не было спросить, сколько прошло времени, потому что взволнованная старуха разбудила её своими криками и прямо таки вытолкала из хижины:

— Давай, давай быстрее. За князем примчались всадники из Фархада! Чародей всех торопит. Мне велели срочно доставить тебя к псарам.

В селении царила страшная суматоха. Несколько десятков воинов уже восседали на псарах, ожидая, когда на носилках вынесут князя. Эти носилки повесили между двумя животными, приладив крепления к упряжи. Один из воинов, не давая никаких объяснений, подхватил Мэг и усадил её перед собой, а сама она не могла оторвать взгляда от бледного лица Ральфа, неподвижно лежащего на носилках. Его глаза были закрыты, голова перевязана, около него хлопотал встревоженный Магнус, и Мэг вдруг ощутила такую тяжесть на сердце, такую непонятную и не известную для себя тоску…

Всю обратную дорогу, она бросала через плечо короткие взгляды на псар, везущих Ральфа, не переставая мучиться мыслями «почему так происходит и что творится в её душе?».

Мэг вспоминала выражение его лица, когда она только увидела его впервые, эти холодные ядовитые глаза, изогнутые брови, придающие его лицу надменное выражение, самодовольные и ехидные ухмылки, грубые фразы, оскорбляющие всё, что было с ней связано. Как же он её раздражал, до отвращения! Как изводил её до тошноты! А потом эти жуткие ночи в башне. … Каким жестоким он мог быть, каким равнодушным и циничным! Его не волновали её боль и унижение, её чувства и желания. Он лишь хотел сохранить свою власть и собственную жизнь, используя её для своих планов. Он довел её до нежелания жить. А потом. … …Этот колдун со своим зельем. И что-то изменилось после того. Ральф злился, грубил, выводил её из себя как прежде, но его отношение к ней стало иным. Что-то похожее на страсть охватывало его время от времени, в его зелёных глазах зажигался манящий её огонь, его прикосновения стали доставлять ей изощренное удовольствие. Ведь что-то произошло и с ней самой! Боясь его прихода, ненавидя его до дрожи в коленях, презирая этот голос, эти наглые глаза вначале, затем она вопреки всему привязалась к нему. Почему она хотела, чтобы он выжил, почему спасла ему жизнь, почему волновалась, почему превозмогая боль и усталость, она нашла в себе силы добраться до селения? Ведь стоило ей лишь снова вспомнить его слова, его грубость и издевательства, как её опять начинало трясти от злости и обиды? Но. … Видим, о какая-то одна из граней её души, уловив эти изменения, произошедшие в нём, приклеилась к этой скрывающейся мягкости в его глазах, к этой заботе, которую он упрямо маскировал под своим раздражением и гневом, к нежности, которая так неуловимо проскальзывала в его прикосновениях.