Птицеферма (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 81

— Только попробуй! — взвизгивает Чайка и виснет на руке у своего мужчины. — Не хочет эта дура рожать, передумает еще! Нельзя ее!

Ворон морщится и высвобождает руку. Но не для того, чтобы отделаться от препятствия, а чтобы показать Главе, что решение принято им самим, а не его женщиной.

— Я не стану пороть беременную, — отвечает твердо. — Замени наказание.

— Верно! Дети — это чудо! Это дар! Бог нас так благословил! — на одном дыхании выпаливает Чайка, окрыленная поддержкой сожителя. Тот решительно отодвигает ее себе за спину, чтобы не шумела.

Однако менять вид наказания Филин не намерен. Опасается, что жители Птицефермы решат, что, сумев однажды повлиять на его решение, они смогут это и вновь, и тогда Главу уже не будут бояться, как раньше. Авторитет Филина построен не на уважении, а на чистом страхе. Одна поблажка — и иллюзия могущественности рассеется.

— Ибис? — выбирает новую жертву.

Тот тоже не выглядит довольным. Не отказывает, но и не спешит хвататься за розги.

— Никто не будет пороть беременную женщину! — вдруг громко заявляет Сапсан, отстраняя от себя Рисовку и делая шаг вперед. — Это наше общее решение.

— Общее! — успевает воинственно выкрикнуть Чайка, пока Ворон вновь не задвигает ее себе за спину.

— Что? — у Главы такое лицо, будто он не верит своим ушам. — Это бунт?

Сейчас в круге Филин, Сапсан и Олуша. Мужчины борются взглядами, правда, Главе приходится смотреть на противника снизу вверх. Сапсан выше и крупнее. Он напоминает мне древнегреческого бога: широкие плечи, узкие бедра, развитая мускулатура, крупный нос с горбинкой, волнистые светлые волосы, в которых для полного соответствия не хватает лаврового венка.

— Это наше общее решение, — отрезает Сапсан. — И тебе придется с этим смириться.

— А ты кто такой, чтобы озвучивать общие решения? — пренебрежительно интересуется Глава. — Ворон, Ибис! — оглядывается на своих помощников. — У нас бунт! Это недопустимо! Взять его!

Мужчины переглядываются. Да, они не согласны с решением наказать Олушу розгами, но их верность Филину никуда не делась.

Ворон и Ибис послушно шагают по направлению к Сапсану.

— Не сопротивляйся, — советует Ворон.

И вдруг крик из «зрительного зала»:

— Это он убил Чижа!!!

— Это он убил Чижа!!! Филин убил Чижа! Не трогайте Сапсана! — отчаянно кричит Рисовка, так громко, что закладывает уши.

Еще крик дает эффект разорвавшейся бомбы. Все приходит в движение.

— Чижааа?! — взвизгивает Кайра.

— Вот это обвинение! — в восторге восклицает Чайка.

Больше не разобрать, потому что все говорят одновременно. У меня вообще создается впечатление, что в этом гомоне молчим только мы с Ником.

— Это клевета! — кричит кто-то.

— А убийцу-то так и не нашли! — одновременно с ним звучит уже другой голос.

А ведь мы приписали смерть Чижа наркодилерам, основываясь лишь на том, что они были в нужном месте в нужное время. Но там были и я, и Ник, однако это вовсе не значит, что убийца кто-то из нас.

Ворон и Ибис замирают, так и не схватив Сапсана; растерянно смотрят на Филина.

Воспользовавшись заминкой, Рисовка выбегает вперед, виснет на руке своего любимого.

— Ты что делаешь? — бросает он ей, но та будто не слышит.

— Это Филин убил Чижа! — громче прежнего кричит Рисовка, не собираясь сдавать назад. — Я сама видела!

— Заткните эту дуру! — приказывает Филин.

Лучше бы молчал. На этот раз его выкрик действительно имеет эффект — все замолкают, одновременно. А Рисовка, сочтя это поощрением к действию, продолжает:

— Не трогайте Сапсана! Я сама видела! Хотела, хотела сказать, когда обвинили Гагару, но испугалась. Я бы сказала потом, обязательно сказала!

Но меня оправдали, а о расследовании убийства все благополучно забыли. Женщина Чижа пустилась во все тяжкие по пути к завоеванию Пересмешника, а его лучший друг заполучил эту самую женщину и успокоился.

Теперь понимаю, почему сам Филин больше не возвращался к теме убийства — ему это было выгодно, как никому другому.

А Рисовка набирает в легкие побольше воздуха и снова припечатывает:

— Это Глава! Он убил Чижа! Он убивает своих!

На этом терпение Филина заканчивается.

— Уберите ее, наконец! — рычит он и сам шагает к обвиняющей его женщине. Однако Сапсан заслоняет Рисовку собой.

Ворон и Ибис продолжают стоять как вкопанные.

— Это правда? — спрашивает Сапсан, сурово хмуря брови и как никогда напоминая древнегреческого бога.

— Конечно же нет! — как сплевывает Филин.

— Правда! — Рисовка из-за плеча своего мужчины.

Атмосфера накалена до предела. Даже Чайка молчит, вертит головой и не понимая, за кого следует болеть. А если у Чайки нет слов — дело серьезное.

Глава тоже обводит собравшихся взглядом. Нервно передергивает плечами. Не такой публичной расправы он сегодня ожидал.

Олуша, счастливая от того, что о ней на время все забыли, на четвереньках, крадучись, пятится к общему ряду, покидая центр круга. На нее никто не смотрит, все взгляды обращены на Главу, его растерянных помощников и их оппозицию — Рисовку с Сапсаном.

— Взять их обоих! — наконец, выбирает линию поведения Филин. — Это бунт, сговор и клевета! Сапсана — повесить!

Вздрагиваю, дергаюсь. Но руки Ника уверенно возвращают меня на место, крепче прижимают меня к его груди.

— Подожди, — шепчет мне на ухо. — Филин сам сказал свое «фас».

Подчиняюсь и смотрю в центр круга во все глаза.

— Он сам не чтит свои законы! — не унимается Рисовка. — Он насилует нас и запугивает! Я не буду больше молчать!.. — на этот раз ее голос срывается, смешиваясь с рыданиями.

— Что ты сказала? — плечи Сапсана каменеют.

— Кто об этом не знал, — онемение покидает Чайку как нельзя вовремя.

— Я тебя убью! — рычит Сапсан и уже открыто надвигается на Главу.

— Уберите его! — визжит Филин.

Ибис было дергается в сторону обидчика лидера, пытаясь помешать, но Ворон кладет руку на его плечо и уверенно качает головой.

Кулак Сапсана встречается с лицом Главы. Белая рубашка живописно орошается кровью. Филин замахивается в ответ, но противник просто играючи перехватывает его руку и заламывает, разворачивает того к себе спиной, сильнее выворачивая конечность.

— Он убийца своего! — объявляет Сапсан. — Я требую суда!

— Насильник! — поддакивает окрыленная действиями своего мужчины Рисовка.

Ну вот и все — то самое «фас» произнесено. И теперь подробности не важны — люди жаждут крови.

— Вы сами подписали себе приговор! — рвется из захвата могучих рук филин, но не преуспевает, а только сильнее злится. — Это все клевета!

— Не клевета! — вдруг выкрикивает Сова. Тяжело опираясь на клюку, делает шаг вперед, чтобы ее все видели. — Он и раньше убивал своих. Я свидетель, — поднимает клюку выше и с силой вонзает в землю. — Суда!

— Суда, — мрачно соглашается Ворон. — Чиж был одним из нас.

— Суда! — выкрикивает Кайра. — Отомстить за Чижа!

— Суда! — начинают скандировать все! — Су-да!!!

Хочется закрыть уши руками.

Филин рвется из захвата Сапсана, кровь из его разбитого носа тонкими струйками бежит по подбородку и стекает на еще совсем недавно белоснежную рубаху.

— Под арест его! — велит Сапсан. — Устроим суд по всем правилам.

— Дело говоришь, — соглашается Ворон.

— Су-да! — продолжают скандировать остальные.

Прикрываю глаза. Слишком громко.

У каждого действия есть свое противодействие. А у каждого поступка — последствия. И как быстро может рассыпаться карточный домик, казалось бы, незыблемой власти.

Стоит Сапсану, Ворону и Ибису увести Филина, чтобы запереть его в подвале — по его же самописным законам, по которым перед смертью осужденный должен провести ночь в темноте без еды и воды, — а остальным разойтись, как небо заволакивает тяжелыми тучами; начинает накрапывать дождь.