Рандеву - Верхуф Эстер - Страница 17

— Я могу заказать вам что-нибудь из еды, — говорит он. — Уже половина второго.

Я поднимаю голову.

— А когда… допрос?

Полицейский пожимает плечами.

— Это не ко мне, мадам.

— А каков обычный порядок? — спрашиваю я, откашлявшись.

Щеки будто распухли изнутри и задевают о зубы, когда я говорю.

— Думаю, допрос будет днем.

В коридоре раздается шум. Кто-то стучит в дверь камеры и кричит. Полицейский поднимает голову.

— Так, значит, вы не будете есть?

Я отрицательно качаю головой.

Не сказав больше ни слова, он поворачивается и закрывает за собой дверь камеры.

Я опять одна.

— Ничего не планируйте на вечер следующей субботы, — сказал Петер.

— А что такое?

— Нашему предприятию исполняется пять лет, и по этому поводу мы устраиваем вечеринку у меня дома. Настоящий праздник с угощением, выпивкой и оркестром. Все как полагается. Придет человек пятьдесят. Мне будет приятно увидеть вас. Клаудиа очень хочет с вами познакомиться. Если я ничего не путаю, мы ожидаем еще четыре голландские пары из округи, так что у вас станет больше знакомых.

— Праздник! Как здорово! — обрадовалась я.

И это была правда. Мы еще ни разу никуда не выходили с тех пор, как приехали сюда. Наш мирок во Франции пока был очень маленьким. Встреча с новыми людьми, живая музыка и танцы — по-моему, это замечательно!

Эрик, сидевший рядом со мной за обеденным столом, пробурчал что-то в знак согласия. У него был полный рот спагетти по-болонски.

— Ой, погодите! Ничего не выйдет, — подумала я вслух. — А как же дети? Нам не с кем их оставить.

— Ну, это не проблема. Многие приедут с детьми. У нас есть телевизионная комната, там, кстати, можно поиграть в компьютерные игры или еще во что-нибудь. Детям будет очень весело. Вкусный соус, между прочим.

Я улыбнулась и взяла еще немного салата, потому что спагетти буквально улетели из кастрюли. Наверное, их было маловато для нас всех. А соус я только что приготовила на скорую руку из оливкового масла, лука, чеснока, помидоров, базилика, соли и сахара. Моя личная революция в области кулинарии свершилась. Серьезное достижение для женщины, которая еще совсем недавно тщетно шарила по полкам самого большого городского супермаркета в поисках пакетиков с готовой заправкой для спагетти и в расстройстве возвращалась домой, думая, что приготовить вкусные макароны без этого ядовито-оранжевого порошка невозможно.

Мне все больше удовольствия доставлял сам процесс готовки, прежде всего — нетрадиционное соединение различных вкусов и отказ от полуфабрикатов. Обнаружить в себе склонность к этому было ново для меня, и я наслаждалась каждым маленьким триумфом на нескольких квадратных метрах своей старой кухни. Гости, которые приедут сюда на будущий год, могут не беспокоиться. Им все понравится.

Пират сидел около мужчин, между Брюно и Петером, выжидающе глядя на них своими разноцветными глазами — карим и голубым. Уши стоят торчком. Конечно, нужно быть наготове — вдруг люди что-нибудь уронят со стола. Или просто дадут потихоньку.

Мишель располагался прямо напротив меня. Отломив кусок хлеба, он собирал с тарелки остатки соуса. Пока остальные были заняты разговорами и никто не обращал внимания ни на него, ни на меня, Мишель то и дело посылал мне страстные взгляды. Подозреваю, что я отвечала на эти призывы. Со дня нашего аркашонского приключения, если это можно так назвать, напряжение не спало, а стало сильнее, потому что у нас больше не было случая ни о чем поговорить. По утрам он выходил из машины Брюно, старенького помятого «пежо», или, если Брюно не приезжал, вылезал из одного из автобусов Петера, и принимался за работу. В восемь часов вечера он снова садился в машину либо в автобус и уезжал.

Я пыталась внушить себе, что это хорошо. Оказавшись в тот день на побережье, я очутилась в скором поезде, идущем прямиком в ад. Рейс был в чистилище, без возврата, но на предпоследней остановке, как раз вовремя, я смогла выпрыгнуть из вагона.

Все, что мне удалось в себе мобилизовать, что было хоть чуточку похоже на здравый смысл, разум или клетки серого вещества, призывало меня не обращать на Мишеля никакого внимания, но тело — предательское тело — реагировало на одну только мысль о его присутствии поблизости. С этим приходилось считаться.

Тем временем произошло еще кое-что.

Сегодня утром парни перешли к поцелуям.

Рукопожатия себя изжили, ведь ребята бывали здесь каждый день. Рука — это для чужих, для соседей, для людей, с которыми едва знаком, но регулярно видишься. А я готовила для них обеды, и Эрик работал вместе с ними, по мере своих возможностей. Он слушал их рассказы и рассказывал им о нашей жизни, о том, что мы делали в Голландии.

Мы стали presque familie[26], как сказал Петер. Почти родня. А значит, при встрече друг друга можно целовать.

По этой причине слова «добрый день» и «до свидания» приобрели особое значение. Я боялась, что все заметят, что мы с Мишелем уже целовали друг друга раньше, что я целую его не так, как других. Опасалась, что буду к нему подчеркнуто равнодушна, чтобы пресечь всякие подозрения до того, как они у кого-либо возникнут, хотя всем известно, что именно так и становится окружающим явной любовная связь. Короче говоря, каждый поцелуй был испытанием.

В доме зазвонил телефон.

— Пусть звонит, — отмахнулся Эрик. — Мы обедаем. Если это важно, позвонят еще раз.

Нет, так нельзя. Дети были на какой-то экскурсии со школой. Мало ли что могло случиться!

Я поспешила к аппарату.

— Алло!

— Симона? Привет, это па. Ты не могла бы позвать Эрика? Мне нужно с ним поговорить.

Мой свекор никогда не отличался таким лаконизмом. Он был одним из самых общительных и разговорчивых людей, которых я знала: всегда шутил, балагурил и со всеми мог поладить. Раньше он работал агентом по продаже люминесцентных ламп, и на службе эти качества ему очень помогали. Эрик тоже их унаследовал.

— Сейчас позову.

Я вернулась на улицу, где, если я правильно поняла, продолжалась беседа о собаках, о том, какие породы смешались в родословной Пирата.

— Эрик, звонит твой отец.

Муж пошел в дом. Я села на свое место и нацепила что-то на вилку. Я надеялась, что плохих новостей не будет. И свекру, и свекрови за семьдесят, но они здоровы и ведут активный образ жизни. Мать Эрика состояла в театральном обществе, где часто получала характерные роли, которые исполняла с воодушевлением и большим удовольствием. Отец вел финансовые дела местного легкоатлетического союза и каждую неделю ходил в кафе играть в карты. Домашние дела они делали вместе. В их доме каждый, кто оказывался там, в ранний ли час или в поздний, мог рассчитывать на внимание и чашечку кофе.

Эта пара занимала особое место в моем сердце. Они были образцовыми супругами и гармонично старились вместе. Большая редкость в наше время.

Парни поели. На свет появились пачки табака и сигареты. Я убрала со стола, а потом пошла в дом, чтобы заварить кофе.

Эрик все еще стоял на кухне. Взгляд серьезный, даже, пожалуй, испуганный. Я подошла к нему.

— Что случилось?

— Мама… Она в больнице. У нее кровоизлияние в мозг.

Я прижала руки ко рту.

— О Господи!

— Она не может говорить. Па сказал, почти совсем не может. Левая сторона парализована. Они играли в карты, и вдруг мама потеряла сознание. Она пока не пришла в себя.

Я обвила руками шею Эрика, и тут же на глаза навернулись слезы.

— Какой кошмар…

Он уткнулся подбородком мне в плечо.

— Я еду к ним. Завтра же.

Я закусила губу. В этот момент мне нельзя было думать ни о ком, кроме свекрови и свекра, который теперь, должно быть, пребывает в полной растерянности, в смятении. Но мысль о том, что придется ночевать в караване без Эрика, в полной темноте, слышать шелест листвы и другие ночные звуки, повергла меня ужас. Конечно, у нас был Пират, но он такой шаловливый, такой дружелюбный ко всем, что я не обманывалась относительно его качеств сторожевой собаки. Но сейчас речь шла не об этом. Ехать вместе невозможно — детей нельзя забирать из школы. Они только-только начали к ней привыкать, все еще оставаясь там чужаками. Но и Эрика не следует обременять нашими проблемами.