Идеальный слуга (СИ) - Ахметова Елена - Страница 9

— Если ты говорил это ради того, чтобы я выглядела довольной на фотографии, то остановиться следовало после слова «улыбка».

Итан демонстративно закатил глаза и опустил фотоаппарат.

— Хорошо, что ты предлагаешь? С такой кислой физиономией тебя не то что в инстаграм, на улицу выпускать нельзя!

— Убери от меня розы, — брезгливо попросила я и выбралась из уютных объятий темно-шоколадного диванчика с бежевыми подушками.

Итан наблюдал за мной с чрезвычайно скептическим выражением лица — и пока я вертелась у витрины с десертами, выбирая наиболее эффектный образец тирамису со свежей клубникой, и пока я рыскала у книжной полки. Зато, когда я вернулась к столику, победно потрясая добытой книгой, не сдержал смешок.

— «Алиса в Стране Чудес»? Серьезно?

— Много ты понимаешь, — пробурчала я, пристраивая на столике крафтовую баночку с тирамису. — Это же издание с иллюстрациями Тенниела! — в доказательство своих слов я пролистала книгу, отыскав черно-белый рисунок девочки — в старомодном платьице с юбкой-клеш, очаровательном переднике и туфельках мэри-джейн, как и у меня самой. В руках Алиса держала сомнительного вида пузырек с темным содержимым, украшенный крупной этикеткой “Drink me”.

Раскрытую книгу я положила рядом с нетронутым десертом, а сама повертелась на диванчике, устраиваясь поудобнее, и взяла в руки чашку слегка остывшего кофе, уставившись на него точно с таким же выражением лица, как девочка на иллюстрации — на бутылочку: смесь любопытства, подозрительности и готовности выпить содержимое чисто эксперимента ради.

Итан прыснул и немедленно защелкал камерой. Я принюхалась к чашечке и поняла, что тщательно подобранное выражение лица «поплыло», выпуская наружу настоящие чувства: удовольствие из-за хорошо проделанной работы, наслаждение уютом и легкое удивление.

А кофе оказался шокирующе приличным, без неприятного послевкусия и тяжелого вяжущего ощущения на языке, как это обычно бывало с пережаренными зернами или слишком крепким напитком. Легкая горчинка скрашивалась нежной пенкой и терпким коричным ароматом, и на последних кадрах я довольно щурилась, как старая кошка на завалинке в солнечный день. Итан многомудро пролистал снимки, одобрительно кивнул и только потом заметил:

— У тебя усы из пенки.

— Все еще симпатичнее, чем твои, — огрызнулась я и потянулась к салфетнице. — Удовлетворен? Теперь расскажешь мне, что случилось с Верой?

Итан разом растерял все игривое настроение и обернулся к стойке.

— Макс, сделаешь, как обычно?

На юном лице симпатичного баристы за стойкой отразился суеверный ужас, но он мужественно кивнул, и все звуки в зале на пару минут заглушил шум кофемолки. Над столиками поплыл густой горьковатый аромат нагревшегося зерна.

Я стащила с тирамису нарезанную клубнику и листик мяты, но вкуса почти не почувствовала. В чашке Итана плескалось нечто, по консистенции напоминающее мазут, и пахло оно так, что перебило даже навязчивый маслянистый запах розового веника.

— Что ж ты сразу кофейные зерна не жуешь? — поинтересовалась я.

— Пей свое молочко и не завидуй, детка, — отбрил Итан, в два глотка приговорив половину чашки, и вздохнул так тяжело, словно это я заставила его пить кошмарную бурду, которую, кажется, даже процедить забыли. — В общем, Вера… чтобы ты понимала, мы жили у Терлецких прудов, и она никогда не уходила далеко от воды. В тот день я сильно задержался в кофейне, договаривался с одним… неважно. Я пришел к дому во втором часу ночи, было темно. Мне еще показалось, что я видел женщину в пуховике, как у Веры, но она шла уже у дальней парковочной калитки… — заметив мой остекленевший взгляд, Итан спохватился и пояснил: — Там то еще жилое гетто, все дворы в запаркованных машинах, и выделено несколько зон с «именными» местами. Каждое огорожено забором с индивидуальной калиткой с навесным замком. Самая дальняя уже в глубине квартала, так что я подумал, что Вера не могла уйти так далеко, и поднялся в квартиру. Но ее там не было. — Итан на мгновение сжал губы, остановив невидящий взгляд над моей макушкой. — Сумка, телефон, шапка — все лежало в прихожей. Сапоги остались на полке. Входная дверь была заперта, но замок срабатывал автоматически, когда ее захлопывали, так что это еще ни о чем не говорит… в общем, только пуховика на вешалке не было. Как будто Вера завернулась в него, захлопнула дверь и вышла из квартиры в домашних тапочках, обо всем позабыв. Больше ее не видели. А через три дня моя метка поблекла, и Инна Молога попыталась ее перекрыть, но обломалась, — закончил Итан, улыбнувшись так мстительно, словно неудача навки доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие. — Инна надеялась, что на сороковой день метка сойдет сама, но обломалась снова.

— Вера была очень сильной, — задумчиво кивнула я. — Ее метка не сойдет никогда.

У Итана сделалось очень интересное выражение лица — не то злорадное, не то испуганное. Он машинально потер левую половину груди и, подумав, запустил ложечку в мое тирамису.

— Инна сказала, что навки иногда уходят сами, — сообщил он и, помедлив, пододвинул к себе баночку. — Но Вера меньше всего походила на человека, обретшего душевный покой. Ее ужасно бесила привязанность к воде, и она пыталась найти какие-нибудь лазейки, чтобы не торчать у Терлецкой рощи, как собака на коротком поводке. Она не слишком любила рассказывать о себе, но фотографии у нее дома, кажется, были со всего света собраны. — Итан остервенело заскреб ложечкой по стремительно пустеющей банке. — После такой жизни невозможно привыкнуть к четырем стенам и маленькой рощице.

— А ты много путешествовал? — бездумно спросила я, спрятав нос в своей чашке.

— Только до того, как встретил Веру, — скупо отозвался Итан и отставил пустую баночку, противно звякнув о блюдце. — Ну как, мой рассказ «очень помог»?

— Пока не знаю, — честно покаялась я. — Мне нужно поговорить со старшей сестрой.

— Так Инна в курсе, — пожал плечами Итан и тут же догадался: — А, с твоей старшей сестрой… а ей-то какое дело?

— Ну, Инне плевать, — неопределенно хмыкнула я, — но кого-то же должны заботить таинственные исчезновения древней нежити.

По крайней мере, кого-то помимо меня. Потому что одной навки точно недостаточно, чтобы разобраться в происходящем.

План, что и говорить, был превосходный; простой и ясный, лучше не придумать. Недостаток у него был только один: было совершенно неизвестно, как привести его в исполнение.

Л. Кэрролл «Алиса в Стране Чудес»

Карина выслушала меня внимательно, с добрым-добрым понимающим лицом опытного психиатра. «Да что вы, голубушка? Как интересно!»

Под конец доклада я чувствовала себя так, словно мне и впрямь не помешало бы обратиться к специалисту соответствующего профиля, но все равно упрямо закончила рассказ, хотя уже догадывалась, что услышу в ответ.

— Я ставила перед тобой другую задачу, — предсказуемо напомнила Карина, стоило мне умолкнуть. — Ты должна была расспросить об этих новых гомункулах, связаться с колдуном, который их делает, и, по возможности, выяснить, чего ему это стоит. На основании твоих наблюдений будет принято решение, допустимо ли применение гомункулов на градообразующих предприятиях Уфы. И заниматься тебе полагалось колдуном и публикациями, а не дилетантским расследованием с уклоном в мистику!

Выслушивать нотации от навки, которую не устраивает мистика, мне ещё не приходилось, но я только дернула уголками рта, скрывая ироничную усмешку, и упрямо заметила:

— Но древняя нежить действительно куда-то пропала. И всем будто бы и дела нет…

Карина на экране моноблока устало закатила глаза.

— Конечно, нет, ты же до сих пор общалась только с приезжей навкой! С чего бы ей интересоваться демографическим составом московской нежити — из любопытства, что ли? Не все привыкли, как ты, совать свой нос везде, где он пролезает! Кроме того, с чего ты взяла, что нежить пропадает? На основании опроса одного человека и одной навки в одном разнесчастном районе? В столице, осмелюсь напомнить, только по официальным данным больше двенадцати миллионов проживающих! Не рановато ли ты начала обобщать?