Кент (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)" - Страница 20

Когда уже под утро в подсобку ввалился Себ, стаскивая с себя мокрую футболку и бросая ее от себя, я едва была в состоянии поднять голову с подушки, измотавшись настолько, что казалась себе самой нелепой пародией на медузу, которую выбросило на берег.

— Шампанское, пиво, водку — все могу вытерпеть на себе, но только не этот чертов сироп! — шипел Себ, принявшись тереть свой торс целой кипой влажных салфеток, от которых пахло очень приятно и свежо, — Никогда не используйте в любовных играх мед, лапушка! Он не слизывается полностью! Зато сколько от него грязи и попыток отлипнуть друг от друга в самый нужный момент! Мороженное, сливки, что угодно, но только не мед или эти чертовы сладкие сиропы!

Я устало улыбнулась на его негодование, лежа молча и рассматривая красивое стройное тело.

— …Себ, ты ведь знаешь, что мир лишился такого шикарного мужика в твоем лице? — хохотнула я, ощущая, как в горле пересохло и стало больно, рассмеявшись, когда он отмахнулся, хватая новую упаковку салфеток:

— Знаю, конечно! Слышу об этом от каждой новой девушки, приходящей на работу!

— То есть я еще и не оригинальна?

Себ отмахнулся снова, зашипев о вреде сиропа и давая мне возможность просто молча наблюдать за ним и копаться лениво в своих мыслях:

— И что ты самый лучший из мужчин, тоже знаешь?

— Конечно, знаю! Каждое утро говорю это своему отражению! Но Люк поддерживает, что я прав!

Я снова прыснула от смеха, растягиваясь и обнимая подушку.

После пятой пачки разодранных салфеток (откуда только у Себа их столько взялось?!) он все-таки успокоился, перестал шипеть и дуться, и улегся рядом со мной, успокоившись и притихнув лишь на пару секунд. Ровно до тех пор, пока его глаза не распахнулись, остановившись на моей уже почти высохшей форменной одежде.

— Это еще что?!

— Я, — устало выдохнула я в ответ, чуть улыбнувшись, и отбиваясь от рук Себа, которые потянулись ко мне, чтобы проверить степень влажности одежды, а потом переместились на лоб и скулы, когда мужчина громко ахнул:

— Вся горишь!!!

— …а я то подумала сначала, что запах гари мне только кажется, — криво улыбнулась я, устало закрывая глаза и ощущая его ладони, которые казались такими приятно прохладными, — Что, и дым уже из ушей пошел?…

— Пошути мне еще!

За закрытыми глазами было не видно, почему закопошился Себ, лишь потом я поняла, что он искал свой телефон в брюках, в который выдохнул:

— Ты скоро?! У нас ЧП!

— …так меня еще никто не называл.

Кто бы мог подумать, что для Себа и Люка обычная температура станет почти концом света.

— Какая еще обычная?! Я к тебе прикоснуться не могу от твоего жара! — вопил Себ всю дорогу, пока парни увозили меня до дома, а я пластом лежала на заднем сидении, прохрипев едва слышно:

— Люк, убери свою жену от меня, иначе я начну кусаться.

— Сделаем так, как войдешь домой, напиши мне в сообщении все лекарства какие найдешь, я скажу тебе, что пить обязательно и с каким интервалом, — когда машина остановилась и я попыталась вылезти, Люк обернулся ко мне, поспешно вылезая вслед за Себом и помогая мне оказаться возле дома, — Ты услышала меня, милая?

Сил уже не было даже для того, чтобы просто говорить, я просто закивала, прекрасно зная заранее, что в нашей домашней аптечке были одни только снотворные, антидепрессанты и средства от головной боли.

Ах, да! Еще градусник! И куча лейкопластыря!

Главное было просто кивнуть, что я все сделаю, заползая домой и закрывая дверь, на которой я обессилено повисла, понимая, что никто не поможет мне, потому что мама и сестра в этом время сладко спали.

На самом деле никто не собирался мне помогать и утром, когда мама узрела мое состояние, впав в очередную истерику.

Нет, не потому что ей было жаль меня.

Она просто боялась заразиться тоже.

Беспомощно лежа на своей скрипящей старинной кровати под тонной одеял и одежды, чтобы согреться от очередного приступа замерзания, у мен не было сил и желания понимать причинно следственную связь между седыми волосами и бациллами, которые сокращали ее и без того стремительно уходящую молодость.

Но именно по этой весомой причине за тридцать минут были собраны все необходимые вещи мамы и сестры для того, чтобы пожить недельку у какой-то сомнительной подруги, пока все мои заразные бациллы не выветрятся из нашего дома.

Скоро в доме стало до жути тихо и промозгло от вселенского одиночества, даже если за окном стоял солнечный день и все нормальные люди в это время бежали на обед или торопились по своим делам.

И это были нормальные люди.

Не моя семья…

Совсем не те, которые могут оставить своего больного ребенка на произвол болезни, поставив на тумбочку стакан с водой и стандарт обезболивающего, а еще положив под подушку мой телефон, закрываясь при этом шарфом, словно я была больна проказой.

Это было максимум проявления заботы моей мамы.

Обидно не было.

Я привыкла к этому еще в раннем детстве, понимая, что кроме брата моя серая жизнь не нужна в этом мире совершенно никому.

Но теперь и брата не было рядом.

Да, моя болезнь не была смертельной, и нужно было несколько дней, чтобы организм окреп и стал бороться с банальной простудой, но пока меня ломало и выворачивало от температуры, а тело было не способно держать себя в вертикальном состоянии даже сидя.

Я постоянно проваливалась в глубокий сон, просыпаясь от смены моего состояния, когда было либо до жути жарко, заставляя скидывать с себя не только тонну одеял, но и всю одежду, или же становилось так холодно, что я, застонав, снова укутывалась в растянутый свитер брата поверх майки и старых заношенных брюк от пижамы.

В таком состоянии меня не пугало мое абсолютное одиночество.

Отчасти я была ему даже рада — наконец я могла спать, сколько душе угодно, даже если лучше от этого мне не становилось.

Я просыпалась лишь от телефонных звонков взволнованного Себа, который уже договорился с большим шефом на мой больничный, но как бы не рвался сам прийти, а работу было оставить больше не на кого.

Себ был единственным человеком в этом мире, которого действительно волновало мое здоровье настолько, что он звонил каждые два часа, постоянно меня этим пробуждая от очередного глубокого, но тяжелого и неспокойного сна. Каждый раз, отвечая, я шептала осипшим голосом, что я в порядке, а Себ на другом конце провода недовольно ворчал, ругался и обещался собственноручно отшлепать меня самым тяжелым ремнем Люка, когда тот утром приедет с ночной смены и привезет мешок со всеми необходимыми лекарствами.

Кстати, оказалось, что Люк был мед. братом местной больницы и вот уже как три года учился на врача, чему я почему-то искренне удивилась, зауважав этих необычных мужчин еще сильнее.

**********************

Я снова проснулась.

Но в этот раз не от трезвонившего телефона и не оттого, что пришла новая смена холода и жары, крепче обхватывая руками своего большого плюшевого медведя, который пережил со мной все самые тяжелые слезные ночи, молча выслушивая меня и успокаивая своими глазами-бусинками.

Входная дверь в доме приглушенно хлопнула, заставив меня почем-то напряженно застыть, затаив дыхание.

Неужели моя мама решила вспомнить о наличии в теории своего материнского инстинкта и вернулась, чтобы сварить больной дочери хотя бы супа, потому что сама дочь не могла себя даже самостоятельно посадить на кровати.

После некоторого промедления в прихожей щелкнул выключатель, освещая часть сумрачного дома, поскольку на улице уже была очередная ночь.

Раздался шелест пакетов.

…и знакомый аромат терпкого дыма, когда раздались приглушенные шаги, оттого что вошедший человек явно заглядывал в каждую комнату.

Моя комната была последней, сразу за спальней младшей сестры и напротив зала.

Ну уж нет, боже! Этого просто не может быть!

Я зажмурилась, едва покачав головой и сжимая в руках своего медведя.