Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 96

Переступить порог и свалиться вниз его заставила одна из тварей посмелее, которая коварно прицеливалась в голову, загибая гнусный свой хвост и оторвав от пола переднюю часть панцирного тела. «Цефалоторакс…» — подумал Сёрэн, и в ту же секунду тварь щелкнула суставами, совершила огромный по сравнению с размерами ее тела скачок и прилипла к шлему. Сёрэн то ли от толчка, то ли от неожиданности качнулся назад, потерял равновесие и с грохотом покатился по пандусу прямо в долину. Жвала существа стучали и скребли по передней пластине шлема, сильные тонкие лапки, похожие на пальцы с тройным количеством фаланг — Сёрэн за полсекунды подсчитал, что их было девять — давили на уши и затылок. Докатившись до самой земли, он, наконец, смог оторвать монстра от лица, сгреб целый веник передних лапок и изо всех сил дернул, отделяя их с хрустом от туловища, после чего немедля отшвырнул изувеченную многоножку подальше в сторону. Ядовитый шип на хвосте во время сражения тоже стукнул несколько раз по шлему, оставляя на визоре прозрачную жидкость. Сёрэн горячо возблагодарил самого себя десятиминутной давности за то, что закрыл створки передней панели из эстетических соображений, чтобы не торчали в разные стороны, как надкрылья у жука — а ведь подумывал оставить пока открытыми. Рывком вскочив на ноги, как делал часто на выступлениях — до чего легко и удобно оказалось вот так прыгать без пятнадцатисантиметровых каблуков! — он отбежал подальше от того места, куда зашвырнул многоножку. Окинул взглядом корабль, похожий по очертаниям на самолет с крупным корпусом и крыльями гораздо меньше обычных — типичный шаттл, таких он видел в фильмах довольно много. Заметил, что дверь была теперь закрыта. Наверное, ее заклинило, когда он пытался нажимать на кнопки. Произошла авария и все теперь плохо работало, а дверь захлопнулась с опозданием. Как ее теперь открыть? И что вообще теперь делать?

Сёрэн отступил еще на пару шагов и неуверенно огляделся. Очень странное впечатление создавало пространство вокруг. Он находился словно в гигантском котловане, стены которого с трех сторон уносились в черную высь, но неба совершенно не видать. Оно было настолько темно, а стены настолько высоки, что казалось, будто неба и нет вовсе, а есть где-то лишь невидимый невооруженному глазу потолок. Однако Сёрэн обнаружил еще кое-что. Четвертая стена отсутствовала, вместо нее нависало нечто гигантское, одновременно похожее на скалу, и на колоссальных размеров гриб-рогатик, и на внутренность мобильного телефона — Сёрэн один раз видел на вечеринке, как кто-то из гостей уронил свой смартфон на мраморную лестницу, и он пропрыгал с верхней ступени на самую нижнюю, по дороге разлетевшись на несколько пластин. Сёрэн специально подбежал, чтобы услужливо подать гостю обломки, но на самом деле ему просто хотелось посмотреть, что внутри. И не прогадал, потому что у телефона внутри действительно интересно: блестящие полоски, какие-то таинственные узоры, которые после вечера с Элис он бы сравнил с египетскими письменами. Но тогда Сёрэн про иероглифы совсем не знал, ему показалось похоже на ходы короеда в древесине. Еще увидел выпуклые квадратики и жилы. Одним словом, нависающее над долиной нечто походило одновременно и на природную аномалию, и на творение некой технологии. Сёрэн не был уверен в том, что поступает благоразумно, но что ему оставалось делать? Стоять столбом? Чего-то дожидаться? Кроме того, серая громадина, аморфная, но явственно подчиненная неразгаданным законам формообразования, вызывала сильный интерес и трепетное чувство самой своей неохватной высотой и шириной. Хоть Сёрэну и было страшно, устремлявшиеся ввысь причудливо жилистые поверхности стен расшевелили сладкое томление в животе. Сёрэн двинулся, опасливо, но решительно, в сторону горы-рогатика, внимательно поглядывая по сторонам, не выползет ли ненароком очередная многоножка из-под камня, или что похуже. В воздухе летали какие-то белесые частички, вроде вулканического пепла, а звук, разбудивший Сёрэна в капсуле, прокатился по котловану, теперь уже не заглушенный стенами корабля, резонирующий, прорезной. К нему присоединился еще один голос, похожий на крик механической птицы. Инопланетный мир, разворачивавшийся перед глазами юного ракшаса, на первый взгляд казался безжизненным, кремниевым, засыпанным миллионолетней пылью, но все говорило о том, что под мертвой с виду поверхностью копошится, пульсирует, дышит, что-то переваривает и испражняется, умирает и разлагается наводящая оторопь жизнь.

При ближайшем рассмотрении стало совершенно очевидно, что скала не иначе, как живая. Снаружи стволы, ответвления и выпуклости покрывала прозрачная оболочка из твердого, почти не поддающегося внешнему давлению, если нажать ладонью, желе. Но под ней даже в царившем вокруг полумраке видно было, как перемещаются вверх и вниз потоки каких-то дисков, похожих на увеличенные в тысячи раз эритроциты. Прикосновение к образованию вызывало смутное покалывание в пальцах и ладонях, поэтому Сёрэн решил поменьше его трогать, хотя в другой обстановке он с удовольствием попробовал бы взобраться повыше на коралловые ветви. Тем более, что наверху он видел, как медленно открываются и закрываются продолговатые устья организма, с которых то и дело срывались капли влаги, но таинственным образом исчезали, едва достигнув земли. В некоторые из этих пор проникали отростки титанического рогатика и временами вздрагивали и словно вздыхали в спазматических сокращениях, которые устойчиво ассоциировались у Сёрэна со вздрагиванием плоти во время оргазма. Чем больше он присматривался к махине, тем сильнее казалось, что она словно бы мастурбирует сама себя, но делает это с совсем иным чувством, нежели человек. Ведь что делает человек, когда ласкает себя? Он хитрит, чтобы стащить у своего мозга несколько секунд наслаждения, обманывает, подсовывает ему всякие мысли или картинки и все время боится, что короткого замыкания не произойдет. Еще больше он страшится, что короткое замыкание будет слишком коротким. К тому же не всегда и не везде разрешено даже господам играть с собой. А уж питомцам-то и подавно. Но эта грибовидная гора… она словно… она как будто навеки застыла в нескончаемом оргазме, словно все ее существование было недосягаемым растянутым моментом чувственного наслаждения, совершенно лишенного самосознания. Сёрэн завороженно смотрел через защитные очки, спасшие его от яда (тоже, кстати, мгновенно испарившегося), на постепенно усиливающееся, но все равно бесконечно неспешное движение выпуклых рельефов, похожих на мускулатуру, трение отдельных волокон под прозрачной оболочкой друг о друга, постепенное погружение отростков в сочащиеся отверстия или, наоборот, их выведение из устьев, смыкавших свои стенки. Еще Сёрэн заметил, что временами то в одном, то в другом месте на твердом желе возникают молочного цвета пятна, но вновь растворяются через минуту или две.

Разглядывая все эти невероятия, Сёрэн вдруг заметил, что среди хитросплетений рельефа виднеется что-то резко отличное от остальных форм — круглое плоское металлическое нечто, механическое и вмонтированное в живую плоть горы. Сёрэн приблизился к объекту, удивляясь тому, что растерял свою всегдашнюю наблюдательность, отчего вещи внезапно появлялись там, где их вроде бы не было. Или виноват туман в голове? Новый попавший в поле зрения предмет напоминал люк или дверь. Сёрэн в жизни таких дверей не видел, но в документальных фильмах про подводное плавание что-то подобное ему попадалось, когда показывали подводные лодки и батискафы, особенно старинные. Металл конструкции выглядел старым. Его покрывал слой не то окислов, не то очень-очень древней краски с едва различимыми следами надписей, которые невозможно было разобрать. Несколько коробок-корпусов с закругленными гранями и каким-то неизвестным Сёрэну механизмом были вмонтированы в поверхность. Но более всего вызывал интерес и недоумение большой круг в центре двери. Он выступал рельефом над поверхностью, причем в верхней половине рельеф походил на козырек над индикатором светофора. Самое же необычное заключалось в том, что посередине круг прорезала неширокая вертикальная щель, словно очень большая замочная скважина, только прямоугольная, в глубине которой что-то едва видно шевелилось. Сёрэн наклонил голову на бок, прислушиваясь, но даже легчайшего шуршания, которое издает ползущая по пальцу чешуйница, не услышал, хотя штуковина в щели была гораздо крупнее чешуйницы. Едва он решился приблизиться настолько, чтобы попробовать заглянуть внутрь, как из проема показалось еще одна сущность, для которой Сёрэн не смог бы подобрать названия. Сущность высунулась будто бы несмело из темноты и раскрылась двумя черно-фиолетовыми ланцетовидными лепестками с тонкими прожилками и трепетными складочками, в которых виделось, пожалуй, даже что-то беззащитное и трогательное. Сущность отдаленно напоминала цветок орхидеи — такой же бугорок наверху, как у фаленопсиса и таинственно манящая к неизведанному дырочка посередине, куда забирались насекомые — на вилле великое множество контейнеров с цветами располагалось на открытом воздухе, и вокруг них все время стоял гуд и жужжание. Правда, кроме фаленопсиса Сёрэн уловил явственное сходство сущности еще кое с чем — в соприкосновении с этим ему было отказано. Он только издалека мог украдкой смотреть, как Арен с закованными за спиной руками припадает к великолепной госпоже Ханне, яростно — а взгляд у него всегда становился диковатым в такие моменты — вылизывая ее орхидею. Желание потрогать сделалось непреодолимым, как только Сёрэн подумал об этом. Он медленно с опаской поднес руку и осторожно провел кончиком пальца по краю лепестка — чтобы фиговина не успела его схватить, если вдруг решит. Только Сёрэн расстроился, что мало чего почувствует через перчатку, как получил полный спектр ощущений от соприкосновения со странным созданием. Даже легкая влажность коснулась его пальца, и он подумал, что какой-то поистине фантастический костюм надел на него хозяин: прочный настолько, что ни одной царапины не осталось после прогулки кувырком по пандусу и гальке около корабля, но при этом настолько нежный, что можно различать столь тонкие оттенки тактильных впечатлений. «Орхидея» чуть съежилась кокетливо под его пальцами, но не ретировалась и не спряталась обратно. Сёрэн поймал себя на том, что со странной ласковостью трогает фиговину баклажанного цвета и думает о том, что было бы здорово, если бы у нее было продолжение. Он осторожно пощекотал бугорок, провел пальцем посередине цветка, легонько надавил на отверстие, заметил, что сущности это не совсем нравится, и с любопытством отогнул лепесток, чтобы посмотреть, из каких глубин металлической щели он высовывается… И обалдел. Лепесток не высовывался из щели, он теперь рос из ее края. Между ним и металлической дверью не было зазора! Сёрэн постучал пальцем по поверхности — дверь была на ощупь такой же твердой и рукотворной, какой и выглядела. А переместившись на несколько миллиметров он мог сразу ощутить прикосновение к живому и нежному телу цветка, такому же гибкому и податливому, как нога морской улиты. Сосуды на нижней стороне лепестка сливались с металлической облицовкой, были погружены капиллярными разветвлениями в мертвую железяку. Может быть, сущность настолько плотно прилипла к поверхности и умеет имитировать ее цвет, что Сёрэн просто не видел границы между существом и субстратом, к которому оно присосалось? Он посмотрел на цветок с другой стороны — то же самое. Тогда Сёрэн, отказавшись от всяких томных и облачных мыслей, взял и сунул палец в отверстие посередине цветка, чтобы напугать фиговину и понаблюдать, что она предпримет. Палец его несильно сдавило и обхватило что-то влажное, Сёрэн поспешил его выдернуть. Сущности и впрямь не понравилось такое неделикатное обращение, и она мгновенно всосалась в проем. Немедля вслед за этим раздались щелчки в коробах и трубках на двери, что-то внутри них провернулось несколько раз и, к огромному изумлению ракшаса, дверь отодвинулась в сторону. Сёрэн, отскочил назад, как напуганный кот, сжал кулаки и приготовился драться с продолжением орхидеи, которое, видимо обиделось. Однако за дверью показался на удивление короткий тоннель, в конце которого можно было отчетливо узреть залитый светом очень странный пейзаж.