Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 75

– Тебя били, миленький? У тебя что-то на лице… синяк же?

– Это я его приложил, – усмехнулся господин Йорн довольной ухмылкой.

– Йорис! Как же так-то?

– Нет, я сам виноват, – запротестовал Сёрэн. – Я господина Йорна с ног тогда свалил. Надо было просто подойти, попросить, но мне до этого никто не хотел помочь.

– Все же боятся, – вставил опять господин Йорн, опуская уже не одну лишь ладонь, но и всю тяжелую железобетонную руку на спину Сёрэна, и едва заметно прижал его к себе. – Он одет был, конечно, немного чудно…

– Это потому, что ракшас, Йорн… – наставительно и в то же время сокрушенно отметил господин Джон. – Ты же сам знаешь: на подсознательном уровне…

– Миленький, ангелочек, пойдем в столовую, – заквохтала дама. – Ты что-нибудь хочешь? Перекусить? – она потянула Сёрэна за собой.

– Элис, мы его вообще-то кормим… иногда, – опять Сёрэн увидел перед самым лицом оскаленные клыки, но скарифицированные губы господина Йорна улыбались доброжелательно.

– Но чаю-то! Сёрэн, зайчик, ты хочешь чаю? – Сёрэн вежливо кивнул и чуть поклонился. – Йорн, ты будешь чаю?

– Пока нет, благодарю. Сейчас объясню… Я про собаку совсем забыл – Майерс на пороге ждет. Идите, я его впущу.

– Пойдем, миленький, я для тебя заварю…

Госпожа Элис предложила Сёрэну снять куртку и немедля повлекла его в столовую, сверкавшую таким же янтарно-медовым, полированным деревом, что и круглый зал. Обернувшись на секунду, Сёрэн заметил, что господин Джон едва ли не бегом пустился за Йорном, ушедшим вызволять терпеливого верного Господина Майерса.

Будучи усажен за стол, Сёрэн смущенно разглядывал потолок, расписанный причудливыми растениями, кое-где мутировавшими в монстриков, и наблюдал, как Элис суетится, доставая из шкафчиков склянки с чем-то сыпучим и подогревая воду для заварочного чайника. Казалось, что она очень хочет заговорить, но у нее совершенно не осталось душевных сил. Госпожа отворачивалась, отчего-то прикрывая рот рукой, извинительно и смущенно бросала взгляды полные боли, и, наконец, поставив перед Сёрэном чашку, погладила его по волосам и натурально выбежала из столовой. Вместо нее влетел деловой и взволнованный Майерс, застучал когтями по полу, наполняя комнату энергичным, животным возбуждением. Он пошел в обход по углам, принюхался на предмет нет ли ничего съестного на столе.

– Сор! Воды ему налей, пожалуйста! – крикнул из коридора Йорн.

Сёрэн поспешил выполнять указание, осторожно принялся открывать дверцы и заглядывать в ящики с посудой. Еще бы ему знать, какую можно, а какую нельзя отдать собаке… Майерс уже крутился рядом в ожидании, и, когда Сёрэн налил воду в попавшуюся детскую какую-то мисочку и поставил перед ним, в осанке пса появилось что-то благодарственное. Сёрэн снова набрался наглости и его осторожно погладил, пока лохматый господин мочил бороду и брызгал на пол. Сёрэн давно заметил, что Майерс пьет не совсем по-собачьи: вместо того, чтобы лакать языком (Сёрэн даже интересное видео нашел однажды, где процесс был показан в замедленной съемке), он совал морду в воду чуть не по глаза и хлебал ртом, а когда поднимал голову, вода лилась с его черной бороды ручьями. Йорн и Лизбет всегда делали псу усталое замечание, а потом покорно шли за полотенцем, чтобы вытереть ему физиономию.

– Элис, ну, что такое? Что случилось?

– Я не знаю… Просто…

Из соседней гостиной доносились громкие всхлипывания и неразборчивое бормотание. Сёрэн оставил собаку и крадучись подошел к двери, чуть высунулся, чтобы посмотреть.

Элис стояла, стиснув Йорна в объятиях и плакала. Она словно бы съежилась, взъерошилась, как мышь у кота в лапах, и, казалось, совсем скукожилась на фоне его темного силуэта. Танцующие шелковые цапли спазматически вздрагивали на ее спине. Господин Джон стоял тут же рядом и смущенно приглаживал ее светлые волосы.

– Простите меня, ради бога… простите… – выдавила госпожа Элис. – Я не знаю, что на меня нашло… У меня просто перед глазами снова все эти события… Четырнадцатое июня… Лизбет входит с землисто-серым лицом… Следом Брайан совершенно раздавленный … Говорит: «Для Йорна требуют высшую меру». И какое-то… ты знаешь… отчаяние, бессилие и всепожирающее желание, чтобы моя ненависть могла испепелять страны и континенты. Чтобы и саранчу, и моровую язву и все казни египетские… Была бы ядерная кнопка, я бы и на нее нажала! Клянусь тебе, нажала бы! А понимаю при этом, что я мельче муравья, бессильнее инфузории-тапочки… – Сёрэн наморщил лоб, мысленно поправил госпожу, потому что инфузория должна быть «туфелька», но, очевидно это была шутка. Сквозь такие-то рыдания? – Вот эти господа меня как раз своим сиятельным пантуфлем, словно скорбящую мать-тараканиху, пришлепнут. И злости еще больше оттого, что единственный, кого моя злость выжигает – это я сама. А всем плевать! Вот как с мальчиком – плевать! Меня такие мысли посещали: если бы они действительно приговор вынесли, я бы в метро подорвалась! – господин Джон молча развел руками и укоризненно покачал головой. – А что? Я уже одного сына похоронила, Йорна потерять – все, это… все… Мне уже больше незачем… Но я бы пошла в час пик и устроила им маленькую вечеринку с бенгальскими огнями… Чтобы не ездили на свои гребаные работы с этими равнодушными харями! Что это такое: ребенок просил помощи, и никто, ни одна живая душа не заступилась? Живая ли… душа-то?

– Элис… Элис, ну что ты так завелась-то…– попытался успокоить ее господин Джон. – Ну, слава богу, что вот так обернулось, наверное…

– Элис, я серьезно говорю: он весьма двусмысленно выглядел, народ мог подумать все, что угодно – что куражится укуренный работник интим-индустрии, – отвечал Йорн, прижимая Элис к себе. – Не его вина, но факт остается фактом. Я бы тоже немного охренел… Впрочем, я и охренел, причем гораздо больше, чем «немного».

– Йорис, они его… с ним… это не делали?

– Да все они с ним делали… – жестко сквозь зубы процедил господин Йорн.

– Господи, бедный мальчик! Он… просто не похож совсем… – робко предположила Элис, отстраняясь от Йорна и смахивая стыдливо слезы с его водолазки. – У них обычно, знаешь… взгляд не такой… Даже у жертв хронического домашнего насилия… не порочность, а… что-то вроде циничности, как защита. И это совершенно понятно: они учатся манипулировать чужой похотью, чтобы хоть какие-то рычаги иметь… А он прямо… ангелочек. Мне даже страшно на него смотреть.

– Может, потому что он слишком похож на одного нашего общего знакомого? – ухмыльнулся Йорн.

– Нет-нет… то есть, это очевидно, что похож, но нет. Ты совсем другой был…

– Ах, не ангелочек? – оскалился господин Йорн. – Разбиваете мне сердце, моя императрица!

– Я тебя сейчас стукну. Анх одолжу у Нафрит и стукну! Я же о серьезных вещах говорю, Йорис.

– Ну, во-первых, он живой человек, а не ангелочек никакой. Его просто зашугали, как цыпленка, и донельзя хорошо воспитали: салфетку – туда, галстук – сюда, да «извините», да «пожалуйста-мерси» … А так, чтобы по-настоящему, – это нет… – тут Йорн почему-то громко хохотнул, скаля клыки. Элис улыбнулась сквозь все еще скатывавшиеся по щекам слезы, и поймала его правую руку, стиснула в своих маленьких ладонях, тревожно провела пальцами по резьбе роботоподобных шрамов. – А, во-вторых, в обычных условиях у любого ребенка, подвергающегося насилию, есть худо-бедно доступ к информации и он догадывается, что происходит нечто неправильное. Даже через самого насильника доходят сигналы – у них же вечный напев: «Я тебя трахаю, потому что ты – грязная шлюха». Но для того в голове должно наличествовать само понятие «шлюха», – Сёрэн здесь словам господина Йорна очень сильно удивился, потому как его господа не раз называли «сладкой шлюшкой», но столь ласково, что он был совершенно уверен… Щеки снова запылали. – В его же случае – полная изоляция и абсолютная нормализация подобного, с позволения сказать, жизненного уклада. Никакого когнитивного диссонанса, что, вполне вероятно, его спасло. Ему просто внушили, что он – милый диванный зверек для тисканья. Молниеносное решение убежать, да еще и без предварительной тактической проработки – это выход в пятое измерение, за пределы собственного сознания. Нельзя не уважать.