Хочу тебя, девочка (СИ) - Борн Амелия - Страница 16

— Мне очень жаль, что у нас все вышло именно так. И я очень надеюсь, что смогу все исправить.    

С любой другой женщиной я бы так себя не вел. Но это была моя девочка… Поэтому я спросил то единственное, что сейчас меня волновало:    

— Ты ведь дашь мне шанс?  

Что-то изменилось. В нем. В том, как он говорил. В том, как смотрел на меня.

По-новому. По-настоящему. Былая сталь в глазах теперь походила на тревожную гладь озера.

Но вот беда — во мне самой тоже кое-что изменилось. Я ему не верила. Я больше никому вообще не верила!

— Шанс на что? — спросила резко, почти зло. — На то, чтобы и дальше меня насиловать?!

Он прикрыл глаза, словно от этих слов ему стало больно. А я с каким-то новым чувством, с мерзкой мстительностью смотрела, как подрагивают его веки, и хотела, буквально до трясучки, чтобы ему стало еще больнее. Также, как мне, когда он, не считаясь с моими чувствами, делал все то, что делал. 

Наконец Камиль вновь распахнул глаза — взгляд был тяжелым, туманным. Он уперся рукой в стену, словно пьяный, и хрипло повторил:

— Я этого не хотел. Такого больше не повторится.

— Верно, не повторится! — отреагировала горячо я. — Потому что я не позволю! Я решила, что скорее убью себя, чем позволю кому-то еще меня тронуть!

Он смотрел на меня, не мигая. Но я каким-то пятым  чувством понимала — сила на моей стороне. Хотя бы потому, что в моей власти это прекратить. Пусть даже и путем самоубийства — сейчас мне казалось, что я способна и на это.

Наверно, он тоже чувствовал эту мою отчаянную решимость. Не делал попыток приблизиться, лишь смотрел… Смотрел так, что, наверно, мог бы дрогнуть и камень. Но не я.

— Я знаю, что ты хочешь получить обратно свои деньги, — поспешно заговорила я. — Не думай, что я сбежала, чтобы не платить. Я все отдам! Но не так… как мы договаривались. Я так больше просто не вынесу! Если они нужны тебе срочно — я продам себя на органы, но ты меня больше не тронешь, ясно?!

Он молчал, но в его взгляде плескалось столько всего… Что я просто терялась. Сталь в его глазах то плавилась, то играла всеми оттенками металла. Он словно боролся сам с собой, и эти внутренние демоны находили выход в его взгляде. Наконец Исаев сказал:

— Давай проясним кое-что. Я пришел не ради денег. Я пришел ради тебя.

— Лучше бы ради денег! — не сдержалась я.

Камиль лишь безразлично передернул плечами:

— Согласен, лучше бы. Но уж как есть.

Повисла пауза. Он словно задумался о чем-то своем, а я вдруг поняла, что пытаюсь понять, о чем он думает. Что мне это отчего-то… до сих пор важно.

— Ты ради этого оплатил маме новую палату? Чтобы я была должна тебе еще больше? — задала я вопрос, который меня беспокоил.

Исаев посмотрел удивленно:

— Я сделал это потому, что хотел как лучше.

Он запустил в идеально уложенные  волосы пятерню и нервным движением растрепал их. Тряхнув головой, с досадой воскликнул:

— Черт бы все побрал, Марина! Если тебя так беспокоит этот долг, считай, что ты его уже отдала!

Это был настоящий подарок судьбы. Отказываться было бы просто невероятной глупостью и все же…

— Я хочу расплатиться честно, — отрезала я.

— Ты уже расплатилась, — откликнулся он глухо.

И снова — пауза. Долгая, напряженная, полная нерешительности. Той самой, когда все уже сказано, но каждый отчаянно ищет, за что зацепиться, лишь бы только не обрывать все, не заканчивать разговор, не имеющий особого смысла и все же такой… необходимый.

— Тогда чего ты от меня хочешь? — спросила я, обнимая себя руками за плечи.

— Я уже сказал — я хочу шанса начать все заново.

Я все равно не понимала, о чем именно он говорил. Начать заново что? Попытки залезть мне между ног? Или это было нечто… большее? То, о чем мы не договаривались? То, чего я сама боялась?

— Я не ищу никаких отношений, — на всякий случай решила я обозначить границы. — И уж тем более я не ищу покровителя. Я вообще больше никогда не захочу секса!

Он усмехнулся — но как-то кривовато, даже грустно. С горечью спросил:

— Не захочешь со мной? А с тем хмырем из бара?

Я вздрогнула, когда он упомянул тот вечер. И вместе с тем — на меня накатили такие гнев и обида, что я выплеснула все это ему в лицо:

— Это был просто старый знакомый! И да, если хочешь знать, мне понравилось его внимание! Но только потому, что он смотрел на меня с восхищением! Так, как на меня никто никогда не смотрел!

Исаев лишь покачал головой все с той же усталой усмешкой:

— Я порой забываю, какая же ты еще… маленькая девочка.

Оставалось только гадать, что он имеет под этим в виду. Возможно, намекал, какая я еще глупая и наивная, насколько не дотягиваю до него самого и его жизненного опыта?

— Если тебя это не устраивает, не понимаю, что ты делаешь здесь, — отчеканила сухо.

С тяжелым вздохом он растер лицо, словно устал говорить с неразумным ребенком в моем лице.

— Если ты еще не заметила — я пытаюсь попросить прощения. И раз я здесь, меня все устраивает.

— А меня — нет, — отрезала я. — Не хочу вспоминать все, что было! Не хочу тебя видеть!

— Какая жалость, — протянул Исаев с оттенком насмешки в голосе. — А я вот хочу тебя видеть. Видеть рядом с собой. И не намерен отступать.

— Значит, ничего не меняется, — передернула плечами я. — У меня по-прежнему нет выбора. 

— В этом ты права — выбора у тебя иного не будет, кроме как меня простить. И ты сама захочешь ко мне вернуться. Скоро, очень скоро. А пока… я уйду. Но ненадолго.

И с этими словами он вышел из квартиры. Не оглядываясь, не добавляя больше ни слова.

И, казалось бы, я должна была вздохнуть свободнее, когда он покинул тесную прихожую, все пространство которой занимал. И где по-прежнему витал запах его опьяняющего парфюма.

Но вместо ожидаемого облегчения на меня накатило чувство странной пустоты.

— Добрый день.    

Я вошел в палату к матери Марины, неся корзину цветов. Знал, что у Светланы Павловны день рождения, и примерно понимал, что она вряд ли станет его праздновать. По ряду причин, главной из которых являлось нахождение в стенах клиники.    

— Камиль Назарович! — просияла она в ответ. — А ко мне вот-вот Мариночка должна приехать.   

Она поднялась с постели, шагнула ко мне. Я придержал ее под локоть и помотал головой, когда Светлана Павловна попыталась забрать у меня букет.   

— Поставлю его здесь, — кивнул в угол палаты, помогая матери Марины сесть обратно. — Тяжелый. И с днем рождения вас.     

Мне просто хотелось ее порадовать. Сделать хоть что-то, что вызвало бы улыбку на изможденном лице. Что мне в итоге удалось — Светлана Павловна растянула губы, когда я ставил цветы в углу палаты. Склонила голову набок и залюбовалась букетом.     

— Спасибо вам, Камиль Назарович. Не припомню, чтобы кто-то в последнее время столько для нас делал.    

— Хочу позвать вашу дочь на ужин. Вы не будете против? — спросил я, чувствуя себя парнем лет двадцати, а вовсе не сорокалетним мужиком.     

— Конечно, нет! — замахала на меня руками Светлана Павловна. — И не спрашивайте меня о таком!    

В этот момент мне стало окончательно неловко, но я не успел решить, стоит ли мне и дальше продолжать этот разговор, потому что в палату вошла Марина.    

— Мам…— начала она, но тут же замерла, когда ее взгляд нашел меня.     

От сияющей улыбки не осталось и следа, а взгляд моей девочки тут же потух.     

— Мариша, а у нас Камиль Назарович. И он знает о моем дне рождения. Может, не будешь сегодня возле меня, а сходишь с ним куда-нибудь?      

Марина посмотрела на меня, и показалось, что по мне полоснули ножом. Впрочем, я это вполне себе заслужил.    

— Вообще я думала… — начала она, но Светлана Павловна ее оборвала:    

— Знаю, что скажешь. И что бы ни думала — иди и развейся!