Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 106

— Ну, знаете! Мы строили первыми.

— Конечно. Итак, я вас правильно понял?

— Да, — резко ответил Ревенко. — И компетентная комиссия из министерства…

— Вот теперь перейдём к этой комиссии, — перебил его Игорь. — Вы давно знакомы с её председателем?

— Я?.. Сравнительно давно.

— Вы, кажется, учились вместе?

Ревенко усмехнулся, демонстрируя удивительное самообладание, и провёл рукой по волосам.

— Кто вам это сказал? Впрочем, извините. Вам ведь нельзя задавать вопросов. И у вас… э-э, свои методы.

— В данном случае метод был весьма прост, — невозмутимо ответил Игорь. — Нам сказал об этом сам Михаил Никитович Кобец.

— Сам?! — не смог сдержать изумления Ревенко. — Но позвольте! Как вы могли…

— Оставьте вопросы, — сухо прервал его Игорь. — У меня слишком много их к вам. Так вот. Кобец признал свою полнейшую некомпетентность в данном вопросе. И мы ещё к этому вернёмся. А сейчас скажите: вы знали об анонимных письмах, поступивших в прокуратуру, в газету, в министерство по делу Лучинина?

Ревенко снова взял себя в руки и спокойно ответил:

— Конечно. Я их даже читал.

— Они содержат, в общем, одни и те же обвинения, не так ли?

— Да, пожалуй.

— У вас не возникло ощущения, что их писал один и тот же человек?

— Я об этом не думал.

— А вы не подумали, что их автор очень хорошо знает заводские дела и, возможно, сам работает на заводе?

— Вполне вероятно.

Ревенко был спокоен, удивительно спокоен, только полное лицо его словно окаменело, даже глаза, только двигались губы.

— Мы тоже обо всем этом подумали, — медленно сказал Игорь. — И нашли их автора.

— Поздравляю.

— И он сознался. Ему, собственно, ничего больше не оставалось. Это некий Носов. Вы его знаете?

— Знаю, — сухо ответил Ревенко.

— Прекрасно. Но вот что на первый взгляд странно. Все обвинения, содержавшиеся в письмах, подтвердила комиссия. Ей давали объяснения вы…

— Не я один.

— Конечно. Но вы давали объяснения именно по этим пунктам. Так пишет нам Кобец, — Игорь указал на одну из бумаг на столе. — И эти же самые пункты, эти же обвинения, вы подсказали Носову для его писем. Вот его показания.

— Ложь, — спокойно произнёс Ревенко. — И притом наглая ложь.

— Вот как? — удивился Игорь. — Но Кобец — лицо официальное и к тому же ваш старый приятель. Зачем ему…

— Я говорю про Носова, — с ударением на каждом слове, медленно и твёрдо произнёс Ревенко. Лицо его при этом оставалось неподвижно, глаза смотрели куда-то в одну точку.

— Про Носова? — переспросил Игорь. — А Кобец, значит, прав?

— Да.

— Так и запишем… Теперь насчёт Носова. Я согласен. Этот человек доверия не заслуживает. Но он не только негодяй, он ещё и хитрец. И вас обманул. Вы не догадываетесь в чем?

— Нет.

— Вы не помните, что просили его вернуть одну бумагу, вернее записку, и он вам сказал, что потерял её?

— Это тоже ложь.

— Возможно. Но бумага эта теперь у нас. Там вашей рукой написаны некоторые трудные для Носова слова и формулировки. И приписано: «Смотри, пиши правильно, а то не поймут».

— Ложь!

— Вот она, эта записка. — Игорь взял со стола не большой помятый листок и показал Ревенко.

— Разрешите… — протянул тот руку.

— Нет. Вы и так узнаете.

— Разрешите! — грозно повторил Ревенко, продолжая каменно сидеть на своём стуле с протянутой рукой.

— Нет. Смотрите издали. Вполне…

— Ну, так я сам!..

Ревенко неожиданно сорвался со стула, с грохотом опрокинув на пол портфель, выхватил у Игоря записку и мгновенно сунул её в рот.

Он не успел, однако, её проглотить, как со своего дивана кинулся на него Раскатов и сдавил ему горло.

— А ну, плюй! — задыхаясь, крикнул он.

Лицо Ревенко налилось кровью, он громко засопел и стал отрывать, ломать пальцы Раскатова. Но тот уже другой рукой сжал ему аелюсть с такой силой, что, застонав, Ревенко разомкнул стиснутые зубы, и бумажный комок вывалился на пол. Раскатов ногой швырнул его к Игорю.

Тот осторожно и брезгливо расправил мокрую записку и, положив её на промокашку, прижал толстой папкой.

Ревенко без сил повалился на стул, держась рукой за горло и шевеля челюстью. Кровь медленно отливала от его лица. Он ничего не мог произнести, только ненавидящими глазами следил, как Раскатов медленно возвращается к дивану. На широкой спине под взмокшей гимнастёркой двигались лопатки: Раскатов, словно на зарядке, несколько раз с силой развёл локти. Видно, у него затекли руки. Опустившись на диван и ещё не остыв от возбуждения, он прохрипел:

— Задушил бы, будь моя воля…

Ревенко, наконец, пришёл в себя и, криво усмехнувшись, сказал, обращаясь к Игорю:

— Поскольку я все равно не буду подписывать ваш протокол, то можете не стараться записывать.

— Нет, я буду стараться, — возразил Игорь. — А там будет видно. Я только сейчас сделаю в нем по метку о вашем выдающемся поступке.

— Как вам угодно, — с наглой церемонностью поклонился Ревенко, но было заметно, что шея у него плохо двигается.

В этот момент в дверь постучали, и вошёл человек с чемоданчиком в руке.

— Товарищ Долин, — сказал Игорь, — жаль, что вы опоздали. Этот гражданин сейчас так неудачно пытался проглотить бумагу.

— Ничего. Мне приходилось уже подобное видеть, — спокойно ответил тот. — Вот акт. Все так и было, как вы предположили. Ну, а я…

— Спасибо большое. Разговор теперь пойдёт у нас ещё веселее, — ответил Игорь.

Они простились, и человек ушёл.

Игорь спокойно, как будто ничего не произошло, спросил Ревенко:

— Инженеры Черкасов и Филатова работали вместе с Лучининым над проектом для комбината?

— Если это можно назвать работой!

— То есть?

— Читайте акт комиссии, — насмешливо ответил Ревенко, все ещё машинально потирая горло.

— Читал. Так вот, они утверждают, что на чертежах не было штампа завода, но были их подписи. Между тем к моменту ревизии оказалось, что штампы есть, а подписей нет. Странно, не правда ли?

— Меня это не касается.

— Да? Но именно вы предъявили эти чертежи комиссии. Вот Кобец об этом пишет.

— Меня попросили, я и предъявил.

— А почему не попросили самого Лучинина?

— Он в это время болел.

— Где же вы взяли эти чертежи?

— У него в кабинете.

— А где именно в кабинете?

— Этого уж я не помню. И вообще…

— Минуточку. Не надо нервничать. Лучинин утверждал, что они были заперты у него в столе.

— Стол был отперт!

— Вот как? — Игорь секунду помедлил и вдруг резко спросил: — Где ключи от вашего стола?

Ревенко схватился было за карман, но тут же медленно отнял руку и пристально посмотрел на Игоря.

— Я оставил их секретарю, — раздельно произнёс он. — Что-то случилось с замком, и он стал плохо отпираться. Я попросил исправить.

— Не с замком что-то случилось, а с ключом, — холодно возразил Игорь. — Потому что этим ключом вы отперли ящик в столе Лучинина, и ключ прогнулся, кроме того, у него отломился один уступ в бородке. Замок не сразу открылся, вы повредили и его, и свой ключ. Вот акт трассологической экспертизы, — Игорь указал на бумагу, которую только что принёс Долин. — Зачем вы это сделали? Зачем вы брали у секретаря заводской штамп? Вот её показания, — он достал из папки ещё одну бумагу и протянул её Ревенко. — Можете ознакомиться.

— Я уже сказал, — медленно ответил тот, отстраняя бумагу. — Я не буду подписывать ваш протокол. И ни буду больше отвечать на вопросы.

— Все это уже не обязательно, — ответил Игорь. — Картина и так ясна: Я вам даже скажу, за что вы ненавидели Лучинина. Он был ярче и талантливее вас. Вы ему завидовали. Он стал директором завода. А ведь до него директором завода были вы. Наконец, его, а не вас полюбила Филатова…

— Я требую!.. — повелительно крикнул вдруг Ревенко. — Требую не вмешиваться в это!.. Это личное!.. Это… это подлость, наконец!

— И вы говорите о подлости? — удивлённо переспросил Игорь. — Вы?.. Зачем вы преследовали Филатову? Зачем вы приходили к жене Лучинина? Зачем звонили ей, подбрасывали письма? Как это все называется, я вас спрашиваю?