Редакционное задание (СИ) - Белая Яся - Страница 14

— Старика, девушку и её парня вы тоже отпустите. Добровольная жертва перекроет жертвы насильственные.

Тот, кто проводил обряд и вызвал к высшим силам, кивает и шепчет что-то на ухо Правову.

Тот соглашается — это видно по довольной улыбке — и говорит:

— Хорошо. И кто же у нас эта добровольная жертва?

И Базиров отвечает, смело глядя ему в глаза:

— Я.

Мне хочется орать, топать ногами, бесноваться. Хочется стукнуть его чем-нибудь. В голове — будто дятел долбит: нет-нет-нет…

Спиной чувствую взгляд Тихомирова, оборачиваюсь, он едва заметно отрицательно качает головой. Понимаю: не вмешивайся, не лезь, доверься.

Мне сложно, мне страшно, у меня всё клокочет внутри, но я беру себя в руки.

В конце концов, здесь — друзья Ираклия. Наверное, они даже больше чем друзья. Как там сказал этот Лис? Брат. Пожалуй, они и есть братья — все плод одного эксперимента. Значит, они должны спасти. Встать стеной. Что Ираклий там вещал про славных воинов?

А Базиров, между тем, начинает раздеваться.

Меня трясёт — на улице же осень, не тепло, руки у него и так ледяные. Но вскоре застываю, завороженная. Любуюсь им, каждым отточенным движением, каждым жестом.

Похоже, не я одна.

Марта томно вздыхает:

— Охренеть! Кажется, я только что кончила!

Тихомиров косится на неё с таким видом, будто желает вытереть руки, которыми держит её.

Базиров же стягивает через голову водолазку, и я уставляюсь на его широченную мускулистую спину, ещё хранящую следы моих ногтей и нашей страсти.

Но не вид столь привлекательной части тела шокирует меня, а чёрная клякса — она буквально опоясывает его правый бок и затекает на спину шерстистыми ложноножками.

— Что за срань? — комментирует чересчур эмоциональная Марта.

И Кирилл шипит на неё:

— Да ты уймёшься сегодня!

Она бросает на него недовольный взгляд и фыркает, как рассерженная кошка.

Правов же, осмотрев «жертву», качает головой.

— Хороший был план, молодой человек, но не сработал. Ваша кровь отравлена.

До меня доносится хмыканье:

— Ну вы же знаете, как её очистить. У вас же есть антидот.

Правов ухмыляется:

— Дать антидот «идеальному» и упустить возможность видеть, как он корчится и подыхает в мучениях на глазах у своей истинной? Лишить себя такого удовольствия?

— Вы же всё равно убьёте меня, причём, полагаю, не менее медленно и мучительно. Так что вы ничего не теряете, единственное, что моя истинная, — он опять указывает рукой в нашу с Мартой сторону, — этого не увидит.

Жрец, мысленно я окрещиваю так человека в рясе иезуита, оказывается рядом с Правовым и снова что-то шепчет тому на ухо, косясь на Ираклия, которого уже заметно шатает. Он прижимает руку к раненому боку, и тёмная густая кровь стекает по тонким аристократическим пальцам.

— Хорошо, мы согласны, — выдаёт, наконец, Правов, — только девушки уйдут после того, как вы получите антидот. У нас должны быть гарантии.

Ираклий кивает.

Жрецу подносят саквояж, из которого он извлекает шприц и пробирку с мутноватой светящейся жидкостью.

И теперь уже дёргаюсь я, как давеча — Марта.

Меня перехватывает Лис. Легко скручивает, но при этом очень вежливо извиняется.

— Отпустите! — вырываюсь я. — Я не позволю вколоть ему эту гадость!

— Тссс! — шипит Лис мне на ухо. — Только «гадость», как вы выразились, его и спасёт.

Жрец набирает жидкость в шприц и впрыскивает Ираклию в вену.

Несколько мгновений ничего не происходит. Наоборот, всё замирает, останавливается. Кажется, даже глохнут звуки.

А потом… Ираклий начинает меняться. Тьма, что марала его идеальное тело, словно выползает наружу и начинает завиваться вокруг него в чёрный кокон.

Базиров сжимает руки в кулаки и хохочет. Так, что у меня все волосы становятся дыбом.

Жрец и Правов меняются в лице, пятятся и едва не крестятся.

Тихомиров поворачивается к нам с Мартой и рявкает:

— На землю! Лицом вниз!

Марта злится, но выполняет, бормоча:

— Я тебе припомню. Я тебя в следующем романе импотентом сделаю!

Кирилл продолжает инструкции:

— Чтобы вы не увидели — не орать, не дёргаться, вообще не подавать признаков жизни! Ясно?

Мы киваем, хотя лёжа на земле это не очень удобно.

А потом… Кирилл и Лис тоже «одеваются» в чёрные энергетические коконы… и начинается светопреставление.

Разобрать, кто кого бьёт, кто побеждает, а кто проигрывает, невозможно. Факела погасли, луна сегодня блеклая и прячется за тучами.

Марта приподнимается на четвереньки и говорить:

— Олеська, ты как хочешь, а я забираю деда и валю отсюда.

— Ты слышала, что сказал Кирилл, — шепчу я, тоже приподнимаясь и становясь на колени.

— Срать я на него хотела. Он мне не командир. Даринкой пусть командует. Ну, бывай, я пошла.

Пригнувшись, она направляется прямо туда, где кипит бой. Но даже дойти до места не успевает: громадная чёрная тень перехватывает её, вопящую, бьющуюся…

И хриплый, будто полупридушенный голос, заявляет:

— Босс! Я поймал его истинную!

И картинка вокруг замирает вновь.

А потом адепта, схватившего Марту, вырубают ударом с ноги. Писательница, выпав у него из рук, кубарем катится по поляне. Там её и ловит Кирилл.

— Я тебе неясно сказал — лежать! — грохочет Кирилл, нависая над ней.

Марта отползает от него, пятясь, как рак.

— Уйди! Сгинь! — машет она на него.

Но Кирилл надвигается на неё неотвратимо, как ударная волна. Ловит и ловко скручивает. Не успеваю заметить, откуда у него в руках появляется верёвка — может, вытащил из одного из многочисленных карманов своего камфляжа, может, материализовал, — но вопящую и брыкающуюся «властительницу дум» обитателей сети от связывает в долю секунды и в этот раз рядом со мной плюхается «гусеничка», дико вращающая глазами. О, Кирилл успевает и кляп ей соорудить! Вот что значит профи!

— Присматривайте за ней, — строго бросает мне Тихомиров и уносится сражаться.

Марта подползает ко мне и начинает делать странные телодвижения — тереться, извиваться, ёрзать туда-сюда.

— Эй, ты чего! Я, знаешь ли, по мальчикам!

Она возмущённо мычит и пытается повернуть голову, на что-то указывая.

И до моего, переполненного за сегодняшний день информацией мозга, наконец, доходит:

— Тебя развязать?

Она радостно кивает.

Я усмехаюсь:

— Ну уж нет! Если для тебя Кирилл — не командир, то для меня — очень даже. А я привыкла приказы начальства не обсуждать.

Марта пытается испепелить меня взглядом.

Но мне не до неё — на поляне появляются всё новые «чёрные коконы». Разумеется, они не выпрыгивают из порталов — порталов в нашем мире не существует. Однако то, что ими были не напичканы все окрестные кусты и лесопосадки — гарантировать не могу. Потому что так, скорее всего, и было.

Вскоре всё стихает.

Я вижу, как куда-то, в сторону дома уводят понурого Правова, за ним следом — тащат жреца. Утаскивают и складывают в кучку, как дрова, обездвиженных адептов… Тихомиров по рации раздаёт чёткие и отрывистые распоряжения — никакой мистики: обычная спецоперация по задержанию опасной секты.

Я глазами нахожу Ираклия. Он сидит, прислонившись спиной к огромному дереву, которое растёт посреди поляны. Всё ещё приникая к земле, потому что приказа распрямляться не было, мелкими перебежками подбираюсь к нему.

Ираклий приоткрывает глаза и бледно улыбается мне.

Хватаю его руку — к счастью, уже не такую обжигающе-ледяную, как прежде, — и прижимаюсь к ней щекой.

— Глупый… — шепчу… — я так испугалась за тебя. Что за дрянь они тебе вкололи?

Ираклий шумно, через зубы, втягивает воздух:

— Эта дрянь… как ты… говоришь… хорошо… что… у них… была… Та рана… — я вспоминаю ужасные чёрные кляксы, что растекались по его спине, бросаю взгляд на обнажённую грудь — ни следа жутких увечий! — у альбиноса… заточка… отравленная… я бы умер…