Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 39

Баночка снова начала вещать, но на этот раз все образы были окрашены искренней печалью.

Заготовка показала Цветметову одинокого оленевода, потерявшего свое стадо в метели, а потом уже знакомые Цветметову мыслеобразы-иероглифы — ряд странных линий и геометрических фигур, бесконечно плодящихся среди пустоты, дикаря, предлагавшего красавице свое вырванное сердце и сочетание образов, означающее самого Цветметова.

— Мне грустно. Я люблю Цветметова.

У Цветметова вдруг зачесались глаза.

Фразу «я люблю» в отношении себя самого он слышал один раз в жизни — от какой-то бляди с городской овощебазы. Впрочем, наутро блядь протрезвела, обокрала квартиру Цветметова, пока тот спал, и ушла. По слухам она вскоре уехала куда-то на север обслуживать шабашников, ее любовь к Цветметову оказалась мимолетной.

— Послушай, рассольчик, — мягко произнес Цветметов, — Извини, что я тебя отхуесосил, ладно? С языка сорвалось, я еще и трезвый, у меня трезвым это часто бывает. Послушай... Я правда хочу знать, волнует это меня, понимаешь? Когда я умру, а? Скажи. Пожалуйста.

Цветметов увидел статного старика на высоком троне. Старик встал, подошел к стоявшей перед ним на коленях белокурой девушке в золотых украшениях и выплеснул ей в лицо чашу кипящей крови.

— Как хочешь.

В образах транслируемых баночкой сейчас были не только слова, Цветметов ощутил в них невыносимую скручивавшую нутро тоску о чем-то важном и давно потерянном.

Цветметов вдруг испугался собственного желания, он хотел сказать бабкиной заготовке, что передумал, что больше не хочет знать даты собственной смерти, но было уже поздно.

Следующее видение навалилось на Цветметова тяжелой и темной массой, оно придавило его как ночной кошмар.

Сначала ничего не было понятно, видение, в отличие от всех предыдущих, было как будто размытым, смазанным. Мир распадался на тысячи глянцевых бликов, они кружились в водовороте, потом на мгновение складывались в более-менее четкую картинку, но секунду спустя рассыпались вновь.

Цветметов даже не понимал, кто он сейчас — бесплотный дух-наблюдатель или участник событий.

Когда водоворот кадров в очередной раз застыл, Цветметов смог разглядеть, что он находится в каком-то громадном проржавевшем металлическом помещении цилиндрической формы. Нечто вроде огромной бочки, стены круглого помещения уходили куда-то вверх и тонули в темноте. На стене Цветметов разглядел полустертую белую надпись «ДЕТИ-ЗЛО», над надписью располагался огромный, нарисованный прямо на металле, портрет бородатого мужика. Было заметно, что и надпись и портрет пытались стереть, соскоблить с ржавой стены, но краска въелась в металл, и ничего не вышло.

Стояла мрачная гнетущая тишина. Но Цветметов краем сознания понимал, что тишина обманчива, что еще минуту назад снаружи бочки раздавались крики, мольбы, там в муках и страхе умирали люди. Люди столкнулись с чем-то жутким, доселе невиданным, с чем-то, что нарушило все их представления о привычном мире. Лишь немногие пытались бежать или сражаться, но все было бесполезно, большинство умерло просто застыв от ужаса, как бараны на бойне.

На одно мгновение Цветметов вдруг превратился в бесплотного призрака, летящего снаружи, над железной бочкой. Он видел странные цилиндрические строения, высокую башню с темным флагом, у подножия построек повсюду валялись трупы, на лицах у мертвецов застыл страх. Цветметов рассмотрел, что многие погибшие были одеты в странную черную униформу чужой страны, на некоторых солдатах были черные шлемы, полностью скрывавшие лицо.

Внизу, под летящим Цветметовым, среди мертвецов двигалось нечто, но Цветметов видел лишь размытое темное пятно, он догадался, что кусочки из банки вновь специально замазали, зацензурили видение. Баночка полагала, что Цветметову не следует видеть то, что двигается среди трупов.

Но полет продлился лишь мгновение, в следующую секунду Цветметова вновь швырнуло внутрь железной бочки.

Цветметов ощутил во рту вкус алкоголя перемешанного с рвотой. Ему было плохо и страшно. Он вдруг осознал, что, то существо, которое он видел сверху, идет сюда, к железной бочке.

Но Цветметов был не один внутри железного цилиндра. Черный Человек подошел к Цветметову, этого человека Цветметов боялся даже больше, чем ту тварь снаружи. Цветметов не мог рассмотреть ни лица, ни одежды человека, видение все еще мерцало, распадаясь на тысячу бликов, и вновь собираясь заново.

— Ну что, сынку, помог тебе твой Благодетель?

Цветметов пытался вырваться из видения, он не хотел смотреть дальше, но баночка не выпускала его, видение опутывало Цветметова подобно ночному кошмару, когда хочешь проснуться, но не можешь.

— Падающее — подтолкни!*, — произнес Черный Человек и ударил Цветметова в лицо. К алкоголю и блевотине во рту примешался вкус крови. Цветметов упал.

— Ты сражался достойно, — сказал Черный Человек, — Копье, которое бросаю я во врагов своих! Как благодарен я им, что могу наконец метнуть его!*

Голову Цветметова вдруг пронзила резкая, невыносимая, невиданная прежде боль. Но это длилось лишь мгновение, затем все исчезло — железная бочка, Черный Человек, та тварь снаружи.

Цветметов теперь стоял посреди тундры, выл холодный ветер, пурга стелилась по промерзлой земле под чужими серыми небесами. Из метели навстречу Цветметову вышли три золотоволосые девушки в костяной броне. Глаза девушек были синими, ледяными.

* Фридрих Ницше, «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого».

Здесь и далее цитируется в переводе В.В.Рынкевича под редакцией И.В.Розовой, М.: «Интербук», 1990

10 мая 1986

ночь

Закрытое административно-территориальное образование

«Бухарин — 11»

В следующее мгновение все закончилось, видение выплюнуло Цветметова, и он вновь оказался на собственной засранной и темной кухне среди банок с бабкиными соленьями.

Кухня вдруг почему-то показалась Цветметову нереальной и не имеющей никакого значения. Впечатление усиливало марево, все еще сиявшее над зданием института, и заполнявшее квартиру синим цветом.

Речь вернулась к Цветметову не сразу:

— Блять. И это все? Я же ни хуя не понял, баночка. Тот человек меня застрелил? Он затирал про какие-то копья, но я уверен, что Черный Человек застрелил меня из волыны. За что, блядь? Хули я сделал? И кто он такой вообще? И что за железная бочка? А что за хуйня убила всех вокруг бочки? Что за американские десантники в черной форме там валялись? И девушки, тундра... По крайней мере, это было не больно. Точнее больно, но недолго. Я ведь умер, да? Но как же страшно, блять ... Но самое главное — я спрашивал когда, а не как? А если я не буду ходить в железные бочки — меня ведь тогда не убьют? Я могу изменить этот ебучий мультик, чтобы его не было? И когда вся эта хуйня произойдет? Завтра, через месяц, через год? Когда, баночка? Когда?

Цветметов увидел двух охотников в тундре. Черноглазый дикарь пытался предупредить о чем-то светловолосого юношу, но юноша не знал его языка, а опасность тем временем все приближалась. Это означало:

— Я не понимаю.

— Хули тут понимать? — рассвирепел Цветметов, — Я спрашиваю, когда это произойдет? Когда этот мудак меня убьет? Когда?

Ответом был тот же образ охотников.

— Я не понимаю.

— Бля, — совсем расстроился Цветметов, — Вот, смотри, рассольчик, я сейчас возьму календарь...

Цветметов вдруг вспомнил, что календаря у него отродясь не было, часов тоже давно уже не было, их Цветметов пропил. Объяснить концепцию времени тупой баночке без календаря и часов было затруднительно, тем более, что Цветметов никогда не был силен в объяснениях.

— Ну скажи, хотя бы, какое там было время года, когда меня застрелили, а то я нихуя не рассмотрел. Может, был какой праздник или выходной? Ну там Новый Год, годовщина Октября, день рождения Ильича, или что-то в это роде... Скажи мне, блять, через сколько суток с этого самого момента это произойдет? Ну, сколько раз солнышко встанет и опять закатится, прежде чем меня убьет этот мудак?