Тёмные пути - Васильев Андрей - Страница 10

– Ты очень многословен, – вздохнула Марфа.

– Уже почти все, – заверил ее антиквар. – Итак, третий кулон, инкрустированный рубином и более других интересующий нашу компанию. Он достался девочке по имени Джованна. Впрочем, иногда ее называют Иоанной, как правило, добавляя слова «Первая» и «королева Неаполя».

Как видно, он ждал какой-то реакции на эти слова, но ее не последовало. Не знаю, как насчет Марфы и Стеллы, но лично мне это имя ничего не говорило.

– Иоанна Первая, – немного изумленно повторил Карл Августович, – та, которая в совсем еще нежном возрасте умудрилась изумить своей развратностью итальянский королевский двор четырнадцатого века, чем, по сути, сотворила невозможное.

– Достойное деяние, – признала Стелла. – А что еще она сотворила?

– Много чего, – сообщил ей Карл Августович. – Например, плюнув на все существующие традиции, устранила неугодную ей вдову графа Дурацци невероятно оригинальным способом, а именно при помощи отравленной клизмы.

– Чего? – опешила Воронецкая. – Это как?

– А вот так, – рассмеялся Шлюндт. – Джованне тогда лет шестнадцать было, хотелось подурачиться. Скучным ей показалось просто подсыпать родственнице яд в вино или еду. А клизма – это весело. Это креативно. Она вообще была на редкость нескучная особа с полным отсутствием каких-либо моральных принципов. Например, она охотно смотрела на то, как душат ее мужа, а вслед за этим вышла замуж за того, кто это сделал. Собственно, ты, Валера, данную картину во сне видел.

– Веселые люди в Италии проживали в старые времена, – заметил я.

– Даже не сомневайся, – подтвердил антиквар. – Вся жизнь Джованны Первой – прямое тому подтверждение. Ты представляешь, ее ведь даже от церкви отлучили. Не скажу, что это редкое явление, но к венценосным особам подобные меры, как правило, не применялись. Эта затейница стала исключением из правил.

– Но закончила она все же скверно, – подытожил я, – ее тоже задушили.

– Увы и ах, – снова согласился со мной Шлюндт. – Только ради правды стоит заметить, что при таком образе жизни она и два десятка лет не должна была протянуть, а дожила почти до шестидесяти. Это сейчас не возраст, при нынешней медицине и косметологии, а по тем временам – древняя старуха. Так что данное деяние можно рассматривать с разных точек зрения. Впрочем, жить она, конечно же, хотела, и амулет это запомнил. Хорошо запомнил.

– Вы его видели, – утвердительно заявил я.

– Конечно. – Кивнул антиквар. – И с радостью поделюсь с тобой информацией о его местоположении, о чем официально и сообщаю. Так сказать, закрепляю сделку.

– Вот же ты скотина! – как мне показалось, даже с восхищением произнесла Марфа. – Нет слов!

Она с грохотом отодвинула кресло, погрозила Шлюндту пальцем и вышла прочь. Как только за ней закрылась дверь, антиквар захохотал во все горло.

– У Марфы практически нет слабых мест, – сообщил он нам, отсмеявшись и вытерев слезинки из уголков глаз. – Да и откуда? Таковые имеются у тех, кто обладает хоть какими-то человеческими эмоциями, а у нее их дотла выжгло время и беспрестанная борьба за место под солнцем. Но тщеславие никуда не делось, не любит она ощущать себя дурой.

– С огнем играете, – мрачно заметила Стелла.

– Девочка моя, если бы твоя хозяйка могла меня убить, то она бы это давным-давно сделала, – безмятежно отмахнулся антиквар. – Но я ей не по зубам, и она это знает. А вот тебе, конечно, придется лихо, это бесспорно. Ты стала свидетелем ее… Ну, не позора, разумеется, но того неприятного момента, когда она выглядела не лучшим образом. Сама рассуди: хитрая и умная Марфа сама себя поймала в ловушку, да еще и на глазах собственной прислуги в твоем лице. Что ты глазами хлопаешь? Она помогла выдавить отсюда вурдалаков, была уверена в том, что я блефую, сама же заставила меня в этом признаться, фактически захватила лидерство в надежде заключить трехстороннюю сделку, чтобы выскрести пару каштанов из огня, ничего не делая, и на тебе, такой поворот. Так что жить тебе, боюсь, осталось недолго, это точно. Ну, разве вот Валерий за тебя слово замолвит и тем самым твою судьбу маленько подправит. Но станет ли он это делать, даже учитывая ваши довольно тесные и близкие отношения? Я бы не стал подобное категорично утверждать.

– Марфа знает, что за мной вины нет, – неуверенно произнесла Воронецкая. – Покона побоится.

– И в этом я бы не был настолько уверен, – моментально возразил ей Шлюндт. – Что ей Покон? Она Верховная ведьма, Ночью ей власть над вашими телами и душами дана.

Стелла помолчала пару секунд, а после выдала на редкость умело сплетенную матерную тираду, чем ошарашила официанта, как раз в этот момент заглянувшего в кабинет. Он, как видно, хотел уточнить, не надо ли нам чего подать. Ну да, эти ребята всякое повидали, но не каждый же день изысканная и хорошо одетая дама столь лихо сквернословит на их глазах? Потому, как видно, он тихонечко дверь и прикрыл с той стороны, так ничего и не сказав.

Вот все же интересный старичок этот Шлюндт, никогда точно не поймешь, в кого именно он метит своими интригами. Конкретно сейчас кого он на крючок хотел поддеть? Старинную подругу Марфу из исключительно юмористических побуждений? Стеллу, которую терпеть не может и на похоронах которой охотно спляшет? Или все же меня? А что, запросто. Я впрягусь за Воронецкую, повздорю с Марфой, та, возможно, задумает мне глаз на задницу натянуть, и оп – он снова мой спаситель. Ну а как по-другому? Мне против этой лютой старушки не сдюжить, это точно, слишком разные у нас с ней весовые категории.

А если мы с Марфой не схлестнемся, так он так и так не в убытке. Или я снова придумываю страшилки для самого себя?

Но развел он ее очень лихо, прямо как по нотам. Красивая работа настоящего мастера. Всего-то пара фраз, сказанных в нужное время с нужной интонацией, а какой результат?

– Поживем – увидим, – я решил перевести разговор в плоскость, которая меня интересовала куда больше, чем все остальное. – Амулет. У кого он? Кто его нынешний владелец? Надеюсь, мне не придется снова тащиться куда-нибудь на кладбище?

– На кладбище? – кротко ответил антиквар. – Нет-нет, ничего такого. Хотя, ради правды, его последняя владелица именно там сейчас и находится, она года два как умерла. Но кулон ей в гроб никто не клал, не переживай даже.

– Уже хорошо. Только вот отчего мне как-то не по себе стало, Карл Августович? Какой-то голос у вас нерадостный.

– Просто дело в том, Валерий, что ты мне крайне симпатичен, – пояснил Шлюндт. – В человеческом смысле, разумеется, не подумай чего дурного. Ну, вроде того, что сейчас пришло в голову твоей беспутной приятельницы. И, признаюсь как на духу, мне не очень радостно сообщать тебе то, что ты сейчас услышишь.

– Интересно, будет хоть одна цацка, которую мы добудем просто и беспроблемно? – мечтательно произнесла Стелла, которую, похоже, совершенно не тронуло мнение антиквара о ее моральных качествах. Ну или она не сочла его оскорблением, потому что все так и было на самом деле. – Например, тихо-мирно украдем из музея или просто пойдем и купим?

– Кстати, о «купим», – оживился Шлюндт. – Валера, напоминаю тебе о жетоне, что ты мне обещал, и о монетах. Мне бы на них глянуть. Я тут переговорил кое с кем, покупатели на это добро имеются.

– Это все потом, – попросил я его. – Сейчас вы уж скажите нам: где кулон?

– Кхм… – откашлялся он. – Вы же слышали о Романе Митрохине? Не могли не слышать. Ладно, Иоанна Первая – это понятно, но про то, что случилось в семье человека из списка «Форбс» три года назад…

– Митрохин! – Стелла приложила ладони к щекам. – Вот же!

И она выдала вторую нецензурную тираду за последние десять минут, причем, как нарочно, именно в этот момент двери кабинета открылись и в них заглянула девушка-метрдотель. Она выслушала до конца словоизлияния Воронецкой, с уважением покрутила головой и неслышно притворила створки.

Впрочем, я Стеллу не винил, хотя бы потому, что мне тоже было что сказать. Другое дело, что позориться неохота, больно здорово моя напарница слова друг к другу лепила, у меня может так не получиться.