Чудовища рая - Хермансон Мари - Страница 12

Она проживала в семье с тремя детьми по программе «Au Pair» — то есть работала у них гувернанткой за жилье и питание и изучала язык. Весной она закончила школу со специализацией по естественным наукам и решила стать инженером-химиком. Но сперва ей хотелось набраться опыта и немного повидать мир. Теперь же девушка раскаивалась в своей затее и только и желала, что вернуться домой. У нее был один выходной в неделю, однако завести друзей оказалось нелегко: она попросту не знала, куда ходить. Вдобавок, к своему отчаянию, она выяснила, что с английским у нее не очень. В школе она всегда получала высокие оценки, а здесь, как оказалось, люди разговаривали совсем не как в британских образовательных телепрограммах, и она с трудом их понимала.

Даниэль поинтересовался, почему же ей просто не уехать домой, коли здесь так плохо. Девушка тут же выпрямила спину, задрала подбородок и заявила, что не собирается сдаваться. Она никогда не сдается. Она единственный ребенок у родителей, и они ею очень гордятся.

— А быть единственным ребенком тяжело, — продолжала она. — Иногда мне так хочется, чтобы у меня были братья и сестры. А у тебя есть они?

К своему удивлению, Даниэль ответил отрицательно. Пожалуй, точно объяснить свой ответ он не смог бы, однако в тот момент ему определенно не хотелось распространяться на тему брата-близнеца. Таковая неизменно вызывала у людей интерес, затмевая все остальные.

— Тогда ты знаешь, каково это, — заключила девушка.

Так они еще долго болтали, часа два. Девушка призналась, что она вот уже несколько месяцев столько не разговаривала. Она явно была очень одинока. Ни парня, ни подружек.

Да, было в ней нечто особенное. Хрупкая, но в то же время твердая и несгибаемая. Девушка из стекла и стали, подумал тогда Даниэль. У нее были очень светлые ресницы, какие большинство других девушек наверняка бы подкрашивали тушью, однако она совершенно не пользовалась косметикой. Еще она очень легко возбуждалась. В такие моменты кожа у нее приобретала ярко-розовый оттенок, а зрачки расширялись и демонстрировали черноту, соблазнительную и пугающую одновременно.

Не без замешательства Даниэль осознал, что влюбляется. Самым мучительным, трагическим и поразительно нелепым образом, что было для него совершенно внове. Он испытывал к девушке уважение на грани благоговения и в то же время жгучую страсть.

За вечер он выпил немало пива и во время вынужденной отлучки в туалет воспользовался возможностью обдумать происходящее. Как же ему теперь поступить? Попросить у нее номер телефона? Будут ли они поддерживать связь, когда он вернется в Швецию? А может, ему перебраться сюда, поступить в какой-нибудь английский университет или найти работу, хоть бы и мойщиком? Мысли так и роились у него в голове, пока он стоял в бурлящей очереди в туалет. Долгое ожидание его беспокоило. Она ведь не решит, что он сбежал, верно? А вдруг ей надоест и она уйдет домой?

Когда же Даниэль наконец вернулся, он обнаружил, что место его занято. На нем восседал Макс, вовсю болтая с девушкой. Расстался с друзьями и отправился назад в паб, а потом, по-видимому, прятался в толпе и наблюдал за братом с девушкой. И когда тот отлучился в туалет, просто уселся вместо него.

Девушка целиком была поглощена разговором и громко смеялась. И Даниэль с трудом узнавал ее — теперь она казалась гораздо привлекательнее. И еще он осознал, что до этого не видел ее смеющейся, — за весь их длиннющий разговор она даже смешка не издала. А Макс, наверное, отколол особенно веселую шутку, потому что сейчас ее худое и бледное личико совершенно преобразилось от смеха.

А затем, все так же смеясь, пара поднялась и покинула пивную, даже не взглянув в сторону Даниэля.

Вне себя от унижения и гнева, он заказал еще пива, осушил кружку и отправился в другой паб — уютный и старомодный, тот, который ему сперва и захотелось посетить. Однако там его в дверях остановил вышибала и холодно выдал следующее:

— Ты прекрасно знаешь, что тебе сюда нельзя. После того, что ты тут устроил.

Ошарашенный Даниэль двинулся в другой паб, куда его без проблем пустили. Он пил до тех пор, пока координация не начала подавать тревожные сигналы, и через несколько часов вернулся на такси к Максу домой. Вот только на все его звонки в дверь ответа так и не последовало, и ему пришлось заночевать на скамейке в парке.

А на следующее утро Макс впустил его в квартиру и с торжествующей улыбкой сообщил:

— Я был прав. Она оказалась шведкой. И девственницей.

Приняв душ, Даниэль взялся было за бритву, чтобы привести себя в порядок после ночной попойки, но вдруг передумал и со злостью смыл с лица крем для бритья. Не будет он бриться. А начнет отпускать бороду. Чтобы его никогда больше не спутали с братом.

— Вот и оно, — с восторгом возвестил Макс. — Мое любимое место.

Пробираясь по образовавшим нечто вроде запруды глыбам, он указал удочкой на спокойный участок реки между перекатов. Вода вокруг него так и бурлила меленькими водопадами и тучами брызг.

— За этими камнями нечто вроде прудка. Обычно там пять-шесть рыбин, просто держатся себе у поверхности, хоть руками хватай. Я никому не показывал это место, только тебе одному!

Следующие пару часов братья всецело были поглощены рыбной ловлей. Даниэль опытностью похвастаться не мог, однако он быстро учился и к перерыву на обед закидывал удочку уже весьма умело. По правде говоря, его несколько удивило увлечение брата рыбалкой. Как ему представлялось, того привлекал скорее азарт, нежели сам улов.

— И много здесь ошивается туристов? — поинтересовался Даниэль, когда они устроились на плоской скале и Макс принес провизию от велосипедов, оставленных неподалеку в еловой рощице.

— Туристы? В Химмельстале-то?

Макс вручил ему бутерброд с ветчиной и рассмеялся, будто услышал забавную шутку.

— Ну, здесь так красиво, — пояснил Даниэль.

— Не настолько красиво для них. Долина узкая и затененная, а горы слишком крутые, чтобы ходить в походы или кататься на лыжах. Нет, ради видов в Химмельсталь не приезжают. Сюда приезжают скрыться из виду. — Макс открыл бутылку с пивом и придержал крышечкой хлынувшую пену. — Эта долина — убежище.

— Убежище?

Макс от души хлебнул пива и с бутылкой в руке уселся на скале, согнув одну ногу в колене. Задумчиво оглядел пороги и ответил:

— Да, убежище еще со Средних веков. Когда-то здесь был монастырь, где содержали прокаженных. Как раз где сейчас стоит клиника. От самого монастыря и следа уж не осталось, но под склоном сохранилось старое церковное кладбище. Там только и хоронили что прокаженных, больше никого. Отверженные даже в смерти. Нечистые.

Он подобрал сосновую шишку и в сердцах бросил в воду, где ее тут же подхватил и закружил поток.

— Греховная болезнь, — кивнул Даниэль. — Вполне себе представляю, что здесь мог располагаться и туберкулезный санаторий. В конце концов, в Альпах полно всяких старых санаториев, переделанных в гостиницы и частные клиники.

Макс фыркнул.

— О нет. Туберкулезники — класс совершенно другой. Эти-то в Химмельстале не показывались. Слишком труднодоступное место. Железной дороги нет. А до середины двадцатого века сюда и автомобилем-то было не добраться.

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Даниэль.

— Получил по почте проспект, когда подал заявку в клинику. Где-то в девятнадцатом веке монастырь отстроили заново в качестве обители для инвалидов. Для людей с задержкой развития или физическими недостатками, а также психически больных. Другими словами, для новых классов парий, которых хотели убрать с глаз долой. Персонал проживал в деревне или в самой обители, которая функционировала вполне самостоятельно. Эдакий закрытый мирок. А потом обитель сгорела, несколько пациентов погибло. Предположительно пожар и устроил один из пациентов.

Макс умолк, прихлебывая пиво, и у Даниэля в голове промелькнул ряд не особо приятных образов. Чтобы избавиться от них, он сменил тему: