И.Н.Ф.Е.Р.Н.О. Ад начинается на Земле (СИ) - ДЕНИСЕНКО КИРИЛЛ - Страница 19

– Так значит, он еще довлеет над моим сознанием. В иллюзии плен заключая, лишает трезвящей реальности. А я видел вечность, – глаза его загорелись. – И мне скучно.

… Увидев одновременно боль и стоны, живое человечество, которое, как и мертвое, всего лишь толпа для ока бесконечности, горевало и радовалось, молило и проклинало, желало, любило и в неистовстве ненавидело; страдало, слезы одних изливались, а глаза иных, изнывая в сухости иссушенной души, покинутой духом, проливали реки крови гибнущих от расчетливых рук. Люди, приходя оборванцами и верещащими комками, желали того, что казалось им счастьем; боролись за то, что считали идеалами, затаптывая безликую личность, гаснувшую без истинного поступка. Иные апологеты проповедовали то, что исповедовали; другие в столкновении взглядов опускали то, что расходилось с их мыслями, не осознавая в нетерпимости свой искалеченный дух. Истина вечна, а лучи солнца и вера угасают, изживая изначальную сущность свою, становясь бликом, оттеняемым смертью.

Но… Все же человечество я не оставлю, признавая и то, что радость и горе его от предвечного мира, от изначального возникновения устрашающе пусты, посему оно и смертно, мне его жалко, потому что я выше… А значит, сильнее. И… надеюсь, придет время, и оно спасется, познает увядание и очнется, в противном случае жизнь людей безнадежна и катится к вечному закату, к безрассветному окончанию сказания. Искусство, – не весомый аргумент, оно лишь песчинка свидетельства разума, а я вижу, что человечество утопает в эгоизме и захлестнувшей гордыне, в которой и сгинет, и камня на камне не останется, только безмолвное спокойствие воцарится…

– Мир обречен? – повернулась Су Янг.

– Я вижу разные пути становления человечества в жизнь, и каждый неминуемо ведет к концу, разнясь с другими только продолжительностью, пока окончательно не пересекутся зачеркивающей рукой линии бытия… Эгоизм. Видишь, вы печетесь только о жизнях своих и теряете их невозвратно, ибо не мыслите, в чем жизнь, не научены ценности и правде, никудышно оцениваете, и продаете, и вверяете в долг за бесценок. А ты знаешь, какое бесчисленное множество молит об окончании жизни? Вы не содействуете друг другу. Вам плохо, значит, пусть смерть приберет. Вам хорошо, значит, пусть жизнь в перманентном довольстве растекается. Как истуканы, застываете только на точках соприкосновения с вами. От сего и нет вам пощады. Эгоисты. Пустота в вас и вокруг вас, как мне противно было раньше, а теперь скучно и безразлично, но все же – жалко. Видеть не можете дальше крохотного шага и зарекаетесь о несовершенности Творца; шагнете – и рушитесь всей массой об твердь земную. Дальнозоркость не ваш удел. Прорицание ваше лживо, а порицание столь желчно. Пустота и Эгоизм. Да, в смертоносный вакуум вы ввергли себя самовольно. Вы – самовластные выродки, расточаете и изжевываете мир, опорожняясь тем, чем потомки ваши обречены питаться от неимения представлений о вкусе. Жизнь вашу превратили в сатиру, а смерть, как позор, принимает вас раньше срока, ибо лета безрассудно прожигаете, а став на ноги в зрелости, сокрушенно падаете в саркофаг, ибо ослабленные, колеблемые ветром времени, переламывающим тела, утратившие дух и оставшиеся с занедужившей душой, подламываетесь, и треск сопровождает вашу агонию; крик ваш никто не услышит, оттого что полагались на подобных себе и возводили богатства на земле, сметаемой и рушимой катаклизмами земными. Нет. Вы безнадежны. Люди и сами не понимают, для чего живут. К чему терзания, к чему все это?

Жизнь это подвиг, посему слабейший, испугавшись, к суициду склоняясь, визжа, трепещет. А жизнь дарована для жизни. И как человек осознает сие, обретет жизнь, но только к правому лику жизни последует он? Ибо великое множество масок, выдающихся за жизнь; и я точно до сих пор не уверен, какая из них настоящая.

– Тогда как же нам выжить?

– Ты еще не поняла? Читая, вы теряетесь; прочитав – забываете и не разумеете, что в том, что сказано, скрывается нечто большее именно между строк. А ты знаешь, оказывается, у меня есть брат и, что удивительно, он подобен Альфонсо Бертильону.

– Кому?

– До Великого Разъединения было много ярких и сильных личностей, безусловно, таковые есть и в наше время. Альфонсо Бертильон был юристом и криминалистом. Был автором системы приемов судебной идентификации личности; также он был французом. В нашу эпоху, когда в принципе единый народ и культуры переплетены в одно целое, где что-то утрачивалось, что-то выявлялось новое, дабы избежать казусов, звучит все это странно. Интересные вы люди: единой нации достигли, пролив кровь, и став, остаетесь верны привычкам раздора.

– Ты встречался с ним?

– Я случайно увидел его. А он почувствовал меня. Его ожидает огромная опасность. Неумолимо достигает. Не знаю, на каком он месте и как его зовут, но он хороший человек. Я ищу связь, что нас роднит, и, кажется, я ее нашел, но не уверен. Но я вижу его смерть. И… то, как я оплакиваю его. Боюсь, что я стану роком для него. Альтернатив превеликое множество. Судьбу можно отвести и изменить. Ибо судьба – это сон, неясный, расплывчатый и далекий. Бред разума. Кривое отражение домыслов – не жизни, а просто домыслов. Судьба – тривиальная мозаика предчувствий. Су Янг, – он повернулся к ней, их взгляды встретились. – Ты и представить не можешь, как все просто. А сложность – банальный вымысел людей, страдающих оттого, что они не могут довольствоваться простейшими разъяснениями.

– Ты сложен, Скотт, и… я боюсь.

– Ибо ты так хочешь. Человеку легче сказать, что он запутался, или что ему непонятно и сложно, только чтобы отказаться принимать действительное. Так люди опрокидывают груз со своих плеч. Су Янг, не уподобляйся слабым.

– Хорошо, – она отвернулась, медленно вдыхая и выдыхая, проследила за облаками и голубым небом, синими морями, небрежно раскинутыми долу; повернулась к ожидающему Скотту и спросила:

– Ты полагаешь, что я Су Янг? – глаза побагровели. Кожа разорвалась. Вытянутая морда со стекающей слюной, склизкая кожа, огромные острые уши, крылья. Демон поднялся, из локтей его выпирали когти. – Скотт Ринтер, ты сказал, что я стану твоим рабом? Ты мой раб. Я управляю тобой. Архоном нарек я тебя. С зачатия твоего дарован я был тебе Сатаной, дабы мы уготовили мир, склонившийся к нам. Силою вселенского Зла повелеваю тебе, Скотт Ринтер, возьми меня за руку, и вступим в новую эру! Прославим властелина и посеем ужас в сердцах! Изрыгнет преисподняя детей своих, и мы, сыны Тьмы, обречем землю на вечную погибель! Единая семья мы, не отрекайся отца своего. Дай мне сделать тебя великим! Дай мне свое тело, я так долго ждал пришествия в мир, а ты, глупец, противишься. Доколе ты не перестанешь быть слабым и глупым? Ты и я, мы – Антихрист! Легион неисчерпаемой силы войдет в тебя. Согласись! О, сын. Ты сосуд извечно предреченный, дай мне руку, и я войду в твое сердце. Слово. Слово отделяет тебя от безграничной власти! Глупец! Не противься. Ты мой от рождения, мать твоя клятвою нас связала. Ты из рода Люсьена, склонившего голову пред нами. Книга избрала тебя! Весь мир для тебя! Сочетайся мне. Ты мой! Ты изначально мой! Единое целое изначально. Сыном нарек я тебя. Скотт, я избрал тебя. Не предавай меня. Протяни руку, мы – тандем силы! Мир ждет пришествия твоего! Сын, не разочаровывай меня. Я в тебе. Единое слово – и ты познаешь полноценную силу, содержание могущества. Не молчи!

– Точку я поставил, – его взгляд обратился к демону. – Гнусная тварь, вызволенная из пекла, избавился я от тебя, ибо сердцем отрекся! Антихрист смешно звучит; ты не антагонист Сыну Человеческому, ты просто не имеющий фантазии взбесившийся дух. Люди слабые, несовершенные и глупые, и ими править стремишься? Люди, плоть и кости, что размножить не имеет труда, и они враги? Стремлением погубить людей исходатайствуешь позор себе, ибо Богу ты – не противник; а остался ты, чтобы люди служили тебе в посрамление. Люди, жалкие люди, и мир, скорогибнущий, с банальными благами, не-а, позор. Люди калибра меньшего, чем духи, вот и разыгрываешь бессменные партии. Замолчи, тварь, и отвечай: где Су Янг? Остров… – Скотт Ринтер сдвинул верхний рычаг, пластины разъехались, он устремился вниз и, высвободив крылья, резко взмыл к облакам, направляясь к острову.