И.Н.Ф.Е.Р.Н.О. Ад начинается на Земле (СИ) - ДЕНИСЕНКО КИРИЛЛ - Страница 10

Дождь полился с неба, ударяя тяжелыми каплями по окну.

Глава 3

Архоны мрака

Лучи воскресающего солнца становились ярче, ночь рассеивалась. Город выходил из мрака. Кладбище пустовало. Пламенеющая каемка, изливаясь золотым сиянием, теплила холодные плиты и изваяния, застывая на возвышающихся над безмятежным отголоском времени распятиях, символичных, словно круги мирозданья, замкнутых без начала и окончания, в свете, ожидающем финальной единицы крушения сущего мира.

Улица Сибрук, вольготно разместившаяся в центре статусного микрорайона Винстонс, пребывала в колыбели сновидений, пустуя в рассветный час, красуясь всевозможными цветами. Белые изгороди обрамляли миленькие одно- и двухэтажные домики.

Убегающие четыре пары ног разошлись, оставив одну, испачканную грязью, устало перебирать дальше. Дыхание оставленного человека походило на выхлопную трубу. Лоб и тело взмокли. Взгляд затуманен и испуган… дрожащая рука толкнула калитку, немного погодя опустилась на белоснежные перила. Затем ладонь с окрашенными в черный цвет ногтями скользнула в карман потрепанного пиджака и, вытянув ключ, с усилием повернутый в замочной скважине, надавила на дверную ручку, обронив ключ на входной коврик, и отворила дверь. Дружелюбная, светлая атмосфера уюта и разнящийся с этим силуэт потрепанного и обессиленного гота, уцелевшего в ночной перепалке, устроенной на кладбище отчаянным полицейским, являли столкновение культур и мировоззрений. Беглец вступил на лакированную лестницу и, не дойдя пересечения первого и второго этажа, остановился от оклика.

– Кери…

Гот пренебрежительно повернул голову, взглянув исподлобья на младшего брата, захлопнувшего за собой кухонную дверь.

– Усохни, Рой!

– Кери… – умные глаза, исполненные небесной синевы, смотрели снизу вверх на брата.

– Не смотри на меня так, заморыш, – Кери лизнул губы. Соленый вкус крови коснулся языка. – Кровь? – он усмехнулся. Спустившись, оказался в плотную к застывшему со стаканом воды брату. – Да если бы не этот проклятый коп, то пролились бы реки крови! – взмах рукой – и стакан, выплескивая воду, разлетелся на осколки. – Сатана звал нас. И мы шли! Черт! Сатана кровью увенчает сильнейших, вдохнув истинную силу. Даруя жизнь несопоставимую с человеческой дряхлостью! В жизни нужно испробовать все! И если мне понадобится вгрызаться в плоть младенцев, я сделаю это. Я залью кровью весь подлунный мир! Я выдеру крылья Сатане и обращусь в Пожирателя!

Безумно гогочущий Кери рывком прижал брата к стенке. Правой рукой извлек нож с зазубринами из ботинка.

– У тебя такая нежная кожа, ты возбуждаешь меня. Твоя шея, Рой, такая белоснежная… Представь кровь, что хлынет, когда я вопьюсь в тебя… Меня дрожь исполняет, как представлю кровь… Каждая клеточка моего тела трепещет. Рой, ты хочешь стать моим? Скажи «да».

– Кери, ты не сделаешь этого…

– Заткнись! Почему ты спокоен?! Почему ты не боишься?! – он швырнул брата на пол. – Бойся! Бойся меня! Мне нужен твой страх! Ты ведь боишься меня? – злобный крик сменился на визжащий. Кери пал на колени. Дрожа, на карачках, приближался к брату, умоляя истеричным голосом: – Бойся меня! Ты же боишься меня! Рой! Дорогой! Брат! Брат, скажи мне, ты же боишься! Правда? Правда же, ты боишься!

Лицо Кери покрылось испариной, он на четвереньках забрался на брата. Трясущимися ладонями схватил его лицо, испуганно повторяя, как в бреду, одни и те же фразы.

– Брат… Ответь, ты боишься? Ты боишься, правда?

Рой оперся руками об пол, отрицательно покачал головой и выполз из-под Кери. Поднялся и ушел прочь от съежившегося брата.

Дверь в комнату захлопнулась, и Рой свалился в постель, упершись лицом в белоснежную подушку. Заплакал. Через минуту поднял лицо и посмотрел в окно: простиралось необъятное небо. По безмятежной синеве плыли облака, в недостижимой дали солнце испускало лучи, обогревающие мир.

– А заслуживаем ли мы тепла… – хрипло вопросил Рой, и на непросохшем лице засверкали слезы. – Кто же светит там… Кто же так добр… – он посмотрел на мелкого кудлатого домового, стоявшего у кровати и снизу вверх взиравшего выпученными глазищами на него. – Вы средоточие безобразия, исполнение мерзости и пакости! Вы ничего не можете, кроме как разрушать! Люди созидают! Мы выше вас! Но вы сильнее! Тогда существует то, что сильнее вас! Мы не можем исходить от вас! И то, что мы вам поклоняемся, так это – немыслимый обман!

Желтые вышедшие из орбит глаза злобно смотрели на Роя.

– Убирайся!

Домовой развернулся и неуклюже зашлепал розоватыми, потрескавшимися пятами прочь, в приотворившуюся пред ним дверь, с силой захлопнувшуюся за ним.

Зазвонил навязчиво будильник. Рой поспешно оделся и покинул ненавидимый дом, накинув на плечо рюкзак.

Удалявшийся силуэт Роя Дарка взглядом проводил почтальон.

«Не верь никому, ты беглец! Изгнан миром и собой. Альтер эго – враг, а недруг – это ты! Загляни в себя и увидишь тьму. Эхо тьмы в душе, оно в тебе. Проникло в душу. Воцарилось. А венец? Колья или иглы? Не разглядеть того, что есть в тебе. В одном тебе одно зло. Добро? Давно вычеркнуто оно. Ибо не писано в том, кто рожден не Духом и не душой, в которой строка любви зачеркнута зловещей рукой. Денница ты? А может, Люцифер? Забудь – прошлого не вернуть! Ушедших давно не возвратить, упал – и низвергнул с высот недостижимой. Предвечный Свет был дан и Сила, которой не разумел, и теперь извечным беглецом, окруженным непроницаемой стеной из гордыни, стал. Узник ты обители своей. И проклят, Сатана, ты собой, и я не с тобой! Все мы не с тобой, с обманом в обнимку кружим толпой, низвергаясь в пучину иллюзорного всевластья. Путь анархичного пространства проклинаем…» – складывались в строки проносившиеся в голове Роя Дарка слова. Не понимал он, то ли о себе, то ли о нем получалась нескладная песнь.

На остановке он, озабоченный переживаниями о приболевшей сестренке, сел в школьный автобус, – оставлять ее в доме с извергами было действительно опасно. Вздохнув, он достал записную книжку в черном переплете, и красными чернилами на белоснежные листы излился вопль души.

«Тяжело… Невероятно тяжело. Счастье желанно, но где оно? В своем мирке обрету ли его? На небо молча смотрю. Молча вопрошаю: разве я много прошу? И слезы не на глазах, в душе… Не в силах помочь себе! Такова действительность. И грезы обращаются в слезы. Даруют ли слезы желанный рассвет? Смывая прошлых обид след. Увижу ли Свет, тот прекрасный свет. Великой Силы! Восстану ли из гроба сомнений, выбью ли гвозди сожалений… О Свет, вступлю или нет я на зеленые луга… Обогреет ли Солнце… меня… Страдает моя душа, безмерно плачет, это правда! Поверь и не оставь! Мне неведом Ты, ощущаю, чувствую Тебя, но совершенно не знаю… Где же ответ? Тело мое изнемогает под бременем проблем. Но что же там сияет? Я во Тьме! Не вижу Света. Единый проблеск – и не для меня… Где-то вдалеке блеснули… исчез. А я здесь! Вздыхаю, стою, еще живу. Но жизнь ли это… Кому пою и песнь посвящаю? Правда, не знаю. Забываюсь средь колких стен и пою тому, Кто Един, Единый во вселенной! Ведает погибель и возрожденье… С пьедестала рожденья в бездыханной тишине с грехом столкнутый, соскользая, летя, падая, паря, навечно исчезая. Из сердец, из умов, из мира… В мире я видел сатану, и он красноречиво вещал мне о Боге и трепетал – не то от гнева, не то от смущенья. Демонические слезы изливались в сердца людей, в твердь, обращая чернеющей болью, навечно изжигая. О Боге от сатаны познал я. И он мне сказал, что наставлен здесь владыкой мира, я не поверил и прогнал, а теперь плачу, во лжи изнемогаю – желаю понять. Что есть Бог? И что есть мир… одному мне не понять…» Рой Дарк не заметил остановку автобуса. Из рук его в мгновение выхватили тетрадь.

– Что за глупость, Рой?

– Курт, отдай!

– Я только посмотреть. Да, дружище, рифма серьезно у тебя хромает! – протянул Курт.

– Курт, прошу, отдай!

– Ты же не педик, Рой! Что за писанина?