Принцесса для психолога (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 22

Работа над покрывалом двигалась не быстро — Шекер задумала сложный узор. Да и торопиться не хотелось. Поэтому, когда дрогнула пестрая занавеска, она не испугалась. И голову, не покрытую даже легким платком, подняла, лишь когда закрепила очередную бусину и завязала ее узлом накрепко.

— Благословение Неба, роза пустыни.

В дверях стоял тот самый не-мужчина, в тех же сапогах, но в другом хафане, попроще. И смотрел на нее пытливо, как на диковинную птицу.

Шекер неторопливо, с достоинством, отложила работу, поднялась и поклонилась.

— Благословение Неба, господин Агар.

И смолкла, опустив глаза, как положено дочери ниомов.

— Красиво получается, — оценил гость. — Я смотрю, ты все время шьешь. Не устала?

— Праздные руки — глупые мысли, — негромко отозвалась Шекер, — а того, кто занят делом и беда обойдет. Не станет лишний раз тревожить.

— А ты ждешь беды?

— Зачем? Она и званой приходит, и незваной является. Нет, господин Агар, не жду.

— Тебе нравится во дворце?

— Он прекрасен.

— Но? Тебе чего-то не хватает? Ты можешь просить — я постараюсь исполнить твою просьбу.

— Я всем довольна, господин Агар.

— Прямо-таки всем?

— Разве можно быть недовольной во дворце Священного Кесара, наместника Святого Древнего Каспера на земле и Бога живого? Разве могу я желать чего-то еще? — все это девушка проговорила с легкой спокойной улыбкой, не поднимая глаз.

Она ждала знакомых и неприятных "шупалец" в голове. Но менталист Священного лишь смотрел на Шекер… пожалуй, слишком пристально и долго. Потом кивнул своим мыслям и, сказав: "Спокойной ночи, Роза пустыни" — стремительно вышел.

Ходил маг совершенно неслышно.

Шекер опустилась на подушки и снова подтянула к себе шитье.

А тот, на кого она так и не подняла глаз, прошел коридором, спустился по широкой лестнице вниз, миновал небольшой дворик, где, подобно драгоценному бисеру, блистали брызги небольшого фонтана в солнечном свете — и вошел в благодатную тень.

Здесь тоже был дворик, но совсем маленький и, если можно так сказать — частный. Им безраздельно владела госпожа Зара, младшая жена ушедшего по облакам Священного Кесара. Старухе шел уже как бы не седьмой десяток и ее никто не принимал всерьез, но по привычке почитали.

Агар опустился на колени и склонил голову. Старуха продолжала сидеть, подобно каменному изваянию. Так могло продолжаться долго. Очень долго. Зара наслаждалась властью, от которой осталась лишь тень — но на раскаленном от солнца песке что может быть желаннее тени? Агар же прекрасно понимал бывшую властительницу женской половины дворца и — ну что ему трудно потерпеть для дела небольшой женский каприз?

Она все же не выдержала первой.

— Ты говорил с девчонкой?

— Да, госпожа Зара.

— И что? Капризничает? Просится домой? Требует комнату побольше и фиников послаще?

— Нет, госпожа. Она шьет. Расшивает бисером покрывало. Руки у нее умелые, покрывало будет красивым, хоть кесаре дари.

Зара вскинула на мага черные глаза, мгновение смотрела. И вдруг рассмеялась, тихо, сухо и не без злорадства.

— А и подарим. Может, после такой обиды в ней, наконец проснется гордость. Она ведь царевна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Царевна, — усмехнулся Агар, — среди двух шатров и трех верблюдов.

— Не важно. Она дочь калафа, а кровь гуще воды.

— Мудрая, зачем тебе нужно, чтобы рабыня была обижена на Священного?

— Я-то мудра, а ты, вижу, все так же прост, Агар, — фыркнула Зара, — не на Священного, а на его Равноправную.

Эта девчонка, Шекер, красива как рассвет в пустыне. Благословение Небу, я уже так стара, что могу смотреть на чужую красоту без зависти, и я скажу так — ни один мужчина не останется равнодушным к такому цветку.

— Это так, — кивнул Агар, не понимая, зачем Зара взялась объяснять ему очевидное.

— Но заарканить мальчишку мало, — старуха прихлопнула сухой ладошкой по колену, звук получился глухой и тихий. — Нужно убрать от трона имперскую суку!

— Но так если Янг увлечется рабыней…

— Глупец, — разозлилась Зара, — сам же сказал — она тихая. Ничего не требует, сидит и шьет. Тебе нужна еще одна бессловесная ослица, которой покажи дынную корку через плетень — она и довольна! Девчонка должна гореть, ревновать, обиду лелеять. Пусть она больше жизни захочет погубить кесару! Посей в ней семена обиды и мести… а я помогу им взойти и принести ядовитый плод.

Агар с удивлением смотрел на ведьму, которая от злости даже помолодела на десяток лет. Нет, прав он был, когда подал ей оброненную шпильку и принял дружбу. Гюрза за пазухой это, конечно, опасно… но пусть лучше это будет твоя гюрза, прикормленная.

Вас когда-нибудь выдергивала из небытия адская головная боль? Нет? Ваше счастье. Оптимисты советуют порадоваться — болит, значит живой… Хорошо им советы давать. А если болит так, что впору пожалеть, что не умер?

И тошнило, тошнило просто кошмарно… Сотрясение мозга? Похоже на то!

Руслан попытался открыть глаза. С одним что-то получилось. Второй… почему-то не открывался. Испуг дернул по нервам электрическим током, головная боль сразу отошла на второй план — черт с ней, ведь, реально, раз болит, значит — не открутили. А как на счет остальной анатомии: руки-ноги шевелятся?

Шевелились! Ура? Но что с глазом-то? Их и всего-то два, каждый жалко.

Руслан попробовал поднять руку к лицу. Получилось, и даже неплохо получилось. Осторожно коснулся сначала щеки. Потом — выше. Вроде все целое, в чем же дело-то? Веко… не разлеплялось. Словно его чем-то склеили.

А чем, кроме кровушки? Вот и объяснение дикой боли — похмелье тут было совершенно не при чем, словил он вчера качественно. И, судя по всему, не случайный косяк на него из темноты прыгнул, совсем другая была история. А вот что за история?

Он попытался пробудить вчерашние воспоминания и едва не взвыл от того, как дернуло висок. Размяк на гражданке, отвык от таких ощущений. И привыкать снова совершенно не хотелось. Как же он мог вот так попасть? И, кстати, куда?

Одним зрячим глазом, стараясь не поворачивать голову лишний раз, он осмотрелся. Низкий потолок… Очень низкий, если Руслан встанет, то, пожалуй, упрется в него головой. Деревянный. Качается. Но сотрясение тут, похоже, не при чем. Может быть, оно и есть, конечно, но к качке явно никаким боком — а ее, качку, Руслан узнал.

Качалась узкая кровать, прикрученная к полу, качался сам пол и качались стены. Потому что там, под полом, перекатывались волны.

Он на корабле! И этот корабль куда-то плывет. А, судя по состоянию его тушки, очутился он здесь не совсем добровольно. Ау, память! С кем ты мне изменяешь? Вернись, я все прощу.

В беспорядочной череде всплывших воспоминаний самой яркой картиной был силуэт изящной женщины в старинном платье на фоне "французского" окна. Хотя, если быть точным, и платье было вполне модным, и окно — не французским. Что хоть за женщина?

Волосы — черные, волной. Лоб высокий, лицо треугольное, этот эффект она еще усилила с помощью косметики. Глаза… такие называли оленьими, хотя, на взгляд Руслана, они были скорее коровьи.

Наградив еще одним выстрелом в висок, пришло имя — Рокси. Роксана? Какие черти ее принесли, а?

"…Вы знаете, что Фил поклялся вас убить?"

Дуэль он помнил. Хотя — какая, к чешуям, дуэль? Ткнул носом в землю одного мажора, другой умным оказался, а третий… вот с третьего и начался провал в памяти. Потому что именно он предложил "сбрызнуть" знакомство в "Золотой Козе".

Небольшой, но аутентичный кабачок Руслан тоже запомнил, главным образом потому, что он был как две капли воды похож на его любимую забегаловку в старой Праге. Настолько, что он рискнул заказать пиво — и, вот чудо, его здесь варили. Живое, темное, с запахом хмеля, тягуче-вязкое и такое вкусное, куда там Будвайзеру.

Да… Мешать его с пятилетним коньяком была так себе идея.