Принцесса для психолога (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 12

Утро выдалось довольно облачным, хоть и светлым. И ветер не спешил разогнать туманную дымку, которая кутала песчаные дюны и редкие скальные выступы, блестящие от солончаков. Края облаков уже "загорелись" и с каждым мгновением становились все тоньше и прозрачнее. Шекер сощурилась за мгновение до того, как из за кромки стремительно выкатилось яркое золотое яблоко, заливая все вокруг жидким огнем.

Не выдержав, она тоже закричала, приветствуя солнце. Никто ее не одернул. Рядом так же пронзительно и тонко кричала Юмшан. Конец холоду. Они пережили еще одну ночь… Теперь бы день пережить.

Спустя совсем немного времени и мерного шага верблюдов, к ней подъехал один из доверенных людей калафа и спросил, как царевна себя чувствует и не нужна ли остановка. Привычная к долгим переходам, Шекер вежливо поблагодарила его и отказалась.

Становилось жарко. Земля, все короткое утро жадно впитывающая тепло, наконец, насытилась и начала его отдавать. Верблюд пах… верблюдом.

Наконец однообразный пейзаж начал меняться. Скальные выступы встречались чаще, а над одним из них Шекер с удивлением увидела высоко парящую птицу. И не магического гонца — те, как правило, летали гораздо ниже и не парили в воздухе, высматривая добычу, ведь волшебные создания не нуждались в обычной пище и не охотились.

Нет, это была именно живая птица… Но что она делала в давно высохшем оазисе?

Крики хичинов нарушили ее размышления. Шекер всмотрелась в горизонт и сама не смогла сдержать изумленного возгласа.

За остовами засохших финиковых пальм виднелись выстроившиеся полумесяцем шерстяные дома, загородка для животных, а, главное, зелень! Шекер даже глаза потерла. Она знала, что солнце и дрожащий воздух иногда шутят с путниками и показывают то, чего нет. Но достаточно несколько раз быстро моргнуть — и морок рассеивается.

Не рассеялся! За единственным рядом домов и впрямь бурела поросль неприхотливой болотной травы и поднимались тамаринды и молодые, низенькие пока акации.

Мертвый оазис оказался вполне живым.

Длинную клепсидру спустя Шекер уже блаженствовала под навесом из шерстяного полотна. Она вдоволь напилась воды и даже, с помощью Юмшан, обтерла тело, хотя мать была недовольна и зыркала по сторонам не хуже многоглазого песчаного духа.

Вокруг кипела жизнь. Как поняла девушка из разговоров женщин, два года назад это… племя? Семья? В общем, эти люди пришли сюда, чтобы вернуть к жизни мертвое озеро и, что удивительно, у них вполне получилось.

Хотя, "получилось" у воды, которая вдруг решила вернуться в оставленное, было, место. А люди просто немного помогли.

Они были веселыми, приветливыми и всем довольными, но Шекер с удивлением обнаружила, что никто из тех, кто взялся прислуживать царевне ниомов, не горит желанием рассказывать о своем прошлом и о том, откуда они здесь взялись. Словно это было "табу". Или… люди просто не помнили. Неведомое колдовство лишило их памяти о прошлом, а, заодно, как поняла Шекер, и печали о том, что было оставлено.

Может быть воды озера оказались чем-то вроде росы Лефара? Шекер испугалась, было, и принялась судорожно перебирать воспоминания о доме. Но все оказалось в порядке. Она ничего не забыла.

Что же произошло здесь?

Юмшан ее любопытство не порадовало. Мать вообще не поняла ее тревоги: какая разница, что происходит там, откуда они уйдут, как только встретят караван? Какое ей дело до незнакомого пустынного племени — мало их тут, таких? Или что дурное задумала?

Шекер отчаялась объяснить ей смысл слов "просто интересно" и замолчала, замкнувшись в себе. Юмшан это вполне устроило. Она строго взглянула на дочь и оставила ее под предлогом заботы о припасах.

Караван, видимо, что-то задержало в пути. Делать было, решительно, нечего и Шекер прилегла в тени натянутого покрывала, на подушках, чтобы скоротать ожидание за раздумьями.

Дома ей бы уже нашлись дела. Юмшан строго следила, чтобы дочь ничем не попортила сказочную свою красоту и поэтому тяжелой работы ей не поручали. Она не доила коз, хотя умела, не давила листья эйса, не процеживала отвары из них, чтобы не испортить кожу. Зато прясть шерсть и валять из нее цветные коврики и кошмы — это всегда пожалуйста. Это нужно — да и не тяжело, скорее — весело. И царевне занятие — и дому прибыток, и руки в работе, и в голове лишние мысли не заводятся. С какой стороны ни посмотри — сплошная польза.

Но в дороге и этих занятий не было и выспавшаяся во время перехода Шекер скучала. Скука и толкнула ее на глупость.

Девушка тихонько приподняла ткань навеса и выглянула из под нее, туда, где слышался звон сабель и смех мужчин.

На утоптанной площадке кружили двое. Не поединок Чести, это Шекер поняла сразу, потому что глазело на них не так много народу, да и смеялись слишком весело для оскорбленных. Скорее, простая разминка.

Два обнаженных до пояса бойца бились на шемширах — тяжелых саблях, предназначенных вовсе не для дуэлей. Девушка засмотрелась — это было красиво: широкий удар, стремительный разворот, второй удар прямо из точки первого, разворот и новый удар из конечной точки второго — поединщики словно пряли одну непрерывную нить, так совершенен и последователен был бой.

Мужчины двигались слишком быстро, чтобы можно было рассмотреть их в деталях. Шекер лишь отметила, что один из поединщиков уже в годах, черные волосы обильно подернулись сединой, а стать вызвала бы уважение даже у черного пещерного медведя.

Второй был молод, высок ростом. В плечах намного уже старшего и от того казался худым. Волосы были спрятаны под шамайту и цвет их остался тайной, но Шекер отчего-то подумалось, что они светлые. Почему? А кожей воин был слишком бел. Не смотря на загар он выглядел как бледная тень старшего.

А бился не хуже и если проигрывал в силе, то наверстывал в скорости.

Шекер так загляделась, что не услышала, как вернулась Юмшан и опомнилась только когда на нее со всех сторон посыпались удары длинным мешком, набитым песком и шерстью. Довольно болезненные, они не оставляли после себя никаких следов на коже и оттого орудие часто использовалось для воспитания подросших дочерей.

— Я тебе покажу, как на воинов глазеть. Ты у меня узнаешь, что главное для девицы — скромность. Ты у меня научишься глядеть в землю, бесстыжая, — шепотом орала мать.

Шекер, не протестуя и не пытаясь заслониться, приняла наказание и видя такую покорность мать как-то быстро выдохлась. И то — помаши-ка тяжеленьким мешком, да с непривычки: Шекер почти не давала повода для такого наказания.

— Что ты всполошилась? — спросила она, когда Юмшан немного успокоилась, — мне просто было скучно.

— Скучно? — вызверилась мать, — Скучно ей! Я тут не знаю, когда присесть, а она от скуки на чужих воинов таращится! Смотри, узнаю, что себя не сберегла — до Шариера не доедешь. Притравлю потихоньку и скажу: змея укусила!

— Тебя-то какая змея укусила, не пойму, — удивленно протянула Шекер, — как будто не стерегут меня три десятка воинов отца… Да и не собираюсь я делать глупости.

— Точно? — подозрительностью Юмшан можно было напоить пустыню на три перехода, — А зачем глазела?

— А что еще делать?

— Поешь. Или поспи.

— Да не хочу я ни спать, ни есть.

— Ну тогда подумай о том, как Священному понравится. Что одеть, да как поклониться.

— О, боги и духи! — впервые в жизни Шекер пришло в голову, что мать ее… как бы это сказать-то помягче… Не слишком умная женщина. Почему это раньше не бросалось в глаза? Ну, хозяйство она вела хорошо и рабынь гоняла со знанием дела. А вот первое же самостоятельное поручение царя провалила. Точно — провалила. Кто ее тянул за язык? Не проговорилась, так Шекер бы и не узнала, что тихая Юмшан в дорогу прихватила яд.

Интересно, отец велел или сама придумала? С нее станется…

— Как скажешь, — Шекер послушно опустила глаза, — но с этого часа всю еду и питье, что ты мне приносишь, пробуешь сама у меня на глазах. Иначе ни есть, ни пить не стану, ты меня знаешь.