8 марта, зараза! (СИ) - Белая Яся - Страница 15

Недослушиваю, убегаю в слезах.

— Мама, я продала тебя. Предала. Отец был прав, я иуда, стерва. Я отвратительная дочь. Мамочка, мне нечего ему противопоставить. Теперь у нас и квартиры нет. Я не могу даже уйти от него. Да и он не отпустит. Мы должники его. По гроб жизни должники, мама. Только платить придётся счастьем. Жить без любви, без тепла, без надежды, мамочка…

Рыдаю. Чувствую, как на плечо ложится рука.

Это доктор.

— Алла Альбертовна, вам пора, — мягко говорит этот невысокий полноватый мужчина. — Римме Израилевне нужно на перевязку. Приходите завтра.

Киваю, размазываю слёзы, поднимаюсь с кровати.

– Есть улучшения?

Доктор качает головой.

– Не так быстро, Алла Альбертовна. Авария была слишком серьёзной. Чудо, что ваша мать вообще выжила.

И я почти радуюсь этому известию. Ведь если мама останется тут, в больнице, значит, есть возможность уговорить Гектора не отправлять её в интернат. Почему-то мне кажется, у меня получится. Я даже придумала — как.

Домой возвращаюсь с твёрдым намерением и чётким планом.

Гектор сказал, что не выносит женскую инициативу. Ну что ж, пожалуй, он прав. Вернее, прав в том, что эта инициатива не должна быть прямой, нахрапистой, переть напролом. Нет-нет, мы — девочки нежные. Мы будем действовать тоньше и хитрее — соблазнять, ненавязчиво предлагать себя. И ему не останется ничего другого, как взять.

Это я сегодня подслушала в универской столовой. Так сказать, мастер-класс от нашей королевы факультета Юльки Литовцевой. Она на всю столовку вещала, как мужика надо сначала соблазнять, а потом — мариновать. Кое-что из этой науки я усвоила.

Поэтому, вернувшись из больницы, сразу спешу в ванну. Поскольку я перекусила в университете, перед отъездом к маме, то ужин сегодня пропущу. Есть дела поважнее.

У меня замечательный комплекс средств, с ними принимать ванну в разы приятнее. А кожа потом — мягкая, шелковистая и сладко пахнущая.

Уделяю внимание водным процедурам и личной гигиене. А после, обмотавшись пушистым полотенцем, застываю перед раскрытым шкафом. Во-первых, бельё. Это — наиважнейшее средство соблазнения. К счастью, Людмила Васильевна с Зиночкой постарались и обеспечили меня несколькими очень соблазнительными гарнитурчиками.

Выбираю чёрный кружевной. На моей бледной коже будет смотреться идеально. Чуть поразмыслив, оставляю только трусики. Грудь у меня небольшая. Дальше тёмный шелковый пеньюар и лёгкий халатик. Волосы оставляю распущенными. Они у меня ниспадают до середины спины. Пушная копна неплохо сочетается с моими узкими плечами и тонкой талией.

Критично осмотрев себя, прихожу к выводу, что выгляжу весьма соблазнительно — моя восточная кровь позволяет мне не красить ресницы и губы. Они и так достаточно яркие. И это хорошо — Гектор сказал, что предпочитает натуральное.

Выхожу из комнаты, мучительно придумывая причину, чтобы появится в кабинете Гектора. И повод сам плывёт мне в руки — Людмила Васильевна с подносом, на котором дымится ароматный чай.

Она видит меня, улыбается так, словно провинилась в чём-то, кивает на предметы у себя в руках:

— Вот, хозяину несу. Совсем себя не жалеет. Даже по ночам работает.

Меня колет иголка вины — это он ведь из-за отца. Я впрягся в аудит к серьёзным людям. Это демонстрирует крайнюю степень порядочности и ответственности — ведь от других долгов мог бы и отказаться. Нет же больше должника. Но Гектор Асхадов себе такое позволить не может. Он же отличник во всём. И это заставляет меня внутренне трепетать от восхищения: такие серьёзные перфекционисты — для меня недостижимая высота.

— Давайте я сама отнесу чай, — предлагаю я, и Людмила Васильевна сразу же соглашается. Видно, что она очень устала.

Я же со своей ношей направляюсь к кабинету, из-за приоткрытой двери которого льётся приглушённый свет. Радуюсь, что нужный мне объект на первом этаже. Идти по лестнице с подносом я бы не смогла. Руки начинают подрагивать, и идея соблазнить Гектора уже не кажется мне такой хорошей.

Но отступать поздно. Однако я всё равно застываю на пороге.

Любуюсь Гектором.

Сейчас он в одной только светлой рубашке и классических тёмно-серых брюках. Одежда идеально облегает стройную мускулистую фигуру, высвечивая достоинства.

Приглушённый свет лампы золотит волосы. Тени от длинных ресниц падают на высокие скулы.

Отмечаю, что он подвернул рукава и расстегнул верхнюю пуговицу. Смуглая кожа имеет бронзовый отлив и красиво сочетается со светлыми льдистыми глазами. Сейчас он вскидывает их на меня, оторвавшись от вороха бумаг, разложенных на столе, и ловит в плен.

— Так и будешь стоять? — чуть насмешливо, но совсем без ехидства интересуется он. — Ждёшь, пока чай остынет?

Я судорожно сглатываю и делаю неуверенный шажок в сторону стола.

— Ну же, — Гектор опускается в кресло, вертит карандаш в тонких пальцах, — смелее. Ты была куда увереннее, когда приходила с просьбой взломать сайт.

Он помнит. Такие мелочи помнит.

Я уже почти забыла. Вернее, постаралась забыть, потому что события, связанные с тем эпизодом, слишком будоражили меня.

Всё-таки подхожу, ставлю чай на стол и…намереваюсь сбежать, наплевав на свой план.

Но улизнуть не удаётся. Гектор ловит меня за запястье и притягивает к себе, усаживает на колени, прячет лицо в волосах и выдыхает мне в ухо:

— Я люблю чай со сладким.

От вибраций низкого бархатного голоса, от того, как он крепко, но не больно, сжимает моё запястье, от горячего щекочущего дыхания у меня начинается тахикардия. Кажется, сердце сейчас выпрыгнет из груди.

Гектор отводит волосы и покрывает поцелуями подбородок, шею, плечи…

Потом усаживает меня так, чтобы я была к нему спиной и тихо приказывает:

— Откинь голову мне на плечо.

Не подчиниться невозможно.

Его руки скользят по моему телу. Одна пробирается вверх, сжимает грудь через тонкий шёлк, другая наоборот опускается вниз, ложится на живот.

— Разведи ножки, — шепчет мне на ухо, прикусывая мочку и посылая рой мурашек. Я снова подчиняюсь. Но ему мало: — Шире! Ещё! — практически сажусь на шпагат.

И тогда ладонь пробирается под пеньюар, бесстыдно задирает его, гуляет по линии трусиков.

Мне становится нечем дышать. Губы невольно приоткрываются, чем немедленно пользуется Гектор, впиваясь в них голодным поцелуем. При этом он собирает ткань трусиков и тянет вверх. Кружево впивается в возбуждённую плоть, болезненно натирает…Меня ведёт от сочетания сладости и лёгкой боли. Я мычу ему в губы.

Поцелуй становится ещё более яростным и требовательным.

В моём плавящемся мозгу пульсирует злорадная мысль: «Безэмоциональный физиологический процесс…ну-ну… ты попался, мой любимый андроид»…

И другая: «Не останавливайся… Иначе я умру… Или убью тебя…»

Но он отрывается от моих губ, и я вновь любуюсь им — зрачки расширены, ноздри трепещут, дыхание сбито… Словно я — его личный наркотик.

— Сладкая, — шепчет он и отпуская мои трусики, а другой рукой удерживая за талию, тянется к ящику стола. Выдвигает и достаёт продолговатую бархатную чёрную коробочку. — Это подарок… Тебе, Алла. Открой.

Подарок? Мне? С ума сойти!

Интересно, что это? Колье? Серьги и цепочка?

Дрожащими пальцами открываю коробочку и… замираю. На чёрном атласном ложементе покоятся красные опушенные мехом… наручники…

Мгновение таращусь на необычный подарок, осторожно касаюсь. Будто это — пушистая змейка, и сейчас она развернётся и цапнет меня за палец.

Гектор берёт мою руку, подносит к губам и, поцеловав, спрашивает:

— Ты позволишь надеть их тебе, как брачные браслеты?

Спрашивает и ждёт ответа. Смотрит так, что по глазам понято — ему важно услышать моё мнение.

А у меня в душе — смятение. С одной стороны он мне сейчас предложение сделал. Официально. Не ставя перед фактом — свадьба тогда-то. Но… разве для предложения не нужен ресторан? Кольцо? Романтическая атмосфера? Меня же зовут замуж, преподнося наручники. Пусть пушистые. Но всё-таки… Разве это не символ скованности? Плена? Почему у меня всё так…необычно.