Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Якушин Геннадий Васильевич - Страница 48

— Кстати, Вольф действительно уехал в Баварию?

— Да, через два или три месяца после убийства антиквара. Но в чём же всё-таки накладка?

— В том, что вы умолчали обо всём, что имело какое-либо отношение к Вольфу, который был ценнейшим источником сведений о самом преступнике и о совершённом им преступлении. Вольф не мог не быть в курсе происшедшего. Поэтому полиция наверняка начала с него. Что же он показал на допросе?

— Ничего, — коротко сказал Василий Петрович.

— Он что, отказался давать показания?

— Нет, Вольф не отказывался. Просто его никто не допрашивал.

— Но почему?

— Именно такой вопрос задал мой отец начальнику Московской сыскной полиции, которого он навестил месяца через полтора после убийства Мецнера, — сказал Василий Петрович. — Сыск тогда возглавлял некий Сорин, циник с весьма ироническим складом ума, которого считали пройдохой и карьеристом. Начальник сыскной полиции встретил отца любезно, но настороженно. «Почему до сих пор не опрошен Генрих Вольф, — спросил его отец, — а сыск, не в обиду будь вам сказано, ведётся настолько вяло, что уже никто не возлагает больше надежд на полицию?»

Этот вопрос очень тогда развеселил Сорина. И знаете, что он ответил? Он сказал: «Уважаемый господин Белов, я очень польщён вашим любезным визитом и восхищён проявленным вами в этом деле энтузиазмом. Но, к глубочайшему своему прискорбию, должен вас огорчить. Вы, как я понимаю, разделяете убеждение миллионов подданных Российской империи, что русская полиция предназначена для розыска и задержания преступников. Это глубочайшее заблуждение, уважаемый господин Белов. Главная задача полиции вовсе не в этом. Она заключается не в том, чтобы искать преступников, а в том, чтобы искать благоволения начальства. Именно поиски второго рода приносят ищущим деньги, чины и ордена. Объясните мне, зачем нам опрашивать Вольфа и тем самым компрометировать его? Чтобы заполучить в его лице и в лице его покровителей злейших врагов или, в лучшем случае, просто недоброжелателей? Давайте с вами пофантазируем. Допустим, — я подчёркиваю: допустим — сегодня я допрашиваю Вольфа и узнаю от него, что разыскиваемый нами преступник — его баварский родственник. Более того, Вольф по своей непроходимой тупости признаётся, что тот узнал о приглашении Мецнера от него и поделился с ним, Вольфом, своими планами убить и ограбить московского антиквара. Это я, допустим, узнаю сегодня. А о чём я узнаю завтра, как вы думаете? А завтра я узнаю о том, что отстранён от должности начальника сыскной полиции и отправлен на пенсию. Мне жаль Мецнера, но мне жаль и себя, уважаемый господин Белов. А впрочем… Хочу вас заверить, господин Белов, что полиция не пожалеет ни сил, ни средств, чтобы разыскать злоумышленника».

Так что, как видите, никаких накладок в этой детективной истории у меня нет. Накладки были у полиции, которая предпочитала закрыть глаза на всё происшедшее. Никто Генриха Вольфа не беспокоил, и человек, выдававший себя за придворного часовщика, благополучно скрылся из Москвы, убив Мецнера и ограбив его магазин. Его фактически не искали.

Многих, в том числе и отца, отношение полиции к совершённому преступлению возмутило. После разговора с Сориным отец написал резкое письмо в Петербург в министерство внутренних дел. Ему ответили. Он снова написал.

— Эта переписка длилась несколько месяцев, но толку от неё не было никакого. Отец ничего не смог добиться. Наверное, — продолжал Василий Петрович, — если бы в 1922 году я не рассказал обо всём этом Евграфу Николаевичу Усольцеву, предыдущая фраза («Отец ничего не смог добиться») была бы последней в истории, которую я вам сейчас поведал. Но в мае двадцать второго начальник Первой бригады Петрогуброзыска целый день провёл у меня в роли примерного слушателя.

Евграф ни разу меня не перебил. Зато, когда я закончил, буквально засыпал вопросами.

Имя и отчество Мецнера? По какому адресу находился его антикварный магазин? Фамилии тех, кто жил вместе с антикваром? Наследники убитого? У кого мог сохраниться перечень похищенных в магазине вещей? Кто в Московской сыскной полиции непосредственно занимался расследованием убийства и ограбления Мецнера? Как выглядел человек, выдававший себя за Вольфа? С кем именно в министерстве внутренних дел переписывался отец? Сохранились ли ответы его адресата?

На большинство этих вопросов я не мог ответить ничего вразумительного и чувствовал себя недобросовестным свидетелем, который всячески старается скрыть хорошо известные ему факты. Туго, видно, приходилось людям, которых допрашивал Усольцев!

— Да, — сказал наконец Евграф Николаевич, убедившись в тщетности всех своих попыток добиться от меня толку, — с памятью у вас неважно. Но тут уж ничего не поделаешь. Будем искать.

— Что? — не понял я.

— Искать, говорю, будем.

— Что искать?

— Имущество, похищенное у Мецнера, понятно, — в свою очередь, удивился моей непонятливости Усольцев. — Чего же ещё?

Я ожидал любой реакции на мою историю. Но мне всё-таки не могло прийти в голову, что легенда о волшебных часах Бомелия и Великом часовщике, а также все последующие события, связанные с этой легендой, будут восприняты как заявление, поступившее в Петрогуброзыск от гражданина Белова В. П.

— Граня, я ведь совсем не имел это в виду…

— Ну и что?

— Я, право, не знаю… Да и столько лет уже прошло…

— А мы всё-таки попробуем, — сказал Усольцев.

— Стоит ли?

— Стоит.

И что вы думаете? Через две недели после этого разговора я уже читал разысканные Усольцевым в архивах письма своего отца по поводу нерасторопности и волокиты полиции, расследующей убийство и ограбление Мецнера. Всего шесть писем. Все шесть адресованы в Департамент полиции тайному советнику Трегубову.

Усольцев обратил моё внимание на подчёркнутые им в одном из писем строки: «Считаю своей обязанностью честного человека сообщить Вам о факте, который не может не вызвать возмущения. Речь в данном случае идёт не о бездействии сыскной полиции, что прискорбно само по себе. Третьего дня в Английском клубе я имел честь ужинать с известным коллекционером живописи господином Астановым. Астанов рассказал мне, что на прошлой неделе некий господин по фамилии Баранец предложил ему картину кисти Делакруа, заявив, что действует по поручению сотрудника Московской сыскной полиции господина Мастюрина, которому и принадлежит вышеуказанный холст. Астанов тут же телефонировал Мастюрину, и тот подтвердил полномочия Баранца. Одновременно Мастюрин сообщил Астанову, что картина якобы была приобретена им по случаю год назад в Нижнем Новгороде. Это было явной ложью. Астанов и я видели картину Делакруа в доме Мецнера за месяц до убийства. Мецнер купил её в Тулоне, она ему очень нравилась, и он не собирался с ней расставаться.

Надеюсь, Департамент полиции сумеет сделать надлежащие выводы из этого возмутительного случая.

Сейчас, когда я уже заканчивал письмо к Вам, ко мне пришёл приказчик Мецнера Хвостов. Он утверждает, что Мастюрин, осматривая место происшествия, на его глазах снял со стены три миниатюры, исполненные на слоновой кости, и положил их к себе в портфель. Когда-то подобные действия именовали грабежом. А сейчас как они именуются — исполнением служебного долга?»

Как уже выяснил Усольцев, Департамент полиции не захотел «сделать соответствующие выводы» из письма отца. Мастюрин к уголовной ответственности не привлекался, с него даже не затребовали объяснений.

По мнению Усольцева, Мастюрин вряд ли имел какое-либо отношение к убийству Мецнера и к человеку, приехавшему в Москву под именем Вольфа. Но то, что Мастюрин приложил руку к разграблению коллекций убитого, никаких сомнений не вызывало.

Через год после происшедшего Мастюрин вышел в отставку. А десять лет спустя в списке чинов Московской сыскной полиции вновь появилась та же фамилия: Мастюрина-старшего сменил Мастюрин-младший, который, похоже, ни в чём не собирался отступать от семейных традиций. Но ему значительно меньше повезло, чем отцу: незадолго до революции Мастюрина-младшего с позором выгнали со службы и даже посадили. Его обвиняли в «деловых связях» с бандами Сашки Семинариста и Невроцкого. Оказалось, что оборотистый полицейский, который гарантировал уголовникам полную безнаказанность, каждый раз получал от 10 до 15 процентов бандитской добычи.