Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Штемлер Илья Петрович - Страница 60

Еще до катастрофического известия Пауль проявил первое неповиновение. Он воспротивился, нарушив приказ резидента, отпустить профессора в университет, где тот должен был оформить свой отпуск. «Ты, очкарик, чем думаешь? — прорычал Пауль. — А если этот тип не вернется к вечеру, на чем мы вывезем аппаратуру? Другой машины, кроме его „Ситроена“, ведь нет. Пускай эта свинья побудет здесь, пока мы не отвезем в тайник наши игрушки, а он успеет получить свой отпуск — хоть завтра, хоть послезавтра, не все ли равно». Тогда Франц сказал, что доложит шефу. «Попробуй только! Я тебе башку сверну!» — пригрозил Пауль.

А потом он просто подавил Франца физически и морально со свойственной ему жестокостью. Сперва угрюмый уголовник ударил его в пах ногой только за то, что Франц выразил несогласие с его предложением перенести трупы в дом, чтобы сжечь вместе с виллой: Франц считал, что после выстрела, который, несомненно, всполошил обложивших их агентов и жителей соседних вилл, некогда возиться с перетаскиванием, надо поджечь дом и удирать, пока не поздно. От сильной боли в животе Франц не мог встать с земли, но пара страшных ударов ботинком под ребра заставила его подняться. Он взял в охапку обвисшее тело собаки и, шатаясь, потащил. А Пауль, обладавший огромной силой, следом легко нес на плече тело убитого Герберта Кинкеля. Спустя несколько минут, когда из Берна позвонила Сюззи, медведеподобный опять избил его за то, что Франц поддержал предложение Сюззи о сдаче властям. Пауль кинулся на него с кулаками, сбил с ног. С той минуты Франц ни словом не пытался ему перечить, только поддакивал, мгновенно выполняя приказания этого жестокого ублюдка. И вот теперь по распоряжению Пауля он заканчивал обливать бензином пол и лестницы в доме.

Сам же Пауль, скрытый ночной темнотой, караулил с оружием в руках в зарослях сада: агенты контрразведки вот-вот могли появиться. Он уже успел распахнуть настежь ворота, чтоб без задержки выехать на улицу, завел мотор профессорского «Ситроена» и направил лучи фар на створки ворот, которые теперь были ярко освещены, тогда как сам Пауль виден не был и находился, таким образом, в более выгодном положении по сравнению с нападающими. Он стоял, прислонившись спиной к стволу дерева и уперев в напружиненный живот складной приклад немецкого автомата, смотрел и прислушивался, озираясь по сторонам на малейшие шорохи в полутемном саду, освещаемом кое-где пятнами синего света от уличных фонарей. Автомат он держал левой рукой, так как забинтованная правая почти отказала и сильно болела, искусанная до кости собакой.

Пауль клял себя за такую оплошность: сгоряча забыл о собаке! Надо было сперва втихую прикончить пса надежным ударом ножа в печень, благо тот был на цепи. Балда! Лишился руки в такой момент! Профессор понял, чем это пахнет, как только они с Францем начали выгружать из «Ситроена» и перетаскивать обратно в дом демонтированную аппаратуру. И эта сука что-то задумала! Потому что, когда Пауль, бросив на пол в гостиной очередную ношу и не найдя профессора, заглянул в кабинет, то увидел у телефона хозяина, набиравшего номер. Пауль вышиб у него трубку и заорал: «Попробуй подойти еще раз к телефону, красная гнида, дух выпущу!» Он приказал Кинкелю сидеть в гостиной и не двигаться: заниматься им пока не было времени. И этот дохлый интеллигентишка с впалой грудью послушно сел, только все мял свои пальцы, хрустя суставами и уперев очки в пол. Но он, оказывается, лишь прикидывался покорным и чуть не сбежал, а недоглядел опять этот лопух Франц — белоручка, генеральский сынок! Хорошо, что Пауль был начеку! Он вынимал из багажника машины канистру с бензином и тут увидел Кинкеля. Если бы он обогнул дом с противоположной стороны и прокрался садом вдоль забора, где было совсем темно, то удрал бы. А он, дурак, побежал к воротам напрямик. Пауль, кинувшись наперерез, перехватил профессора в два счета: эта немощь и бегать-то толком не умела. Остальное было делом сноровки: подсечка ногой и в падении — отработанный удар ножом в сердце. Он и не пикнул даже.

А вот пса упустил из виду! С наступлением темноты профессор, как всегда, посадил своего Джозефа на привязь у будки. Уже лежа ничком на опрокинутом Кинкеле, Пауль услышал звон цепи и жуткий рев. Он сразу осознал опасность и вскочил, но опоздал: пес оборвал цепь. Большое мохнатое тело с прыжка тяжело ударило в грудь, свалило наземь, еще миг — и страшные клыки вонзились бы ему в горло, но Пауль успел подставить правую руку. Мощные челюсти сомкнулись, нож выпал. Испытывая животный ужас, Пауль напрягал силы, борясь с разъяренным зверем. То он подминал под себя собаку, то, вывернувшись, сильный пес набрасывался на него. Счастье, что револьвер был в кармане! Паулю удалось выдернуть его левой рукой и выстрелить в пса. Выстрел в тишине ночи прогремел, как гром. А что оставалось делать? Этот идиот Франц прибежал на помощь, когда все кончилось. Нарочно выжидал или в штаны наложил со страху. Ну, эта сявка за все у меня поплатится!

Пауль издали заметил, как из-за опорного столба ворот на секунду высунулась голова и скрылась, но как только двое с револьверами выскочили с улицы в проем ворот и, попав в свет фар, метнулись в стороны, пытаясь достичь спасительной темноты, он дал длинную очередь из автомата. Брызнула красная пыль от кирпичной стены, взвизгнули, рикошетируя об асфальт, пули. Один агент юркнул назад, второй в плаще остался лежать у ограды, не добежав трех шагов до полосы тьмы. В ярком белом свете виднелись скатившаяся с головы шляпа и револьвер возле полусогнутой руки. И сейчас же со стороны ворот раздались выстрелы. Звон стекла — одна фара автомобиля потухла. Отброшенный вспять, враг решил лишить Пауля этого преимущества. В бешенстве он выпустил в ответ пару очередей по опорным столбам ворот. «Чего он там возится, сволочь, чего он возится?!» — Пауль глянул в зашторенные окна виллы. Одно из окон изнутри светилось багровым светом: огонь уже полыхал в доме. Услышал, как хлопнула дверь, и понял, что Франц закончил.

— Беги к машине! — заорал Пауль. — Садись, быстро! Я сейчас! — Он выпустил серию пуль влево, во тьму: почудилось, там кто-то спрыгнул с наружной стены в сад. В окнах виллы металось пламя, стекла с треском лопались, косматые желтые вихри, вырываясь наружу, лизали рамы.

Франц уже сидел за рулем «Ситроена». Подбежав, Пауль, не целясь, хлестнул очередью в проем распахнутых ворот и влез в машину.

— Давай, давай, давай! Гони! — заорал он на Франца.

Машина тронулась. Грохнул выстрел — погасла вторая фара. Франц резко затормозил.

— Ты что?! Убью, гад! — Пауль стукнул его автоматом в плечо. — Гони, гони!

Силясь разглядеть, что впереди, Франц в полутьме повел машину к воротам, и в этот момент поверх ограды вспыхнул белый свет, и автомобиль с горящими фарами ворвался с улицы в открытые ворота. Лучи ударили по глазам, ослепили. Машины, тормозя, едва не столкнулись.

Еще на ходу приоткрыв свою дверцу, Рокотов распахнул ее и ловко выпрыгнул, ничком упав на землю: он ждал выстрелов. Леонид видел, как из «Ситроена» неуклюже вывалился здоровенный детина с коротким автоматом, и тотчас дробно ударили выстрелы. Автоматная очередь прошила кабину вверху, но никого не задела: его друзья успели пригнуться. Верзила — несомненно, Пауль — бросился в темноту, в сад. Вилла Кинкелей, объятая огнем, горела. Высокие пляшущие языки пламени освещали сад дрожащим багровым светом, и в бликах этого света Рокотов разглядел широкую спину убегавшего и белый бинт на правой руке. Леонид кинулся следом за немцем.

Он сам хотел рассчитаться с этим мерзавцем: уже зная, что Герберт Кинкель убит (эту весть Пьер сообщил им по радио вместе с приказом Бурже), Леонид догадывался, чья подлая рука это сделала. Немец бежал в глубь сада, рассчитывая, наверное, перелезть через дальнюю стену ограды и скрыться где-нибудь в роще. Леонид уже настигал его, различая его фигуру по мелькавшему бинту и шумному пыхтению. Рокотов вскинул пистолет, нажал спуск — осечка, еще осечка. Где-то позади слышался топот бегущих людей Бурже. И вдруг перед Леонидом, почти в лицо, задрожали короткие язычки огня и разнесся грохот автоматной очереди. Его сильно ударило в левое плечо, будто хватили наотмашь палкой. Он качнулся, но, сильный, жилистый, устоял и, нагнав врага, стукнул рукоятью пистолета по голове. Пауль тушей рухнул под дерево, автомат отлетел в сторону. Еще не чувствуя в горячке боли, Леонид навалился на немца. Но бандюга был очень живуч и силен. Мощным взмахом левой руки он отбросил Рокотова, и, как медведь, подмял под себя. Сипло рыча, немец схватил горло противника железными пальцами и сдавил. Раз-другой Леонид дернул головой, но хватка была мертвой. Он почувствовал удушье, невыносимую боль в плече и стал проваливаться во тьму. Теряя сознание, он ткнул ствол пистолета куда-то в бок хрипящей туши и спустил курок.