Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 29

Возвратясь от глобальных дел к текущим, он вынул из не прошитого, как полагается при сдаче на проверку или же утверждение, материала, а скрепленного лишь канцелярской скрепкой в верхнем уголке постановление оперативника. И вновь отметил отрицательное качество сотрудника: «Лодырь! Сшить дело — и то не удосужился… — Тут же поймал себя на двусмысленном понятии «сшить дело» и улыбнулся. Улыбка у подполковника милиции Павлова была доброй и как всегда немного грустной. Затем прямо на заявлении, чуть ниже своей первой резолюции о проверке, наложил вторую: «Тов. Махову В.Д. Для возбуждения уголовного дела и расследования. Павлов».

Он поставил под новой резолюцией новую дату, мельком взглянув на командирские часы — подарок руководства областного УВД за успехи в работе. Когда-то знаки благодарности получал довольно часто, не так как при начальственной должности, когда одни только взыскания и нарекания. Да и поощрительные ценные подарки в последнее время, вручаемые его подчиненным за успехи в работе по случаю какой-либо важной даты, связанной с профессиональной милицейской деятельностью, все больше напоминают времена гражданской войны, когда красных бойцов награждали «красными революционными шароварами или галифе». О чем не раз сообщали советские фильмы о том героическом, трагическом и смутном времени — это, смотря с какой точки зрения подходить… Теперь, конечно, «красных революционных шаровар» не выдают по причине отсутствия таковых на складах ХОЗО, зато время от времени премируют сотрудников спортивными костюмами, чайниками, кофеварками и утюгами, то есть всем тем, чем с УВД области и города проводится взаимозачет.

«Новый вариант натуроплаты, — иронически скривил губы начальник ОМ-6, — ну и дает наше правительство: из социализма с «нечеловеческим лицом» шагнули так глубоко назад, что проскочили капитализм с «человеческим лицом» и попали то ли в «дикий» капитализм, то ли в феодализм, то ли, вообще, в первобытнообщинный строй. Денежные знаки, конечно, существуют, да еще с таким количеством нулей после первой цифры, что в стране чуть ли не все миллионеры, однако заработной платы в виде денежных знаков по полгода, а то и более, не платят или же вы-дают ее эквивалент продукцией данного производства. Работаешь на обувной фабрике, теперь, конечно, какое-нибудь АО, ООО или иное «О» — получи зарплату туфельками, ботиночками, сапожками; работаешь в трикотажной промышленности — зарплата трикотажем, платьями, свитерами, спортивными костюмами. А если кто работает в системе ассенизации, так что, ему зарплату выдавать дерьмом что ли?!».

Не только на предприятиях, но и в милиции зарплату задерживали по несколько месяцев, объясняя этот феномен отечественной экономики и социальной политики российских демократов во главе с самым демократическим демократом Ельциным отсутствием денежной массы и слабостью бюджета, галопирующей инфляцией, неконкурентноспособностью выпускаемых товаров на мировом рынке, потерей рынков сбыта. Что в то же самое не мешало немалому числу так называемых олигархов «гнать» за бугор эти же самые неконкурентноспособные товары и получать миллионные барыши в долларовом эквиваленте.

Рабочие могли бастовать, устраивать митинги, объявлять голодовку, в конце концов, хоть и так уже были полуголодные вместе со своими семьями. «Демократическая» власть это милостиво разрешала. И они бастовали, митинговали, дурея от крика и гама. Но правительство на все это — «ноль внимания». В «свободной» стране (а Россия провозглашена была свободной и демократической, а также и социальным государством, о чем даже в ельцинской Конституции записано) каждый был волен и свободен поступать так, как считает нужным.

Сотрудникам же правоохранительных органов заба-стовки и демонстрации были запрещены законом — подобные общественно-политические действия неповиновения приравнивались к открытому вооруженному мятежу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Объявлять голодовку на рабочем месте вроде было можно, но смысл от этого какой — и так с подтянутым брюхом ходили, а тут и до увольнения недолго…

«Хоть на церковную паперть иди, или в подземный переход с протянутой рукой, — горько шутили сотрудники. — И с плакатами: «Подайте милостыню, Христа ради, честному менту — жертве перестройки и рыночной экономики»!

Ельцинская власть, казалось, все делала для того, чтобы из правоохранительной системы «выбить» профессиональные кадры, понудив их перейти в частные структуры, чтобы в стране рос криминал, в том числе и на почве коррупции. Воровство, мошенничество, кумовство, взятничество, коррупция расцвели как никогда ранее. Честный труд был девальвирован настолько, что становился смешон и противоестественен. Зато авантюристы и мошенники чувствовали себя как рыба в воде. Был золотой век российского криминала. Начальник ОМ-6 чувствовал и видел все это, как и десятки его подчиненных, но что он, какой-то маленький провинциальный подполковник, мог сделать с целой системой и прогнившей государственной машиной? Да ничего! Оставалось только самому честно выполнять свой профессиональный долг, да требовать того же от подчи-ненных, от участковых и оперов, от следователей и экспертов-криминалистов, от инспекторов иных служб и подразделений.

«Следствие разберется»! — Еще раз повторил про себя Павлов, откладывая таким образом отмененный им отказной в папку следственного отделения и принимаясь за изучение других бумаг.

Вспомнив о следствии, зримо увидел перед собой все следственное отделение: начальника и следователей. Первоначально в следственном отделении было всего три следователя: капитан Паромов, старший лейтенант Карих да старший лейтенант Титов. Потом удалось «пробить» еще одну единицу, и теперь в подчинении у начальника следствия было четверо следаков, как любили они сами себя называть. Двое мужчин: Паромов, успевший получить уже майора, и Карих, составляющие уже профессиональный костяк, а также две дамы — Подаркова Марина и Сергеева Ирина, недавно пришедшие в следствие, но уже поднабравшиеся кое-какого опыта. Титов же не выдержал тягот службы и сбежал в частную фирму в погоне за «длинным рублем» и спокойной жизнью, чтобы к пятидесяти годам не иметь такого капитала, как клубок сосудисто-сердечных и желудочно-кишечных заболеваний да вконец расшатанную нервную систему.

«Попрошу Виктора Дмитриевича Махова, чтобы расследование по данному делу поручил Паромову — мысленно поставил он точку на отмененном отказном. — А начальнику ОБЭП Кононову Сергею Михайловичу прикажу выделить для оперативного сопровождения молодого оперуполномоченного Кулешова; он хоть и молод, но шустр и ухватист. Сам когда-то был таким, — улыбнулся, вспомнив свою милицейскую молодость, Павлов. — Сенину же предложу возвратиться опять в управление… наверное, там ему место, а не на «земле». Хотя, по большому счету, гнать бы его в шею из милиции… Да не мне это решать.

Почему начальник ОМ-6 решил остановить свой выбор на старшем следователе Паромове, в производстве у которого и так находилось не менее двух десятков уголовных дел — трудно сказать. Наверное, потому, что знал его еще с первого дня службы в органах. Тогда он был оперативным дежурным, а Паромов пришел на работу в милицию, как говорили, «с улицы» на должность участкового инспектора Промышленного РОВД. Потом оба были старшими участковыми: он на поселке «Волокно», Паромов — на поселке резинщиков, или сокращенно РТИ. И постоянно находились в соревновательном процессе, как за лучшую подготовку и работу участковых инспекторов, так и за лучший общественный пункт милиции в районе и городе. В 1989 году Паромов неожиданно для всех уволился, и он, Павлов, тогда искренне переживал по данному поводу, так как знал Паромова как честного и добросовестного работника, как и сам, настоящего фанатика своего дела и трудоголика, профессионала, прошедшего школу полковника милиции Михаила Егоровича Воробьева — уже легендарного начальника Промышленного РОВД. Это теперь в курской милиции полковников как «собак нерезаных» — со счету собьешься, а тогда их можно было по пальцам одной руки перечесть, и среди них был полковник милиции Воробьев. Кругом девальвация, даже в званиях.