Горизонт 400 (СИ) - Миргородов В. В. - Страница 21

Торгаш, как видно тоже это понял, брякнул:

— Хорошо, десять! И убирайтесь из моей лавки!

Уронил на стол пять монет неведомой валюты, но известным номиналом, сцапал туфлю, и распрямился, с видом величества, обиженного достоинства. Сестра, сцапала монеты в тот же миг, что они на столе явились, отпустила туфлю, позволяя торгашу её утащить, и тоже распрямилось, оставив несчастный прилавок в покое. Приняла позу горделивую, и человеческую, избавив свою мордашку от того слащаво-плотоядного выражения, которым только детей в страшилках пугать, да стариков в кошмарах.

— Благодарю. — выдала она, и походкой победительницы, и словно на каблуках, босой, потопала на выход.

— Стойте! — окрикнул продавец — А вторую туфлю что, продавать не будете?

Сестра посмотрела на меня, похлопала глазами, и рожа её вновь обрела эти уродские очертания хитрой и плотоядной, а глаза сузились в узенькие щелочки, по круче чем у японца, что и не ясно, где там вообще зрачки, и есть ли хотя бы глаза.

— Так вы желаете приобрести вторую? Так это же эксклюзив! Тут совсем иные цены! Начнем наши торги!

— Что?! Какие торги? Какие цены? Десять юмсов, и катитесь уже отсюда!

— Ну как же! Это ж пара! Единственная из возможных, к уже имеющейся у вас… двадцать! — её глаза и рожа на миг стала нормальной, чтобы тут же вновь исказится в маске склизко существа.

А я, пока торгаш пытался найти воздух, и сердце, подумал «как это сестренка вообще умудряется так ловко подбирать столь удачные слова иностранного языка?». Ловко, и главное быстро! Не давая оппоненту опомнится.

— Что?! — кажется бедняга совсем поплыл — Какие двадцать?! Ты что, девка, с дуба рухнула?! Ты… ты…

Ну вообще, она конечно перебрала! За такие деньги данный купец сам продает обувку с такими характеристиками! Но с другой стороны… а почему нет?

— Двадцать! — вновь повторила девушка, хотя прозвучало это скорее уже как «квадцать», и сроду не на английском.

Хотя я блин уверен! Произнесла она именно «twenty», слово, по звучанию никак не похожее на «кваканье лягушки», но услышал почему-то именно это. А сама сестра, её морда, кажется стала растекаться в жабью.

Ужас! И это ведь только то, что вижу я! А что испытывает торгаш… находясь в непосредственной близости…

— КкваАдцать…

Она надула щеки, растянула губы, сузила глаза, надвинув сверху еще и брови, и втянула подбородок, выперев голову в пред, на предельно доступную для шеи дальность. Что, в сочетании с мокрой одеждой и волосами… добавило сюру картине. Но поскольку торгаш уже не здесь, и смотрит исключительно на лицо… кажется, поезд отправляется.

Сестра показала за спиной большой палец, а я вздохнул. Артистка блин! Хотя в большинстве своем её трюки вызывают только смех, иногда они срабатывают. Как например сейчас, с этим торговцем, что уже буквально как кролик пред удавом. Главное не спугнуть! Сейчас главное не спугнуть! Чтобы он не отвлекся, не посмотрел на меня — не смотреть на торгаша! Не смотреть! На одежду девушки — ну, тут я уже ничего не сделаю. Кто-нибудь не вошел, а за окном не сверкнула молния.

— Ппппппетнадцать! — пролепетал он, по-прежнему глядя куда-то в пустоту, в сторону лица сестренки.

— Квадцать! — выдала она ответ гортанным голосом, и торгаш мелко-мелко закивал.

Выложил монеты, получил туфлю. Сестра пошла прочь, на выход, на ходу и с явным усилием, возвращая лицу нормальную форму. А продавец так и остался стоять, прижимая грязный тапок к груди, смотря в пустоту, где совсем недавно было лицо моей сестрицы. И только когда мы уже были в дверном проёме, он сел на свой столь старательно насиженный стульчик, по-прежнему крепко сжимая все тот же тапок и кажется наконец осознавая, как его надули! Не дали получить прибыли с лохов.

В прочем, я почти уверен — он своего не упустит! И эти туфли, как пара, буду стоить в его магазине минимум тридцать этих неведомых Yumis. Главное, чтобы деньги в наших руках не оказались подделкой!

— Ох, блин! Морда болит! — простонала сестренка, массируя физиономию.

— Не морда, а лицо! — поправил её я за подобное надругательство над собой.

— В моем случае морда! Думаешь, я не знаю, как выгляжу в такие моменты? — сурово, и даже немного рассерженно, проговорила она, глядя на меня.

— Знаешь! Я же тебе показывал фотки.

— Тфу блин! Не напоминай!

Итак! Пожрать! Главное — пожрать! Поскольку местная кафешка забита посетителями, надо искать иное место, а не рваться в толпу. Если так подумать, то и в лавку магическую мы лезли зазря, но — волков боятся, в лес не ходить! Так что… теперь у нас есть деньги, и…

— А что если зайти в харчевню с черного хода? — предложила сестра, и я практически услышал пение ангелов.

А че! И стремительно преодолев отделяющее нас от филейной части питейного заведения расстояние, мы ввалились прямо на кухню, к ошалелым от такого поворота поварам. Обеднели на один юмис, и получили в своё распоряжения целую жаренную свинью, только вынутую из печки. Её планировали разделать, соусом полить, и снести шахтерам… но мы по-моему и сырую б сожрали, только дай!

— Слушай, брафт, а у нас зафоротка килькек не будет? — поинтересовалась сестренка, прерываясь на миг от поедания сочного, жирного, ароматного печеного мяса!

Не идущего ни в какое сравнение с той гадостью на костях кобольда.

— Будет. — буркнул я в ответ — Но ты попробуй остановиться, а я посмотрю.

Сестра намек поняла, диспозицию — оценила, политику — спрогнозировала, и принялась поглощать пищу с удвоенной силой. Ведь степень того, насколько мы оголодали, я понял только сейчас. Наконец начав есть.

Да… живот скрутило раньше, чем хотелось. Чем кончилась туша. И полилось с обоих концов, и стало до такой степени паршиво… что я еле-еле, сумел доползти до улицы, призвать дверь в это гребанное подземелье. Открыть, впихнуть туда тело, отдельно от разума, сестры, свинью, все так же жаренную, но похудевшею, залезть следом, и вырубиться, навалившись на дверку с иной стороны, рискуя захлебнутся в собственной рвоте.

Чтобы очнутся в собственных испражнениях! А еще в жуткой антисанитарии, рядом с тухлой свиньей, и вонючим трупом.

Но это все на самом деле туфта! Вот то, что за дверью за моей спиной, кто-то на певучем французском жаловался на вонь человеческих городов, а в двери красуется свежий след от топора, пуская в комнату лучик счастья молодого солнца — вот это да! Вот это — проблема.

— Эй, сестренка, ты тут? Эй! Вика! Виктория! Сеструх? Сука канцелярская!..

— Заткнись, депутат без мандатный, мэр туалетный — простонало мне в ответ чудо-юдо рядом с трупом — Не когда больше не буду жрать с тобой на пару!

Нда… лицо осунулось, щеки обвисли, руки веточки, ножки корыжками, а ребра… даже сквозь мантию видно. Ладно хоть только с боков! Сыски, никуда не делись. Хотя и тоже, похудели.

— Что с тобой случилось, сестрица? — изумился я такому виду кровинки.

— Восемь часов извержения! Че со мной могло случиться? Думала сдохну.

— А я? — принялся ощупывать я сам себя, измазанного чем-то липким.

— А ты делал тоже самое, только не приходя в сознание. Думала захлебнешься.

— О ужас! Как думаешь — взглянул я на отверстия приточной вентиляции — эти дырки можно использовать как канализацию?

— Может и можно — сунула она руку в одну из них, возле которой и стояла, на четвереньках — Но неудобно — приложила ладонь к стене подле отверстия, обозначая высоту над полом сантиметров пятнадцать — И точно плохая идея — представь как от туда вонять потом будет!

— Да уж — простонал я, отчетливо представляя.

В этот момент в дверь настойчиво постучали.

— Занято! — прорычал я на английском.

— Sorry. — услышал в ответ, и стучащий удалился.

— Так точно все уверятся, в наличии туалета за этой дверью.

— Я думаю, они и так по запаху об этом думают. Надо вбираться от сюда! Найти место, куда можно скинуть труп, помыться и поискать еще че поесть.

— Блее — сестру вновь вырвало.