Выбери любимый жанр

Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Любимов Михаил Петрович - Страница 39


Изменить размер шрифта:

39

Валек снисходительно посмотрел на приятеля, потом испытующе глянул на меня.

— Вы же подозреваете Золотова?

Я сделал вид, что занят протоколом.

— С чего ты взял? — продолжал веселиться Петр. — Если у человека неприятное тебе лицо, значит, его надо подозревать?

— Если ничего не понимаешь, сиди и помалкивай! — раздраженно огрызнулся Валек и снова обратился ко мне: — Сейчас вы вывели его из равновесия, подтолкнули к активным действиям. Не случайно же! Значит, надо пронаблюдать, куда он пойдет, что будет делать. Разве не так?

— Надо иметь терпение, — философски ответил я. — Рано или поздно все становится на свои места.

Мне хотелось похвалить Валька: он уловил, как следствие свернуло на новые рельсы, разгадал мой замысел, и первое побуждение у него было верным. Но сейчас не время хвалить паренька и объяснять, что ожидающий на улице Саша Крылов и несколько его коллег сделают все необходимое грамотнее и профессиональнее, чем пятикурсник юрфака, пусть даже сообразительный и с задатками хорошего оперативника.

Бывшего завуча Золотова я допрашивал у нее дома, чтобы не беспокоить вызовом в прокуратуру. Маленькая сухонькая старушка с белыми волосами пытливо рассматривала меня внимательными глазами.

Мария Петровна Алехина уже пять лет на пенсии, воспитывает внуков, и, наверное, мой приход должен был показаться ей странным и неожиданным, но она восприняла его как должное. Жизнь каждого ученика как бы вошла составляющей частью в ее собственную, поэтому интерес к кому-нибудь из них казался ей вполне естественным.

— Помню этого мальчика, впрочем, я всех помню, — задумчиво говорила она. — Неглупый, общительный, сообразительный, учился неплохо. И вел себя хорошо, со старшими вежлив. Дружил с Толей Вороновым. За девочкой ухаживал, она на два года старше была, уже закончила школу. В общем, все нормально. И вдруг эта история с деньгами... Как гром среди ясного неба! Скандал был страшный, из школы исключили, ушел в вечернюю. Как это могло получиться — ума не приложу.

Алехина скорбно покачала головой.

— А почему вы им интересуетесь? Если не секрет, конечно. Я вроде слышала, что у него все хорошо, даже начальником каким-то стал. Или опять натворил чего?

— Да нет. Просто в связи с расследованием проверяем ряд лиц. А Золотов входит в их число.

— Ну и замечательно. А то я уж подумала... Сейчас он, конечно, совсем другой стал. В нем хорошего много было, с годами-то еще больше становиться должно. А плохого — убавляться. Так ведь?

«Еще бы!» — подумал я.

Мария Петровна заметно повеселела.

— Валера одно время вообще был гордостью школы. Спортсмен! Грамоты получал!

— Спортсмен? — Я искренне удивился. — Вот уж непохоже! Чем же он занимался?

— Пятиборьем. Тренировался у Григорьева. Тот, кстати, тоже мой ученик. И надо сказать, — она понизила голос, — в школе звезд с неба не хватал и дисциплинку, бывало, нарушал. — Алехина опять помрачнела. — Нарушал, нарушал. И довольно крепко. А теперь — заслуженный тренер, известный в городе человек. — Она прислушалась к каким-то своим мыслям. — С первого класса мы внушаем детям: хорошая учеба и поведение — залог благополучного будущего... А в жизни всякое бывает.

Мария Петровна ожидала ответа, чувствовалось, что ей хочется поговорить.

Но времени у меня было в обрез, поэтому, закруглив разговор несколькими фразами, я стал прощаться.

— А с Фаиной Борисовной вы не беседовали? — уже в дверях спросила Алехина. — Она вела класс Валерия, и наши мнения о мальчишке сильно расходились... Да, очень сильно. — Старушка просветлела. — Хорошо, что жизнь показала, кто из нас прав!

Я представлял Фаину Борисовну похожей на Марию Петровну, но она оказалась миниатюрной хрупкой блондинкой, на вид моложе своих тридцати восьми.

— Знаете, хотя педагогу и стыдно в этом признаваться, но к Золотову я испытывала неприязнь...

Заходящее солнце, замерев напротив широкого окна химического кабинета, золотило легкие волосы учительницы, отражалось в стеклянных дверцах медицинского шкафчика, дробилось на многочисленных банках, флаконах с притертыми пробками, длинных рядах пробирок, яркие зайчики прыгали по строгому, с тонкими чертами лицу.

Она поморщилась и до половины задернула штору.

— Он отличался от других детей. Не по возрасту расчетлив, высокого самомнения при полной посредственности... И еще — была в нем какая-то затаенная угроза, хотя и спрятанная глубоко, да нет-нет и проглянет. Одноклассники это чувствовали, дружить с ним никто не хотел.

В дверь заглянул крепкий мужчина в спортивном костюме с секундомером на шее.

— Мы закончили. Приму душ, и можем идти.

— Муж преподает физкультуру, — пояснила Фаина Борисовна, начиная собираться.

— А Воронов разве не был его другом? — спросил я.

— Воронов? — удивилась учительница. — Воронов задолжал Золотову деньги, уже не помню за что, и должен был месяц носить за ним портфель да рассказывать всем, как весело они проводят время. Если это называть дружбой...

Вообще у Золотова был специфический круг общения. Например, Хохлова — наша выпускница, девица не слишком примерного поведения. Мягко говоря! — Фаина Борисовна сделала выразительную паузу. — А уж после исключения увидела его на улице с явным уголовником! Даже на другую сторону перешла... — Она встала. — Так что ничего неожиданного в этой афере для меня не было. Хотя многие и удивлялись.

Двуличие, как и другие подобные свойства натуры, с годами не проходит, скорее разрастается. Если чему и можно удивляться, так это тому, что он избежал тюрьмы, выплыл и, по-моему, неплохо устроился под солнцем. Во всяком случае, несколько месяцев назад видела в «Лотосе» — непохоже, чтобы он был слишком удручен жизнью.

ПАУТИНА

Фаина Борисовна ошибалась. За четыре месяца до того, как в неописуемой панике выскочить из прокуратуры, Валерий Золотов, сидя на открытой веранде кафе «Лотос», мрачно подводил итоги двадцати девяти лет жизни.

Погода стояла хорошая, иссушающая жара еще не наступила, солнце светило мягко и ласково. Пузырилось в бокале полусладкое шампанское, ждал своей очереди маленький графинчик с коньяком, но настроение было скверным.

Тягостные размышления появились после того, как он принял идущего следом прохожего за человека от Шаха. Почему вдруг в голову пришла такая мысль? Черт его знает! Тот вроде смотрел как-то необычно: пристально, подозрительно... Хмурое лицо, потрепанная одежда. Чушь собачья! Струсил без причины, и это угнетало больше всего. Как шестерка!

Впрочем, если смотреть правде в глаза, то он и есть шестерка. Хотя и не для всех. Эдик, Таня, Мэри, Куколка — они все у него в руках. А есть шушера, которая вообще считает его боссом. Только что из этого! Сам-то он знает истинное положение вещей.

Золотов отхлебнул шампанского, бросил в рот квадратик шоколада, помешал ложечкой тающее мороженое. Окружающих обманывать гораздо легче, чем самого себя. Он успешно играет роль хозяина жизни, но является рабом обстоятельств, зависит от прихотей фортуны, воли и усмотрения других людей. У него есть мальчики на побегушках, но сам он выполняет те же функции для стоящих чуть повыше. Из-за этого можно было не переживать — закон жизни: одному ты авторитет, другому — холуй. Но если стоишь на самых нижних ступеньках...

На лестнице показалась Вершикова. Облегающие брюки зеленого велюра, тугая броская маечка. Ничего девочка... Жалко отдавать. Ну да ради дела.

Подойдя к столику, она лениво взмахнула рукой.

— Приветик!

— Опаздываешь, Мэри!

— Что делать, я всегда опаздываю. Следовало бы привыкнуть.

Вершикова села напротив, облокотилась на спинку стула и, положив ногу на ногу, вопросительно посмотрела на Золотова.

— Зачем звал?

— Соскучился.

Тонкой струйкой он разлил коньяк по стопкам и поднял свою:

— За успех и процветание!

39
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело