Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Любимов Михаил Петрович - Страница 102

Только противно жить с помойкой в душе, стыдно перед собой, перед товарищами...

Очевидно, он шевельнул пальцами, брелок щелкнул, черт саркастически усмехнулся и высунул язык.

«А есть у тебя товарищи? — услышал он немой вопрос. — Людям глаза не завяжешь, все твои художества на виду, только кажется, что никто ничего не видит!»

Черт оскалился и дразнил языком.

«Теперь у тебя другие товарищи: такие же, как ты, и обратного хода нет: коготок увяз...»

— Врешь!

Колпаков взмахнул рукой, чтобы забросить игрушку подальше, но она была скреплена с ключами, он завозился с кольцом и осознал глупость своего порыва.

— Врешь, приятель, — спокойно, почти ласково сказал он тем тоном, который использовал в ситуациях, предшествующих уличным дракам. — И супруга моя любезная врет, утверждая, что я такой же, как вся ее гоп-компания. И обратный ход есть. Сейчас...

Колпаков принял решение и стал складывать тонкие сухие веточки за выступом фонтана, чтобы ветер не задувал пламя.

К черту Писаревского и всех ему подобных. Первый шаг в тупик он сделал тогда, когда принял предложение этого интригана.

Колпаков понимал, что не вполне прав: неверных шагов и ошибочных решений было сделано столько, что вряд ли удастся отыскать первый, решающий. Но Писаревский вызывал наибольшую антипатию.

«Лгать, заглядывать Дронову в глаза с расчетом на его мягкость, приводить в действие механизм сложностей и противоречий, существующих в чужой семье, — увольте. Десять лет назад я бы плюнул в физиономию тому, кто предложил бы подобное!»

Он жестко улыбнулся.

«Впрочем, это и сейчас не поздно. Ничего не поздно...»

Пучок веток набрался достаточный для того, чтобы сжечь несколько фальшивых бумаг.

Обычным пружинящим шагом Колпаков сходил к машине, принес папку и спички, которые держал, как и пачку сигарет, специально для Лены.

Лена... Он представил, как она подносит сигарету к четко очерченным губам, изящно выпускает дым... И ощутил острое сожаление: несмотря ни на что, терять ее не хотелось.

Раздобыть денег на дубленку — пара пустяков, только рискнуть на два месяца возобновить занятия в абонементной группе...

Он замешкался.

«А Писаревский и все остальные?»

«Одно с другим не связано».

«Как же ты объяснишь Лене провал с диссертацией? Для нее остепененный муж такой же показатель престижности, как дубленка. Почти такой же...»

Рука со спичкой повисла в воздухе.

Колпаков остро ощутил, что стоит на развилке. В жизни все взаимосвязано, и сделанное сейчас неминуемо повлечет ряд вытекающих одно из другого событий. Поджигать или нет? По какому пути двигаться дальше?

«Коготок увяз...»

«Обратного хода нет... Нет? Посмотрим!»

Сделав над собой усилие, он чиркнул спичкой, веточки занялись, огонь быстро набирал силу. Он расстегнул папку, порылся, вытряхнул содержимое прямо на холодную землю. Не может быть! Засунул руку, заглянул, неужели... Да, точно! Документы о внедрении остались дома, он попросту забыл их на письменном столе... Колпаков смотрел на прогорающий костер опустошенно и безучастно, как человек, израсходовавший все силы на пустую работу.

К машине он возвращался, устало волоча тяжелые ноги, словно после трудного поединка с равным противником, поединка, который, несмотря на все старания, окончился вничью.

Но, опустившись на упруго пружинящее сиденье, Колпаков почувствовал себя бодрее, словно лакированная оболочка автомобиля экранировала волны тревоги, сомнений и беспокойства, излучаемые бывшим «штатом Техас».

«Никому из ребят не придет в голову, что можно явиться сюда для раздумий о жизни. А Гришка поднял бы меня на смех... Чего это я столько вспоминаю о нем сегодня?»

В это время Кулаков звонил в дверь к Габаеву. Увидев бородача, Гришка оторопел, его лицо стало похожим на висящую возле макивары гипсовую маску с выпученными глазами.

Первой мыслью было, что Кулаков пришел с повинной. Оказалось — с ультиматумом. Недавняя злость вспыхнула с новой силой.

— Значит, так, — с трудом сдерживаясь, просипел Габаев. — Завтра собираем учеников, ты — своих, я — своих, и устраиваем спарринг в контакт. Сразу увидим, кто чего стоит!

— Почему же завтра, — хмель делал Кулакова нетерпеливым. — Давай прямо сейчас!

— Ну что ж, — угрожающе произнес Гришка, глубоко вдыхая воздух, чтобы поднять давление. — Если не терпится...

Они стали напротив друг друга, поклонились и обменялись ударами. Пока это походило на жесткий спарринг, но ограниченность пространства, взаимная ненависть и обоюдная жестокость неминуемо должны были превратить схватку в настоящий бой не на жизнь, а на смерть.

Был час «пик». Почти не снижая предельно допустимой в городе скорости, Колпаков рисково лавировал в транспортном потоке, протискивался между тяжело просевшими автобусами и усталыми, горячо пахнувшими соляркой грузовиками, впритирку вписывался в повороты, обгоняя резвые легковушки.

Он испытывал азартное упоение: силу мышц удесятеряла мощь мотора, быстроту реакции на непредвиденные ситуации обострял вакуумный усилитель тормозов, чуткое рулевое управление послушно передавало бешено вращающимся колесам самое легкое движение руки, а руководил всем безошибочный, как компьютер, мозг, умеющий контролировать меняющуюся обстановку и принимать мгновенные решения.

На миг Колпаков ощутил, что слился с машиной воедино: кровеносные сосуды соединились с системой питания двигателя, нервы срослись с проводами бортового электрооборудования. Мощный, смелый, стремительный, опьяненный победной гонкой механический кентавр вдруг оценил жизнь совсем не так, как полчаса назад в бывшем «штате Техас» раздвоенный и растерянный Колпаков.

Сердце билось ровно и размеренно, как бензонасос, щемящая тоска исчезла бесследно — ей нет места в идеально работающем механизме, и маршрутный компьютер освободился от нелогичных, нерациональных мыслей.

«А ведь все не так плохо, как кажется! Главное, не принимать поспешных решений... Кто это собрался сложить руки?! Черта с два, мы еще повоюем!»

Вираж, заскрипела резина, оранжевый «Москвич» испуганно прижался к бордюру, газ — позади осталась щегольски разукрашенная «двойка».

«Кто сможет меня обогнать? Этот лихой таксист? Посмотрим...»

Маневр, ускорение, разгон... Вот и все! Если бы не светофоры...

Их словно заколдовали: все перекрестки встречали красными огнями. Стоп, стоп, стоп...

«Кажется, Витька схалтурил с тормозами, — мысль, как кинотитры, проплывала на заднем плане компьютерного мышления. — Значит, уважение пропадает... Надо постоянно поддерживать, находиться в центре внимания. Иначе крышка...»

В момент переключения светофора Колпаков вдруг задумался: если удастся попасть в «зеленую волну», он добьется своей цели во что бы то ни стало. Всех своих целей.

Чет-нечет, орел-решка, шестерка-туз, красный-зеленый — для игры с судьбой годятся любые символы. Но сегодня ему не везло. Несколько раз менял режим движения, даже протащился квартал черепашьим шагом — и все равно натыкался на запрещающий сигнал.

Оказавшись на ведущей в микрорайон магистрали, Колпаков разогнал машину так, что ветер со свистом влетал в приоткрытую форточку. Он оторвал левую руку от рулевого колеса и щелкнул задвижкой. Стало уютней, но он почувствовал, что продрог, и включил отопление. На пути оставался один светофор.

Когда он вылетел к началу крутого спуска, внизу горел зеленый. Последний шанс! Акселератор до упора, успеть! Любой ценой!

Любой?

Азарт губит игрока, особенно при высоких ставках. Когда играешь с судьбой, на кону нередко оказывается жизнь.

Желтый, красный... Передние машины пыхнули стоп-сигналами. Колпаков чертыхнулся и нажал педаль.

В большом мире ничего особенного не происходило, разве что подул холодный ноябрьский ветер, продувающий прохожих до костей, срывающий шляпы, бросающий в лицо жесткие сморщенные листья и засыпающий пылью глаза. Да внизу тяжело выкатывался на перекресток мощный КамАЗ, с натугой влекущий длинную раму, к которой прилепились железобетонные панели фасадной стены сборного дома. С одной стороны два окна, с другой — окно и балконная дверь, грубо торчат прутья арматуры, и издали все это напоминает самоделку из детского конструктора. КамАЗ с первого раза не вписался в разворот, раздраженно выглядывающий через открытую дверь высоко поднятой кабины водитель сдавал назад, но зажимающие воротники пальто, плащей, удерживающие шляпы пешеходы не смотрели в ту сторону, их взгляды с некоторой долей зависти обращались к сверкающим «Волгам», «Москвичам», «Жигулям», гарантирующим своим владельцам надежную защиту от пронизывающего ветра.