Дело одинокой канарейки - Дельвиг Полина Александровна - Страница 87

Даша прислонилась спиной к стене и шумно выдохнула.

– Ты бы до конца света не решил этой проблемы.

– Почему? – Голос физика стал неприятно-скрипучим. – Ты сомневаешься в моих интеллектуальных способностях?

– Нет, не сомневаюсь. Просто отдаю должное своим собственным.

– Подожди-ка, – хищно вскинулся Леонид, и крылья его носа недобро затрепетали. – Уж не хочешь ли ты сказать, что смогла...

– Представь себе. Этот свист не просто некий шифр, это вполне самостоятельный язык. Язык племени гуанчи. Он даже имеет название: сильбо Гомера...

– В честь Гомера?

– Нет, конечно, – рассмеялась Даша. – В честь одного из Канарских островов – Гомера.

– Какая разница...

– Никакой. Так вот, есть у меня одна знакомая девушка... женщина... Не знаю, как правильнее. – Даша задумалась. – С одной стороны, она уже давно не девушка, но с другой – пока еще не замужем...

– Да плевать мне на ее социальный статус! – вскипел физик. – Рассказывай дальше.

– Мне показалось, что по всем морфологическим признакам она типичная гуанчи...

– По каким признакам? – удивился Леонид. – А где они сейчас живут, эти гуанчи? Там же – на Канарах?

Даша развела руками:

– Нигде. Их почти полностью истребили...

– Кто? – испугался физик. – Преступники?!

– Да нет же! – Даша развеселилась. – Испанцы. Еще в пятнадцатом веке. Остатки смешались с колонизаторами.

– Тогда при чем здесь твоя знакомая?

– Не знаю. – Даша потерла след от веревки. Внезапно ее глаза вспыхнули. – Подожди, ты сказал, что у тебя остались записи?

– Да. – Леонид сразу же оживился. – И это значит...

– И это значит, – радостно подхватила Даша, – что мы единственные на данный момент обитатели нашей планеты, кроме преступников, конечно, кто обладает секретной информацией. А это значит...

– А это значит, что нам жить осталось очень и очень мало. И самое печальное, что перед смертью мы так и не узнаем, о чем именно там шла речь, – подвел печальный итог физик. – Ведь ты же не знаешь этого языка?

– Нет. – Даша помрачнела.

– А откуда ты о нем вообще знаешь?

– В этом вся и проблема. – Она потерла кончик носа. – Когда-то давно один наш общий приятель в довольно большой компании подал идею, что этим языком можно пользоваться как шифром.

– И он знал этот язык?

– Нет. Сам Кока не знал, но он знал человека, который знал этот язык...

Физик помрачнел еще больше.

– Судя по твоей последней фразе, это тот самый Кока, о котором ты нам рассказывала в стриптиз-клубе?

– Да. И думаю, что смерть владельца этого клуба – Вити Максимова – тоже как-то связана с этим делом.

– Понятненько. Радостная перспектива. А кто еще может знать этот язык?

– Понятия не имею. – Даша развела руками. – В нашей стране, может, вообще никто. Полетаев вроде как расшифровал, но это ведь Полетаев...

– А кто он?

– Так, один знакомый комитетчик.

Леонид посмотрел на нее со скрытым уважением.

– Забавный у тебя набор знакомых. – И тут же сделал очередной выпад: – Ну хорошо, ответь мне на следующий вопрос: если ты, как утверждаешь, здесь ни при чем, то каким образом, живя в Праге, оказалась замешана в историю, происходящую Москве?

Даша возмутилась:

– Где и когда началась эта история, не знает никто. Может, десять лет назад в «Альма матер», а может, десять тысяч лет до нашей эры, когда затонула Атлантида. Лично для меня все началось десять дней назад, когда на моих глазах застрелили Коку. Он пытался мне передать кассету со свистом гуанчей и хотел что-то сказать или, вернее, объяснить, но... Но не смог. Поэтому-то я и приехала в Москву. Сначала я даже решила, что речь идет о каком-то кладе, который он закопал. А теперь... теперь не знаю.

Леонид, вцепившись обеими руками в волосы, мрачно раскачивался из стороны в сторону. За окном завывал ветер. Даша заметила висящий на крючке парик, подаренный Полетаевым, который она издали приняла за кошачью шкурку. Встав с кровати, Даша доковыляла до вешалки, сняла парик и, глядя в мутное зеркало, висящее рядом с дверью, кое-как пристроила его на голове. Осмотрев свое лицо со всех сторон, она вздохнула и похромала обратно к кровати.

Физик поднял голову и без особой надежды спросил:

– А кто был еще на той вечеринке, когда говорили о гуанчах, ты, конечно, не помнишь.

– Конечно, «не помнишь», – передразнила она его. – Могу только предполагать, что чужих там скорее всего не было.

– А своих?

– Что своих?

– Сколько было своих?

– Ты как будто на дубе вырос, – вскипела Даша. – Ты где учился?

– В МФТИ.

– Сколько у тебя было своих, когда вы шли пить пиво?

Физик пожал плечами и отвернулся. Даша, насупившись, сидела рядом. Через минуту она не выдержала:

– Ну, что будем делать?

– Работать, – сказал Леонид и направился к ноутбуку.

Даша грустно смотрела в залитое дождем окно.

– Ну и как? – периодически спрашивала она у Леонида.

– Пока никак, – неизменно отвечал он.

На какое-то время в комнате воцарялась тишина, во время которой Даша продолжала вздыхать и ощупывать свои раны. Стук клавиш не умолкал ни на секунду.

Еще минут через двадцать Даша в очередной раз приоткрыла рот, но вместо традиционного вопроса из ее горла вылетел короткий вопль.

Физик подскочил как ошпаренный. Оглянувшись, он увидел, как молодая женщина с выражением неподдельного ужаса указывала пальцем в окно.

– Там... Там...

Леонид выключил свет, достал из письменного стола пистолет и протянул его Даше.

– На, держи. Стреляй во все, что не я.

Даша замотала головой, словно китайский болванчик.

– Я... я не смогу. Я не умею. В живого человека...

– А в мертвого зачем стрелять? – ворчливо поинтересовался физик, но поняв, что она не способна сейчас воспринимать шутки, ободрительно потрепал ее по плечу. – Хорошо, главное успокойся. Стрелять будешь только тогда, когда меня или тебя начнут убивать. Поняла?

– Я не смогу... – снова захныкала Даша.

– Жить захочешь – сможешь, – отрезал Леонид и подошел к двери. – Я выйду, посмотрю, а ты охраняй. И себя, и меня. Давай, я пошел...

Физик вышел в прихожую, чем-то там грохнул, хлопнула дверь, и все стихло. Даша, забившись в угол, старательно вслушивалась, но кроме мерного шума дождя ничего не было слышно.

«Как тебе не стыдно, – принялась она уговаривать саму себя. – Человек отдал последнее, чем можно было себя защитить, а сам с голыми руками пошел на врага. Ты должна, ты обязана выйти и прикрывать его тыл».

Даша, правда, не имела ни малейшего понятия, как именно это делается, но чувство долга заставило ее наконец отлипнуть от стены и выйти в прихожую.

Прихожая представляла собой довольно просторную, застекленную веранду. Все окна были закрыты легкими жалюзи. Даша осторожно раздвинула пластиковые планки. На улице бушевало ненастье. Неожиданно в кустах смородины Даша увидела мечущееся темное пятно.

«Ну вот, – решила она, поднимая пистолет, – пришла и моя минута». И сразу же растерялась. А как же стрелять-то? Если через стекло, то оно разобьется. Будет холодно и мокро. А если выйти наружу... тогда ее саму могут убить.

Пока она размышляла, какое из зол наименьшее, из кустов показался Леонид с ружьем в одной руке и человеком в другой.

Даша возмущенно распахнула дверь:

– Мне говорит – охраняй, дает в руки какую-то рогатку, а сам, как Рэмбо, с пулеметом ходит! Спасибо тебе большое! Ты настоящий джентльмен.

Физик проигнорировал обвинение и, втащив обмякшего человека на террасу, закрыл дверь.

– Ты только одного видела?

– В общем да. Даже не человека, а тень.

– Эта тень, надо заметить, довольно здорово лягается. Пришлось дать ему по голове. Кто это, не знаешь?

Даша с опаской покосилась на лежащего. Лица видно не было.

– Ты поверни его к свету. Я так не вижу.

Леонид наклонился и перевернул пленника лицом к свету. Даша вскрикнула.