Дело одинокой канарейки - Дельвиг Полина Александровна - Страница 55

– Все, что угодно, – немедленно согласился Герман, которого уже начало поташнивать от усталости.

– Мы летим немедленно. Чтобы никто об этом не смог узнать и не успел подготовиться.

Лозенко поперхнулся.

– Как, прямо сейчас?

– Да. Лучшая безопасность – это отсутствие информации. В аэропорту, в Москве, берем то такси, которое я укажу, и едем прямо в комитет госбезопасности. Вы согласны?

Герман развел руками:

– Это ваше право.

Главное – сдвинуть Белова с места, а уж там, в Москве, он с этим сумасшедшим как-нибудь справится...

На всякий случай Аня решила удлинить прогулочный маршрут. Они доехали до площади Маяковского, запарковали машину и дальше пошли пешком. Аня немного нервничала и напряженно вглядывалась в зеркальные стекла витрин, пытаясь среди отражений многочисленных прохожих угадать банковского работника с кокетливой фамилией Ружичка.

А Даша, попав на преобразившуюся улицу Горького, совершенно позабыла, для чего сюда приехала. Неторопливо вышагивая мимо разноцветных витрин и вывесок, она крутила головой, не переставая удивляться переменам, произошедшим в столице за время ее вынужденной эмиграции. Чувства, вызванные переменами, были смешанными, противоречивыми. Стало чище, богаче, каждые десять метров попадались дорогие магазины, рестораны и прочие роскошные заведения, но куда-то безнадежно пропал тот неуловимый, едва осязаемый, дурманящий аромат шумного, пыльного и счастливого в своей бессмысленной суете города. Пропало то удивительно комфортное ощущение единства, когда на улице каждый мог подойти к каждому, стрельнуть сигарету или двушку для телефона-автомата и вовсе не потому, что нет денег, а потому, что соседний табачный киоск закрыт, в магазине напротив обед, а дородная продавщица мороженого категорически отказывается разменять пятачок даже на одну двушку.

– Вас много, – говорит продавщица, – а двушек мало, на всех не напасешься...

Даша вздыхала, вспоминая зловредных продавщиц. Вздыхала от того, что нельзя прямо сейчас подойти к палатке и потребовать разменять тот самый злосчастный пятачок на двушку. Увы, самая популярная монета застоя давным-давно канула в Лету вместе со своим братом пятачком, унося с собой и бесконечную свободу юности, и твердый вкус замерзшей маргариновой розочки мороженого…

Она смотрела на свой город и не узнавала его. Только голуби на Пушкинской до боли напоминали юность...

– Со сколькими хорошими людьми я здесь познакомилась, – пробормотала Даша, стараясь скрыть смущение. – Даже не верится.

– Не верится ей, – проворчала Аня. – Чего ты все вздыхаешь? Помирать, что ли, собралась?

Но ностальгия, доселе никогда не мучившая Дашу, вдруг неожиданно навалилась на нее всей своей тяжестью.

– Понимаешь, мне казалось, что я всегда смогу сюда вернуться. Вернуться в тот город, к тем друзьям. А сейчас поняла, что этого уже никогда не будет...

– Так ты в компартию вступи, – равнодушно заметила Петрова и в очередной раз незаметно оглянулась. – Они тебе обратно все вернут.

Даша вспыхнула:

– При чем тут коммунисты, тем более нынешние? У них же взгляд, как у Троцкого во время взятия Зимнего...

– И какой же у него был взгляд?

– Не знаю... Наверное, какой-нибудь особенный. Зверский. Да дело, собственно, не в этом. Вернуть можно все. Зимний тот же самый. Молоты рабочим раздать. Серпы крестьянам. Интеллигентов обратно пароходом завезти... Проблема в другом – вот здесь уже ничего не вернешь. – Даша дотронулась до левой стороны груди. Потом помолчала и с грустью повторила еще раз: – Ничего.

Минорное настроение тем не менее не мешало тоскующей даме зорко поглядывать по сторонам, и она почти не удивилась, когда в толпе наконец промелькнула знакомая парочка: толстый клерк и его тощий, мрачный сопровождающий.

– А ты говоришь, что мозгов только у меня не хватает. – Даша крепко сжала запястье подруги и указала глазами на стоящий неподалеку киоск.

– Беру свои слова обратно, – вполголоса ответила Аня, проследив за направлением ее взгляда. – Что же такое они могли у Коки украсть?

– А вот мы сейчас это и узнаем. – Даша вдруг резко отбросила Анину руку и рванула в сторону киоска.

Чехи, явно не ожидавшие подобного оборота событий, попытались скрыться за ближайшим углом, но Даша, грубо расталкивая прохожих, настигла их в два прыжка.

– Ну так что, Панове, – с ходу начала она, – я забыла на платежке подпись поставить? В чем дело? Чего чмухаете?

Толстый Ружичка изменился в лице и заметался из стороны в сторону. Мрачный субъект, сопровождавший его, напротив, широко расставил ноги и телеграфным столбом врылся в тротуар. Если, конечно, в природе существуют набычившиеся телеграфные столбы.

А Даша, подбоченясь, продолжала наседать:

– Итак, Панове, меня интересуют две вещи: что вы у меня украли в банке и какого черта здесь шныряете?

– У нас экскурсия, – мрачно заявил Мрачный.

– Вынюхиваете, где бы еще чего стащить?

Клерк немедленно закудахтал:

– Ах, какое грубое подозрение, премилая пани...

– А на вашем месте, Ружичка, я бы вообще помолчала. Если, конечно, не хотите оказаться в полиции.

– В полиции? – поперхнулся тот. – Да за что же?

– За кражу. Вы обокрали умирающего, гнусный вы мародер!

– Позвольте маленький вопрос: а есть ли у вас доказательства для столь ужасного обвинения? – Толстяк услужливо склонился вперед и захихикал, колыхаясь всем телом.

– Доказательства? Да я тебе прямо сейчас, собственноручно рожу набью, – в свою очередь склонившись к счетоводу, зашипела Даша. – И думаешь, за тебя кто-нибудь заступится, шмейд*?

Но Ружичка не обиделся. Не переставая улыбаться, он радостно закивал головой:

– Конечно, вот он и заступится. – С этими словами счетовод положил жирную ручонку на костлявое плечо своего сообщника, который по-прежнему выглядел мрачнее декабрьской тучи. – Вот ему вы вряд ли что-нибудь набьете, премилая пани.

Даша перевела взгляд на Мрачного. Для чеха у того был непривычно уголовный вид. Но в конце концов здесь она на своей территории.

– Не переживай, и на него желающие найдутся...

– Замолчите, вы оба! – рявкнул Мрачный неожиданным басом. – Никто из вас никуда не пойдет, ни в полицию, ни в другое место. Мы сейчас все вместе сядем и переговорим...

– Прямо здесь и сядем? – зло рассмеявшись, поинтересовалась Даша и тут же погасила улыбку: – Ты, видимо, совсем плохой. Или в России первый раз. Да если я захочу, от тебя через полчаса одни коронки останутся...

– Может быть, и останутся. – Мрачный в первый раз за все время усмехнулся. – В таком случае сможешь вставить их себе в задницу и начать кусать коленки, потому что кассета, которую хотел тебе передать покойный, исчезнет вместе с нами.

Даша хотела броситься на него, но вмешалась Аня.

– Чего вы тут орете на всю улицу? – Она дернула подругу за руку. – Или говорите тише, или отойдем в сторону. Не хватало нам дополнительных проблем.

Даша продолжала еще некоторое время раздувать ноздри, но поняв, что грубостью ничего не добьешься, хмуро кивнула и указала чехам на фонтаны. Те последовали за ней без возражений. По дороге Аня попыталась узнать содержание шумного разговора.

– А ты не поняла? – удивилась Даша.

– Разумеется! Ни слова.

– У них есть некая кассета.

– Кассета? Какая кассета?

– Черт его знает... Представляешь, когда я обвинила его в мародерстве, он даже ухом не повел. Другой бы умер от стыда, а этой свинье хоть бы что!

– Значит, все-таки кассета, – задумчиво произнесла Петрова. – Так я и думала. Кока хотел передать тебе видеокассету. Спроси, что на ней снято.

– Что записано на этой кассете? – безапелляционным тоном обратилась Даша к мужчинам.

Ружичка хотел было ответить, но Мрачный остановил его коротким жестом.

– Мы предлагаем обмен.