Дело одинокой канарейки - Дельвиг Полина Александровна - Страница 19

Юноша сидел, боясь пошевельнуться, лицо его искажала гримаса ужаса. Аня не обратила на парочку никакого внимания.

– Это только по-твоему. Искомое место должно отвечать сразу нескольким требованиям. Первое: быть доступным для проведения подобной операции. Следовательно, отпадают все частные квартиры и дачи. Второе: быть достаточно малолюдным, чтобы, с одной стороны, иметь возможность проводить операцию выемки без помех, а с другой – быть застрахованным от случайного обнаружения. Таким образом, отпадают культурные заведения: театры, клубы, рестораны и так далее. Затем, вызывают определенные сомнения Кавказ и Крым. Слишком беспокойная зона. Да к тому же сейчас это территория других государств. Трудно представить, чтобы Кока так рисковал.

– А что же тогда остается? – растерянно спросила Даша.

– Рыжая, – Петрова предостерегающе подняла палец, – я не сказала, что в вышеупомянутых местах однозначно ничего не спрятано. Я сказала, что начинать надо с наиболее подходящих мест. А таких, на мой взгляд, всего три. Это район Элеонориной дачи, пенаты Боба и некий пансион в покинутой тобой Чехии.

– Ну, здрасьте вам! – всплеснула руками Даша. – Только что ты мне рассказывала, что это не может быть ни дача, ни заграница, и вдруг оказывается...

– Подожди, Рыжая, не шуми. Сейчас ты убедишься в моей правоте. Все эти места почти идеально подходят под наши требования. Берем объект Х-1, – она быстро нарисовала на листе бумаги квадратик, – Элеонорина дача. Это место описывается тобою подробнее всех остальных. И в основном описываются темные закоулки в ее окрестностях, где ты обжималась, скажем так, сначала с гражданином А, потом В, а потом, увы, и С. При этом у тебя хватало нахальства практически на одном и том же месте говорить одни и те же слова только разным людям. Тот дуб и скальный пригорок, я, кстати, не спрашиваю, что это за словообразование такое, мне интересно, где ты скалы в Подмосковье нашла, так вот, они, на мой взгляд, должны были просто развалиться, взирая на твое аморальное поведение. И, тем не менее, если Кока действительно был в тебя влюблен, его могло затронуть как эротически-магическое воздействие данной местности на твою чувственность, так и подробное описание сего малолюдного уголка природы. Там есть дуб, а в дубах бывают дупла, там есть некие скалы, а следовательно расщелины, короче, набор полостей, в кои можно было нечто засунуть. А поскольку кроме тебя туда никто не ходил обжиматься, а ты давно уехала, то Кока вполне мог приходить на «скальный пригорок несбывшихся желаний», прижимать голову к «безмолвному дубу» и грустить о тебе, прикрывая клад «мшистым лишайником». Кстати, жалко, что дуб безмолвный, а то могли бы допросить его с пристрастием. – Аня с хрустом потянулась и взяла в руки чашку.

– Можешь иронизировать, сколько влезет. – Дашу явно смутило публичное обсуждение ее прошлого. – Мне, по крайней мере, есть о чем вспомнить.

Петрова сделала большой глоток и отставила чашку.

– Ладно, это я так, от зависти. Поехали дальше. Объект Х-2. Дача-мастерская Боба – Володи Кузьмина. Насколько я поняла, это старинный дом, построенный еще его прадедом, скульптором?

– Нет, – Даша улыбнулась тонкой улыбкой знатока. – Василий Константинович был живописцем. Прекрасным художником, с необыкновенно чутким, я бы даже сказала, изысканно-утонченным видением самых простых вещей. Он не приобрел известности только потому, что практически все свое время отдавал обучению детей. На протяжении долгих лет он создавал уникальную методику...

– Это ты мне потом расскажешь. – Аня решительно прервала искусствоведческое отступление, обещавшее быть долгим. – Для нас главное заключается в том, что и ты, и Кока были там частыми гостями.

– Это правда. – Даша, остановленная на самом интересном, недовольно поджала губы. – Макеев с Кузьминым очень дружили. Кока был археологом, а Боб – скульптором-любителем... Я помню, они часами спорили о Шумерах, о Микенах и прочих погибших цивилизациях. При слове «раскопки» меня до сих пор в дрожь бросает.

– Раскопки? – Петрова задумчиво посмотрела на подругу. – Послушай, а в Чехии проводятся сейчас какие-нибудь интересные раскопки?

Даша пожала плечами.

– Да мне-то откуда знать! Я там пять лет посуду мыла. Рядом с нашим домом копали только траншею для телефонного кабеля... Что творилось вокруг, понятия не имею. А ты к чему спрашиваешь?

– Тут, видишь, какое дело... – Аня принялась чертить на бумаге какие-то знаки, – одно из трех мест, которые мне показались подходящими для закладки, находится в Южной Чехии, насколько я поняла, ты там когда-то месяц от безделья лечилась. Коку убили тоже в Чехии. А что, если тебе попытаться узнать, зачем он туда приехал?

– Куда именно? – Даша озадачено покрутила головой. – В Чехию? В банк? Как я смогу это узнать?

– Ты же историк, вот и походи по всяким вашим маевкам, поспрашивай.

Даша от возмущения даже задохнулась:

– Анька, ты в своем уме? Какой из меня археолог? Да они друг друга на расстоянии трех миль узнать могут по бешеным глазам и следу от лопаты. А я до сих пор с содроганием вспоминаю, как археологию сдавала... Мой ответ с ихней кафедры пришло человек шесть слушать. Смеялись надо мной минут двадцать, Еле-еле тройку выпросила, сказала, что беременная двойней. О чем, Бога ради, я с ними разговаривать буду? Да для них выкопанная женщина в десять раз интереснее живой. К тому же искусствовед и археолог – люди с абсолютно разной ментальностью – к примеру...

– Рыжая! – Петрова с силой хлопнула ладонью по столу. – Ты прекратишь свои лирические отступления? Кому все это надо: тебе или мне? Я разработала план, пожалуйста, ознакомься с ним, а потом я выслушаю твои возражения.

Даша сразу не нашлась, что возразить, поэтому с недовольным видом придвинула исчерканный листок к себе.

– Бла-бла-бла... Элеонорина дача, Бобова дача, пансионат в Крещовицах... Мы что, там все должны будем перекопать?

– Не говори глупости, если человек сказал тебе, что ты найдешь, значит, это место должно быть легко доступным.

– Тоже мне, вывод. Когда он там... – У Даши вдруг задрожал голос, она быстро сжала пальцами кончик носа, чтобы не расплакаться. – Когда он там, в банке, умирал, он что, по-твоему, должен был сказать: вот, отдаю тебе миллион, но ты все равно его никогда не найдешь, мол, не пер тебе?

Петрова нахмурилась и пристально посмотрела на свою собеседницу.

– Подожди, подожди! Ты можешь повторить точно, слово в слово, что именно он тебе сказал?

Даша пожала плечами и неуверенно протянула:

– Ну, в общем, да...

– В общем или да?

– Не знаю! Наверное. – Она замолчала. – Кажется, Кока сказал: «миллион долларов» и «возьми это». Или что-то в этом роде.

– «Возьми это»? Макеев именно так сказал?

Даша подняла глаза к потолку и задумалась.

Тихо бормотал телевизор, похотливо мурлыкала Лелька, за окном кричали соседи. Через пять минут бесплодных попыток что–либо вспомнить Даша призналась:

– Нет, с уверенностью не скажу. Просто возникло такое ощущение. Знаешь, как будто такое марево в воздухе...

Аня предостерегающе подняла руку, показывая, что с ее ощущениями знакомиться не намерена.

– Ты как Бетховен. У того тоже весь мир был в воздухе. Ладно. С кого начнешь?

– Начнешь? Почему начнешь? – встрепенулась Даша. – А ты разве не со мной?

– Э, нет! Такого уговора у нас не было. Хочешь по пригоркам и помойкам лазать – это твое дело, а у меня своих проблем больше чем достаточно.

Даша хотела было пуститься в уговоры, как неожиданно сбоку раздался сдавленный крик. Подруги одновременно повернули головы в сторону доселе безмолвной парочки.

Иржи подскочил как ужаленный и, тяжело дыша, растирал плечо.

– Простите, пани Даша, простите, пани Анна, – мне... мне срочно надо отойти. Встретимся, как договаривались, – на Пушкинской. – И, не произнеся больше ни слова, он пулей вылетел в коридор.

Лелька моргнула и медленно покачала головой.