Настоящие мужики детей не бросают - Романов Владислав Иванович - Страница 19

Объявили пять минут до отхода и провожающих попросили покинуть вагон. У Смирнова тревожно екнуло сердце, и им овладело странное беспокойство, словно он совершал что-то ужасное. В конечном счете он может уехать и завтра, стоит ли так пугаться капитана Климова. Состав дернулся, и это подтолкнуло Сан Саныча. Он поднялся, схватил сумку, прошел в конец вагона, перешел в другой, третий, чтобы не встречаться с проводницей. Поезд стал отходить, фотограф выпрыгнул, спрятался за спины провожающих, увидел свою проводницу с соломенной челкой, уже закрывавшую дверь, и в этот миг опять пожалел о том, что поддался сердечной смуте и выскочил из вагона: сумел бы он все объяснить и сыну, и Нине Платоновне, позвонил бы не один раз, послал не одну телеграмму. Такой уж он был человек: во всем вынужденный сомневаться, чаще винить во всем себя, а не других.

Он вздохнул, оглянулся, неожиданно столкнувшись с пристальным взглядом плечистого крепкого незнакомца в дубленке и в желтой ондатровой шапке, который его нагло рассматривал, и вспомнил суровое предостережение сыщика. Сунул руку в карман и наткнулся на скальпель с бинтом в полиэтиленовом пакете, который забыл выбросить по дороге. Климову остается лишь его задержать, и майорская звездочка к Новому году ему обеспечена. Фотограф сам сует голову в петлю, точно всю жизнь к тому и стремился. Ехать к Денису опасно, оперативник знает дом и квартиру, может проверить, если и этот, в ондатре, идущий почему-то упорно за ним, не послан им же.

Платформа заканчивалась, начинался вокзал, мелькнула фигура милиционера, Сан Саныч оглянулся: незнакомец в ондатровой шапке не отставал, и нужно было спасаться. Смирнов неожиданно рванулся, побежал, ловко просачиваясь сквозь густую толпу благодаря своему хрупкому телосложению. Бросился его догонять и незнакомец, но тому пришлось несладко из-за богатырского разлета плеч. Сбив с ног женщину, отбросив ногой в сторону чью-то сумку, он напоролся на бугая-носильщика с тележкой, влетев прямо в нее. Сан Саныч же перешел на торопливый шаг, вынырнул из вокзала, подлетел к первому же частнику:

— Дружище, в Химки не слетаем?

— Сколько?

— Двести! Больше нет, браток, извини!

Водитель почесал затылок, увидел, как Смирнов скользнул взглядом уже по другим машинам, и махнул рукой:

— Залезай!

Отъезжая, фотограф оглянулся на вход в вокзал, но его чумовой преследователь в дубленке и ондатровой шапке так и не появился. В Химках жила тетка, двоюродная сестра матери, которую фотограф постоянно поздравлял с Новым годом и другими праздниками, однако в гостях так никогда и не был, хоть она и звала его постоянно. Этим приглашением Сан Саныч и решил воспользоваться, чтобы скрыться хотя бы на день от ненавистного ему Климова.

Нина не выдержала, подскочила домой к Таньке Жуковской, подружке, которая по блату устроила ей ребенка из одного московского детского дома. Татьяна сидела заместителем начальницы отдела в мэрии, и ей подчинялись все городские дома ребенка, детсады и ясли, а потому Нине и подобрали самого лучшего, с хорошей наследственностью, с самым высоким эйкью умственного развития, живого, симпатичного, здорового, или, как выразилась по телефону Танька, «такого ты бы и сама не родила». И действительно, Саша Смирнов оказался на редкость смышленым, ласковым и сообразительным ребенком. Асеева не могла на него нарадоваться, пообещав, что после Нового года переведет сына в обычную группу и станет забирать его из садика каждый день. Но после появления Сан Саныча, несмотря на все его таланты, скромность и обаяние, словно весь мир рухнул. Директриса детдома, зная, чью просьбу она выполняет, клятвенно ее заверила, что с документами и прочими делами все чисто и никто ее не побеспокоит ни по какому поводу. И вот на тебе, сюрприз из Нижней Курьи.

Стремительная Танька, прослушав три первые фразы подруги, тотчас оборвала ее:

— Ладно, приезжай!

Нина училась с Танькой сначала в школе, начиная с шестого класса, а потом обе поступили в один и тот же Институт иностранных языков имени Мориса Тореза, дружили не разлей вода и знали все друг про друга. Асеева ходила свидетельницей на Танькину свадьбу, а потом плакалась на ее груди, когда узнала от врачей, что после неудачного аборта больше не сможет иметь детей. Но потом Татьяна попала в большие чиновницы, встречаться они стали реже, хотя постоянно созванивались и поздравляли друг друга с праздниками.

Подруга жила на Соколе, и Нина, взяв такси, через полчаса примчалась к ней, оставив Сашку на попечение соседки, согласившейся поиграть пару часов с ее сыном.

Танька встретила ее нежными воплями, обрадовалась «Белой лошади», она любила виски, потащила на кухню, в две секунды наметав на стол ветчины, сыра, колбасы и красной рыбы. Муж, музыкант, играл концерт в Большом зале Чайковского, и они могли всласть потрепаться. Асеева рассказала всю историю, не забыв добавить, что поначалу она встретила Сан Саныча в штыки, но потом даже прониклась искренней симпатией.

— Втюрилась, что ли? — перевела на свой язык Татьяна.

— Да нет пока, — усмехнулась Нина. — Хотя он забавный и необычный. Нежный Сирано.

Хозяйка достала лед, большие бокалы, налила виски и блаженно потянула носом:

— Обалденный запах!

Она сразу же отпила. Жуковская, в отличие от своего мужа Гриши, любила выпить, забыться и наутро мало что помнила о вчерашнем дне.

— Ну будем, подружка! Рада тебя видеть! — нервно вздергивая плечами, подмигнула она, чокнувшись стаканом. — Слушай, так, может быть, тебе стоит выйти за него замуж? Как говорят, сама судьба стучится в дверь!

— Ты с ума сошла!

— А чего? Родной отец для сына, это важнее всего!

— Подожди, давай сначала узнаем, настоящий этот Смирнов отец или самозванец! Мне твоя директриса обещала, что никаких проблем не будет.

— Ну знаешь, с этими родителями никаких прогнозов строить вообще нельзя! А он что, этот фотограф, никаких документов на сына не предъявил?

— Пока нет, но я знаю, откуда он, как зовут жену, откуда она родом, сколько они прожили, пусть директриса посмотрит по делу, если оно у нее осталось!

— Сегодня, правда, суббота, но Антонина рядом живет и сходит, не обломится. — Жуковская взялась за телефон, дозвонилась до директрисы, наехала на нее, и та, заохав, побежала в свой Дом ребенка, пообещав сразу же позвонить оттуда. Все данные у нее остались, но на память подробности биографии матери и отца она не помнила.

— Спасибо тебе, а то я места себе не находила! — неожиданно махнув залпом полстакана виски, проговорила Асеева. — Как представлю себе, что он заберет у меня Сашку, так мне плохо становится! Чуть сознание не теряю!

— Так полюбила этого мальчишку? — удивилась Татьяна.

Нина кивнула.

— Я сама не думала, что так сильно полюблю чужого ребенка, — помолчав, призналась она. — А ты знаешь, у нас с ним как-то все быстро произошло. На второй или на третий день он вдруг сел рядом на тахту, прижался ко мне и шепчет: «Мамочка, ты меня не бросишь?» У меня слезы градом, я прижала его и говорю: «Никогда, родной мой, никогда!» И все. Словно срослись две половинки.

Жуковская слушала, широко раскрыв глаза. А на последних словах они у нее даже увлажнились. Она наполнила стаканы, неожиданно спохватилась, достала из холодильника китайские пельмешки, поставила варить.

— Я не хочу тебя пугать, но если окажется, что твой фотограф родной отец Сашки, то по суду он вернет сына себе, и тут ни я, ни ты ничего не сможем сделать. Таковы законы, поэтому я тебе и сказала: выходи за него замуж, — потягивая виски, советовала подруге Жуковская. — У нас уже прошло два таких судебных процесса, один ребенок прожил четыре года в обеспеченной семье, а у матери ни кола ни двора, как говорится, но ее отказ был оформлен юридически неграмотно, и ребенка вернули. А тут, если та сбежала и отдала сына на воспитание государству, не уведомив мужа, а перед этим брак был заключен официально, то даже никакого процесса затевать не надо, все бессмысленно…