Сицилианская защита (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 37

До первой линии окопов оставалось около ста метров, когда пехота по свистку сержантов поднялась и одним рывком преодолела расстояние, ворвалась в траншеи. Танки остались сзади, прикрывая и гася огневые точки. Дураков, пытающихся вырваться вперед и давить врага гусеницами, риску получить гранату или бутылку с зажигательной смесью на МТО не было. Просто закончились за два года войны.

Первую линию, вернее то, что от нее осталось заняли почти без сопротивления. Танки медленно двинулись дальше, на полпути их обогнала еще одна волна пехоты.

Вдруг в наушниках раздалось несколько паническое:

– Первый я седьмой. Меня подбили. На правом фланге танки лягушатников. До роты. Обходят!

Танк по команде начал разворачиваться лбом к новой угрозе. Однако в таком положении он опасно подставлял левый борт. И если там впереди найдется неподавленная батарея…

Снаружи по броне врезало как будто здоровенным молотом, отдавая звоном прямо в мозг.

– Не пробило!

«Сейчас нас с двух сторон как куропаток расстреляют, и пикнуть не успеем», – пронеслась в голове паническая мысль. Одновременно он прильнул к перископу, пытаясь высмотреть, где там впереди может быть замаскировано вражеское орудие. Однако разобрать что-то там было решительно невозможно – разрывы от снарядов, гранат, стрельба винтовок и пулеметов: там творился натуральный ад. Единственное что удалось рассмотреть: пехота уже ворвалась во вторую траншею и ожесточенно рубилась с лягушатниками накоротке.

Внезапно бредовая мысль ворвалась в мозг. А бредовая ли?

– Рота слушай мою команду. В атаку! Вперед на полной скорости. Найдите мне эту сраную батарею, пока она нас всех здесь не перещёлкала.

Машину как будто пнули под зад. Мехвод с места рванул вперед, сокращая время нахождения под обстрелом. Не удержавшись, обер-лейтенант чувствительно приложился лбом об окуляр перископа.

Неожиданно танк бросило вниз, заставив танкиста выматериться просьба. В высокой траве осталась незамеченной какая-то яма. Однако именно это их и спасло. В тот же момент по башне опять ударило молотом. Снаряд опять не пробил броню и рикошетом ушел вверх.

Дальше все окончательно слилось в кровавом калейдоскопе. Они куда-то ехали, посылали снаряд за снарядом в любое подозрительное место, стрелок- радист безостановочно садил из пулемета по только ему одному видимым целям. В какой-то момент башенный вентилятор окончательно перестал справляться с продуктами горения пороха и боевое отделение заволокло дымом. Он еще пытался командовать, что-то кричал в рацию, по бой вошел в ту стадию, когда целостная картина распалась на сотни маленьких противостояний. Когда желание вцепиться в горло именно этого врага стало важнее чем команды, тактика и стратегия.

А потом как-то неожиданно враги закончились. Перевалив за очередную линию кустов и намотав на гусеницы минометный расчет, который в пылу боя про зевал такое изменение обстановки, Курт обнаружил, что впереди окопов нет. И вообще врагов нет. И по нему почему-то никто не стреляет.

Об этом он немедленно доложил вышестоящему офицеру. Оберст-лейтенант Ригер ответил почти сразу. Сначала обматерил подчиненного, за безрассудность, потом похвалил за то, что остался жив.

– Сколько у тебя осталось танков?

– Четыре коробки. И отделение пехоты. Это те, кто непосредственно рядом со мной. Остальных сейчас не соберу.

– Отлично! Так, слушай сюда. Похоже у нас получилось продавить основную линию обороны лягушатников.

– Так точно, господин оберст-лейтенант, я понимаю.

– Карта в руках?

– Одну секунду, – он торопливо развернул карту на колене, – в руках.

– Смотри, где-то справа от тебя должна быть дорога на Лессин. Оттуда десять километров до городка Ронсе. Это такой себе перекресток сразу трех дорог, одна из которых очень важная рокада. Задача встать там и никого не пускать сколько сможешь. Сейчас мы зачищаем края прорыва, так, чтобы снаряд никакой в борт не прилетел, а за тобой сразу идет вся 16 дивизия. Так что считай себя передовым охранением. Давай Курт, выживешь, обещаю железный крест.

На этой жизнеутверждающей ноте комбат отключился. Погипнотизировав пару минут карту – так осталась к его усилиям совершенно равнодушна – Курт высунулся из люка и крикнул пехоте, жавшейся к танкам.

– Эй пехотные! Кто старший?

– Ефрейтор Штольц, господин обер-лейтенат.

– Сколько с тобой бойцов?

– Тринадцать человек вместе со мной, господин обер-лейтенант.

– Все живы? Кому-то помощь нужна?

– Никак нет, – ефрейтор отрицательно мотнул головой, – сюда дошли те, кто может переставлять ноги без чужой помощи. А мелкие царапины мы уже перевязали.

Курт присмотрелся: действительно, двое солдат щеголяли белыми «нарукавниками», еще у одного была забинтована голова.

– Ну хорошо тогда, но прогулка своими ногами отменяется на сегодня. Рассаживай свою чертову дюжину на броню. Прокатим вас с ветерком. – Увидев, что все на него смотрят, в том числе высунувшиеся из люков танкисты, он чуть приподнял тон голоса и добавил в него уверенности, которую сам не чувствовал. – Там в десятке километров на северо-запад раздают железные кресты. Нужно только поехать и забрать.

О том, что немцы прорвали фронт де Голль узнал одним из первых, благо за год войны систему прохождения важных сообщений по цепочке сумели не плохо отработать. В этот раз сообщение было больше похоже на панический призыв о помощи.

15 июня в шесть часов утра Министра Обороны разбудил адъютант, огорошив сообщением, что в Эльзасе начался армагеддон. А ведь только недавно казалось, что дела у союзников идут не плохо. Ну как не плохо? Плохо, но в рамках ожидаемого.

Когда началось большое весеннее наступление немцев во все той же многострадальной Бельгии, поначалу казалось, что фронт стабилен и немцы увязли в обороне. Но на седьмой день аккуратного прощупывания, немецкое командование, очевидно, нашло слабое место во вражеских порядках, и немцы обрушили туда все что у них было. В пятикилометровой полосе наступления атаковали два танковых корпуса – больше пяти сотен танков и самоходок. Кроме того, на участке прорыва вермахт сосредоточил четыре сотни орудий среднего и большого калибра, а с воздуха все это дело прикрывал весь второй воздушный флот.

Не удивительно, что фронт рухнул и в прорыв устремились подвижные части 4-ой и 5-ой дивизий. Французы попытались заткнуть прорыв бросив навстречу танковому клину все что было под рукой, но вот тут им наглядно показали, кто на самом деле является законодателем мод в оперировании стратегией блицкрига – молниеносной войны.

Сложно сказать, что союзники делали не так, однако на каждый выложенный ими на стол козырь у немцев находился свой. У них была выше оперативная самостоятельность отдельных частей и соединений: там, где французы становились в статичную оборону, немцы предпринимали обходной маневр и заходили противнику во фланг. У них чуть лучше было обучено низовое звено офицеров – взводного и ротного уровней, а значит там, где французский лейтенант связывался с командованием и просил поддержку, немецкий – проявлял инициативу и часто справлялся сам, выигрывая темп. Немцы в среднем были более опытные и обладали более высоким боевым духом.

А еще в германской армии гораздо лучше было налажено взаимодействие между родами войск. Так самые большие потери в танках французы несли не от своих тевтонских визави, а от налетов вражеской авиации. Орлы Геринга мастерски ловили колонны врага на марше, не только нанося потери в технике, ни в целом затрудняя маневр силами.

Что позволяло французам держаться перед превосходящим в мастерстве противником? В первую очередь – численное превосходство. Как в живой силе, так и в танках, артиллерии и в авиации. Во вторую – глубокая оборона, которую укрепляли последние полгода.

Так или иначе, 23 мая передовые части вермахта вышли на побережье Ла-Манша в районе города Остенде, отрезав таким образом, полтора десятка дивизий английской, бельгийской и голландской армий. Вернее, по факту меньше, часть дивизий понесла в контратаках такие потери, что больше соответствовали полкам, а то и батальонам.