Никто и звать никак (СИ) - Ром Полина - Страница 5

В эту ночь поход по палубе в туалет закончился совсем плохо. Раньше мне было не до этого, а тут я подняла голову и увидела две луны. Две!!! Я очень жалела, что я не сошла с ума до того… Эти две луны просто поставили точку в моем восприятии мира. Этот мир другой, чужой, не мой… Я не хочу здесь находится! Ночью я плакала от беспомощности…

А после завтрака служанка опять потянула меня в сторону каюты купца. Теперь то что от меня нужно? Он, как и вчера, пил чай. Но на этот раз его гость был достаточно молод и вооружен.

Еще две попытки. Слова двух неизвестных мне языков. Потом купец встал, вежливо показал мне рукой направление и мы, выйдя их его каюты, пошли по судну. Его молодой гость следовал за нами, а за дверью каюты к нам присоединилась вчерашняя пожилая тетка.

Наш путь не был долог. Дверь, узкая короткая лестница, ведущая внутрь и вниз корабля. Большая комната, плотно уставленная двухэтажными нарами. Женщины. Много молодых женщин и девушек. При виде купца все вскочили со своих мест, спустились с верхних нар и каждая заняла место у изголовья или у спинки кровати. Как солдаты.

Я смотрела на них, а они все смотрели в пол. Ни одна не смела поднять глаз. И это было страшно. Окон не было, как и в пиратском корабле, но воздух не был смрадным. Здесь проветривали. Они не выглядели истощенными или грязными. Но все они боялись. Этот запах страха пропитывал и меня…

Купец заговорил. Он обвел рукой помещение, показал на несколько свободных коек. Потом, глядя мне в глаза, он постучал пальцем в мою грудную кость и показал на женщину-учителя. И вопросительно глянул в глаза.

Да, я поняла… Он хочет, чтобы я учила язык. Я с трудом сдержала слезы. Сама идея ежедневно общаться с кем-то, выполнять какие-то действия, думать и учиться, вызывала отвращение. До слез и спазмов в горле. Мне хотелось назад, в каюту и ни о чём не думать, ничего не помнить… Но выбор был слишком очевиден. Сюда мне хотелось еще меньше. Я немного помедлила и кивнула головой. Я согласилась.

Каждый день после завтрака в каюту приходила ламия Салиния. Вайта — это ее титул, социальный статус. Салиния — имя, данное господином. Писать меня учили на тонких листах плотной бумаги тонким металлическим стилусом. Второе занятие проводили после обеда. Третье начиналось за час до сна и сопровождалось пением. Меня учили играть на местной разновидности гитары. Ну, три аккорда я знала и в своем мире. Язык чем-то напоминал итальянский — мелодичный, певучий. Не слишком сложный. Ламия хвалила меня и была довольна успехами. Пробовали ввести математику, но, выучив написание цифр я в один день сдала «экзамен», показав, что знаю и сложение-вычитание, и деление-умножение. Математика на этом закончилась.

Мы занимались почти месяц, я уже говорила самые простые фразы и понимала большую часть того, что она говорит. Объясняла она доходчиво и была терпелива.

Перед сном я часто думала о том, что будет дальше. Меня явно готовили для продажи в гарем. Сопротивления это не вызывало, мне было все равно. Мне хотелось есть, спать и не думать.

И мое обучение и моя тихая жизнь закончились так же внезапно, как и начались…

После завтрака у меня было около получаса до начала ежедневных занятий. И, как обычно, Суфия повела меня на прогулку.

Что именно случилось я узнала уже после.

Балка, того матросика, собирались кастрировать. Но вместо того, чтобы дать ему снотворное питье, лекарь, перепутав, отправил что-то другое. И когда его начали привязывать к столу, он ухитрился вырваться, вырвать из ножен кинжал у вязавшего его солдата, ткнуть в живот и вырваться на палубу. Тут-то я и попалась ему под руку.

От испуга я не могла ни говорить, ни думать. Помню только дикий визг Суфии и холод железа у шеи… Заломив мне левую руку он дотянул меня до какой-то стены и начал кричать, и что-то требовать… Через мгновение палуба была полна народу. Вышел купец, таирус Алессио и, глядя на эту сцену, отрицательно покачал головой. Через мгновение я ощутила, как слабеет его захват и матрос медленно оседает у меня за спиной. То, что его кинжал оставил на моей шее широкий порез я ощутила далеко не сразу.

Рванувшись, я отскочила к Суфие, с ужасом зажимающей себе рот обеими руками, и резко повернулась. Моряк слабо дергался на палубе…

Из плеча у него торчала аккуратная маленькая стрелка алого цвета…

Дальнейшее я запомнила плохо, от вида крови, стекавшей по шее и расплывающейся пятном на халате, мне стало дурно. Помню только недовольный вид жирного лекаря и едкую мазь, что он наносил мне на шею и горьковатое острое питье, которое погрузило меня в сон.

Проснулась я в своей каюте, шея болела, но не так уж и сильно. Суфия сказала, что лекарь наложил швы. Еще четыре дня меня не трогали, а потом состоялся визит в каюту к таирусу Алессио. Жирный старик, морщась и кряхтя, снял с моей шеи повязку. Не знаю, что там было, но таирус гневался и выговаривал лекарю. Тот, глядя в пол, мотал головой и тихо оправдывался. Наконец, закончив воспитательный момент, таирус Алессио крикнул Суфие. Та почтительно вошла в каюту и привычно присела на колени, склонив голову. Приказ таируса она выслушала молча, кивая согласно головой. И после этого отвела меня в ту самую каюту, где содержали всех остальных женщин. За ее спиной шли два солдата и пока она что-то жалобно объясняла мне, солдаты стояли в открытых дверях. Подтолкнув меня к нижней койке, она последний раз погладила меня по отрастающей щетине волос и вышла. А я осталась.

Когда дверь закрылась, женщины начали подходить ко мне. Пытались разговаривать. У некоторых я понимала отдельные слова. Но отвечать не собиралась. Просто легла лицом к стенке. С койки меня сдернула за плечо крепкая девушка. Ну, или молодая женщина. Блондинка, грубоватое лицо, длинные косы. Крепкая и коренастая. Такой же, как на всех остальных халат.

Не понимаю, что она хотела. Но она явно насмехалась и не давала мне лечь. Остальные стояли кружком и смотрели, что и как будет. Я чувствовала их любопытство. Какое-то звериное.

Тогда я еще действительно не понимала… Дикая скука… так многие из них плыли уже не первый месяц. Занятий не было вообще никаких. Спицы и иглы им не давали. Вся забава — разговоры. И, хотя за ссоры и драки таирус Алессио мог наказать, скандалы все равно случались.

Я попробовала лечь на кровать, но девка опять начала трясти меня за плечо и щипать. Я встала, посмотрела на разгоряченных женщин, на перешептывания, смешки и ехидные улыбки…

Я не понимала, что от меня хотят. Посмотрев девке в лицо я четко сказала:

— Отстань, я тебя не понимаю. Совсем. — и снова легла лицом к стене.

На некоторое время мои слова утихомирили толпу. Такого языка явно никто не знал. А во мне уже ворочался гнев и играл в крови адреналин.

Когда она начала трясти меня снова — я взвилась с кровати с такой скоростью, что отскочить и посмеяться она не успела. Толкнула я её сильно, так, что на ногах она не удержалась — упала в расступившуюся толпу, нелепо взмахнув руками. Ложится больше не стала — села по-турецки на койку. Теперь мнение толпы слегка изменилось — часть женщин начала подсмеиваться над ней.

Девка была обозлена, что-то громко выговаривала, размахивала руками у меня перед лицом… Я в последний раз сказала:

— Не понимаю. Не знаю твоего языка. Отстань!

Возможно, она сочла меня удобной фигурой для травли, возможно — просто бесилась со скуки. Но она плюнула мне в лицо. Я вскочила с койки… Ударить я смогла только один раз, но этого хватило. Я не махала руками и не орала — я сильно пнула ее в промежность. Она согнулась, упала на бок, и, прикрывая руками поврежденное место, начала жалобно подскуливать.

Да, чисто теоретически я знала, что там очень уязвимое место не только у мужчин. Удар может вызвать даже болевой шок. Но этот удар, все же, получился случайным. Драться я никогда не умела.

Сейчас я знаю, что именно этот случайный удар спас меня от многих неприятностей. Женщины так не дерутся. Они вцепляются друг другу в волосы, кричат, визжат, плюются. Но бить, как мужчина?!