Никто и звать никак (СИ) - Ром Полина - Страница 19

Потом взялась за раны.

Их было несколько. Порез на груди и пара на плече. Глубокая на бедре. Я бы назвала ее колотой. Такое ощущение, что его не порезали, а ткнули сюда ножом. Она, эта рана, выглядела страшно, но была, я думаю, самой аккуратной. Не гноилась и не воспалилась. Будет рубец. Да и наплевать. И кровь у тела на песке была именно там, возле бедер. Может быть порезали сосуд или вену? Черт, я не медик, я вообще не представляю, что и как в человеке устроено! Смутные знания школьных времен мне тут мало помогут…

Самая поганая рана была на боку. Начиналась от ребер и вспарывала кожу глубоко, чуть не до пупка. Воспалена, как ни странно, не слишком сильно — гной только местами, но её явно нужно зашить — она слишком глубокая, хоть и не проникающая. Разрезаны и кожа, и слой сала подкожного, и, частично, мышцы.

Мне сплохело… Я же не врач, я не умею шить людей!

Нитки я прокипятила. Те, что надергала из шелковой рубахи. Может и не шелк, но нитки были тонкие и крепкие. И выбора у меня один фиг не было! Рану промыла, сперва просто водой, смыла сукровицу и гнойные выделения. Потом еще раз промыла остывшим чаем. У меня нет спирта, водки, йода… Я не знаю целебных растений местных. Они даже не все похожи на земные. Скорее, только некоторые похожи. Но чайная трава давала терпкий настой. Думаю, там есть танин. Ну, такой, как в нашем чае. Он, вроде бы, противовоспалительный? В любом варианте, ничего лучше я не придумала. А если не зашить рану, то инфекция его угробит. Слишком тонкий слой отделял это ранение от проникающего. А уж вылечить человека с дыркой в животе я точно не смогу!

Когда этот пришел в себя, я ему объяснила все, что смогла.

— Я дам тебе ветку в зубы. И свяжу руки. Иначе я шить не буду — не хочу, чтобы ты меня ударил от боли. Ты меня понял?

Он молча протянул мне руки. Руки я связала его же ремнем. Кожаный шнурок он мог и порвать. В зубы дала кусок ветки, ободрав заранее кору.

Я даже не помню, в каком ужастике или детективе я это видела, но я знала, что медицинский шов не делают цельным. Ну, человека сшивают не как ткань, а каждый стежок завязывают отдельно. Есть какие-то специальные медицинские узлы. Ну, уж тут — что умею, то и сделаю…

Я совершенно успокоилась — выбора нет все равно. Что будет, то и будет.

Первый стежок получился далеко от края раны. Пришлось делать перед ним еще один. Я прокалывала кожу иглой так, как будто шила курицу. Никаких эмоций, даже страха не было… И вот это то и было самым удивительным. Не тряслись руки, не закипали слезы… Я вообще как кино смотрела.

А мужику приходилось не слишком сладко. Он стонал и крошил палку крепкими зубами. По лбу сбегали крупные капли пота, хотя температура воздуха была очень комфортной, а потом просто потерял сознание. Ну, ему же лучше.

Всего получилось двадцать четыре стежка. Я знала, что в раны кладут дренаж. Поэтому середину не зашила, оставила сантиметра четыре, и засунула туда клочок кипяченого шелка, так, чтобы край торчал. Приложила чистую, кипяченую ткань, смоченную чаем, прибинтовала.

Вытерла ему пот с лица. Он пришел в себя. Развязала руки и напоила.

И оставила его лежать на солнышке. Пусть полежит голышом. Солнце здесь не такое уж и сильное, авось не обгорит.

Сама я, перекусив, пошла стирать его тряпки. Точнее, просто кинула их в море и придавила камнем. К завтрашнему утру будет щелочной раствор, тогда и постираю.

Через час я попыталась утащить его в тень и этот идиот сделал попытку встать! Вот тогда я и выоралась по полной! Меня трясло от злости и какого-то запоздалого страха, страха случайно сделать хуже, убить его, навредить… А он, скотина, бегать тут собрался!

Он лежал на рогожке, а я, всхлипывая, как истеричная барышня, тащила его с упорством муравья. Заодно и злость как-то разрядилась…

Повязки я меняла через несколько часов, пока еще было светло. Ничего толком не поняла, но, вроде бы, хуже не стало…

Перед сном он сказал мне:

— Прости… Я хотел тебе помочь.

Помочь он мне хотел, идиот!

Он много спал, я по паре ложек впихивала в него еду, когда он просыпался. Поила чаем. Пришлось решить проблему с туалетом. Переваливала его на бок, рыла ямку, отходила подальше, как он просил. Потом ямку закапывала и перетаскивала его. Слава богу, ел он мало и по большому пока не просился.

— Как тебя зовут?

— Не важно…

А то, как в том анекдоте про мужика в пустыне — сперва дай попить, потом поесть, а потом…

И его имя я знать не хотела. Вообще ничего знать о нем не хотела. Я уйду сразу, как только он сможет заботиться о себе сам.

Больше он не делал попыток спрашивать.

К вечеру его опять стало знобить. Мне пришлось притащить не только дрова, но и лапник. За лапником я ходила три раза — мне нужен был толстый слой. Ночью он так стучал зубами, что я развела костер и опять варила камни, в этот раз — сразу в двух котелках. Поэтому он согрелся быстрее.

Я сидела, экономно подкидывала веточки в костер и думала.

В принципе, если та рана, которую я шила, не воспалится, то и ничего страшного с ним не случилось. Слабость и то, что он мерзнет — однозначно следствие потери крови. Тут и медиком быть не нужно. Гемоглобин поднимают печень, абрикосы, болгарский перец… Ничего похожего здесь нет. Так что мне даже не стоит дергаться. Или выживет или помрет…

Но было жалко. Возможно, даже не этого идиота, на него я все же злилась, а своих трудов.

Подкинула ему теплых камней и села думать дальше.

Когда шила — ни на что не смотрела. А вот когда кинула его на солнышке — оценила. Крупный мужик. Тяжелый костяк, широкие плечи, кисти рук — как две мои. Очень загорелые. Так же, как и шея, и лицо. Зато остальное тело — молочно-белое. Темные волосы до плеч, густые, жесткие, чуть вьются от влаги. Плечи литые, тяжелыми валунами выделяются мышцы. Грубоватое лицо с рублёными чертами, с тяжелым подбородком и густыми бровями. Ничего андрогинного и в помине нет. Щетина темная, отрастает быстро, но это не моя забота. Лет двадцать пять, вряд ли больше…

Думаю, ему все равно, день или ночь. Есть можно и ночью. Поэтому я решила сварить суп с рыбой. Немного, просто перекусить ему. Травы почти не осталось, растерла в порошок на одном из камней немного грибов. Какая-никакая, а клетчатка. Ложка крупы. Что не съест он — доем я…

Проснулась я когда солнце уже встало. Больной был в сознании и не спал.

Пришлось идти за водой, ставить чай. Ему пока дала ломтик сушеной рыбы — все какое-то занятие.

Нагрела воды, взяла чистые бинты и тряпку — протереть его. Разбинтовала и вынула дренаж. Рана красная, воспаленная, но гноя нет. И не выглядит хуже, чем вчера. Может уже и не нужен он совсем, дренаж этот? Или лучше не рисковать? Полезла в рюкзак, там у меня еще куски шелка, всё же лучше пока вставить. И тут наткнулась на соль! Точно! Воспоминания какого-то ветерана войны, в школе еще читала, сочинение мы писали… И он рассказывал, как в партизанском отряде, без медикаментов, сестра им раны солёной водой обрабатывала… Интересно, а сколько соли то нужно? Когда мне в детстве аппендицит вырезали, то после давали не воду пить, а физраствор. Попробую на вкус. Не слишком соленый раствор должен быть. Но глюкозы у меня нет… Кину чуть больше соли.

Раствор кипел в котелке, а я намывала кружку. Чем-то нужно его будет после остывания зачерпнуть, стараясь не взбаламутить осадок.

Рогожу с телом я вытащила на солнце. Вместо чая утром я дала ему кружку подсоленной воды.

Разбинтовала, ничего страшного не увидела. Но я знаю, что солнце опасно для микробов. Поэтому, полила все раны соленой водой и бинтовать не стала. Пусть полежит так часок.

Сама я ушла за дровами. Сходила дважды, так, чтобы на несколько дней хватило и пошла за травами. Нельзя одну крупу и рыбу есть.

Кормила я его часто и маленькими порциями. Утренний час на солнце не принес никаких видимых результатов. Но и он не обгорел, раны хуже не выглядели. Поэтому вечером я выложила его на солнце еще раз.