Второй шанс-IV (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 46

В перерыве более-менее восстановился, а в середине третьего раунда заманил я Кирюху в свою ловушку, в свою паутину отступлений. Не ожидал он, что я неожиданно включусь и обрушу на него град ударов, практически наплевав на защиту. Храбсков в моём углу, наверное, пребывал в шоке от моего самоуправства, поскольку в перерыве призывал меня держать прежнюю линию. Опешивший и не привыкший обороняться ростовчанин на несколько секунд просто превратился в тренировочный мешок, и я с удовольствием накидал по этому «мешку» апперкотов и хуков. Последний боковой слева был, пожалуй, лишним — соперник уже заваливался на канвас, но я не смог отказать себе в удовольствии послать перчатку вдогонку падающему сопернику.

В общем-то, бой мне понравился, заставил меня напрячься, выжать из себя практически максимум. А уж что говорить про публику, которая мою финальную атаку встретила восторженным рёвом. Если бы на юниорском первенстве присуждался приз за самый красивый бой, то наверняка его получил бы этот поединок.

По сравнению с полуфиналом финальная встреча получилась чуть ли не лёгкой прогулкой. Сергей Шестопалов из Энгельса действовал технично, но слишком осторожно. А когда я решался на затяжную атаку, он каждый раз уходил в глухую защиту, горбясь и пряча лицо в перчатки, как черепаха прячет голову в панцирь. В конце раунда я всё же пробил его защиту, пару раз сумев вогнать перчатку в печень, а когда соперник чуть опустил правую руку, чтобы наконец прикрыть свой важный внутренний орган от столь грубой агрессии, я воткнул кулак в открывшуюся челюсть. После этого Серёга «поплыл», и я не стал его отпускать, довёл дело до логического завершения. Рефери остановил поединок буквально за несколько секунд до гонга на перерыв.

— Молоток, Макс, поздравляю с почином! — радовался после боя Храбсков. — Теперь впереди первенство Союза, полетим в Омск… Или поедем, посмотрим, как нас спорткомитет профинансирует. Но лучше, конечно, самолётом, три-четыре часа — и там, а на поезде почти два дня пилить.

Вообще-то, на мой взгляд, перерыв между республиканскими соревнованиями и первенством СССР слишком уж короткий, но у руководства федерации бокса свой взгляд на такие вещи. Тем более что первенства союзных республик проходят параллельно, и в Омске все окажутся в равных условиях.

Между тем меня наградили грамотой, медалью и маленьким Кубком в виде позолоченной фигурки боксёра. Дал небольшое интервью корреспонденту «Советского спорта». Вернулись в гостиницу, теперь завтра утром на электричку и в Москву, а оттуда наезженным путём в Пензу. И вот здесь меня ждал лёгкий шок. Да даже и нелёгкий, если честно, а охеренный. Расстегнув молнию сумки, я обнаружил… вернее, не обнаружил внутри ни диктофона, ни кассет.

Так вот и сидел на корточках растерянно, пока на меня не обратил внимания вышедший из душевой Храбсков.

— Ты чего застыл? Потерял что-то?

— Потерял, Валерий Анатольич, — растерянно пробормотал я. — Диктофон с кассетами скоммуниздили.

Дальше мы отправились искать директора, но она, как выяснилась, находилась на больничном, и гостиницей в данным момент руководила старший администратор Елена Андреевна Павлова, официально исполнявшая обязанности директора. Довольно симпатичная женщина в возрасте чуть за сорок, отметил я про себя. Чтобы ей легче было сообразить, я сказал, что спёрли не диктофон, а магнитофон, ничуть в общем-то не погрешив против истины. Она суровеет лицом, спрашивает, из какого мы номера, и дальше мы направляемся в нашу 4-местную комнату.

— Что-то ещё пропало? — спрашивает Павлова, разглядывая номер.

— Пока не проверяли, — бормочет Анатольич.

— Проверьте.

Особо проверять-то и нечего, всё наше имущество мы хранили в спортивных сумках. Значит, уволокли только мой «Fhilips» и чистые аудиокассеты.

— Ключи от номера никому не давали?

— Да нет, — говорит Храбсков, — брал у дежурной, ей же и сдавал.

— А с вами тут ещё двое жили…

— Они съехали три дня назад, после этого магнитофон ещё в сумке был. Он ещё с утра в ней находился, — говорю я.

— А вы ведь… эм-м-м… Максим Варченко? — наконец озаряет администраторшу. — Я думала, вы песни сочиняете, а оказывается, ещё и боксом занимаетесь?

В ответ пытаюсь шутить:

— Я вообще разносторонняя личность. Только за магнитофон всё равно обидно.

— Найдём, — заявила она, впрочем, без особой уверенности в голосе. — Сколько он стоил?

— Вместе с кассетами триста рублей, в комиссионке брал на проспекте Будённого в Москве.

— Знаю такую… Чек не сохранили?

— Вроде не выбрасывал, сейчас посмотрю… Ага, вот он.

— Действительно, триста… Что ж, будем искать. Давайте пока не будем вызывать милицию, может быть, сами найдём.

— Мне всё равно, — говорю, — главное, чтобы магнитофон нашёлся.

— С вахты ключи могла взять только горничная, — задумчиво пробормотала она себе под нос. — Сегодня Лида дежурит, она у нас месяц всего работает, женщина немного странная, но я пожалела её, двое детей малолетних, одна воспитывает… Ладно, это к делу не относится. Она должна была прибраться в ваше отсутствие. Сейчас выясним, Лида до восемнадцати часов должна быть на месте, время без десяти шесть.

Лида действительно брала ключи в наше отсутствие, однако на месте её не оказалось, дежурная сказал, что она ушла где-то полчаса назад.

— Так рано… Даже не отпросилась… Какие-то вещи при ней были? — спросила Елена Андреевна.

— Да как обычно, сумка, вроде больше ничего…

— Большая?

— Я бы не сказала… Вот как у меня.

Дежурная достала из-под стола сумку, в которую легко могли уместить два моих диктофона. Елена Андреевна мощно втянула носом воздух и выдохнула:

— Не помнишь, где она живёт? Не хочу лишний раз к себе в кабинет подниматься…

— У меня тут должно быть в журнале записано, — засуетилась женщина. — Ага, 1-й проезд Котовского, дом 35.

— Частный сектор, — кивнула администраторша и посмотрела на нас. — Не хотите со мной прокатиться?

Мы с Анатольичем переглянулись и синхронно пожали плечами:

— Да можно и прокатиться.

То, что тренер собирался тоже ехать, я воспринял как само собой разумеющееся, случись с ним такое, как и со мной — я бы тоже рванул за компанию. Наверное, это пресловутый дух коллективизма, присущий советским людям.

Елена Андреевна раскатывала на «копейке», «обутой» во внесезонную резину. Храбсков уселся с ней рядом, я сзади, и мы поехали. Дорога заняла минут сорок, последние пару километров еле ползли по занесённому снегом частному сектору, освещаемому редкими фонарями. Наконец добрались до места.

Дом, где по информации дежурной должна была обитать Лида, представлял собой кренящееся набок строение с двускатной крышей, цвет которой из-за одного большого сугроба на ней определить не представлялось возможным. Окна маленькие, в одном не хватало стекла, и дыра была заложена подушкой.

Через участок проходит тазовая труба, значит, не совсем тут всё печально, как минимум печка должна быть с газовым отоплением, да и готовить нет нужды с помощью газовых баллонов или вообще закинутых в печку дров.

Собаками тут и не пахло. То есть у соседей цепной кобель гавкал не дуром, а здесь было тихо, и только от ограды к дому вела протоптанная тропинка. Но сначала я обошёл дом, завернув за угол, увидел, что в двух прикрытых занавесками окнах горит свет и мелькают тени. Значит, будет с кем пообщаться.

Не знаю, как Елена Андреевна собиралась разговаривать с подчинённой, но я почему-то был уверен, что эта Лида вряд ли будет настаивать на повестке в милицию и допросе у следователя при адвокате. Не то что я считал эту горничную за умственно неполноценную… Просто было у меня такое чувство.

На стук в дверь долго никто не открывал, пришлось Елена Андреевне даже стучать каблуком сапога, прежде чем на пороге нарисовалась, кутаясь в видавшую виды и поеденную молью шаль женщина какого-то неопределённого возраста. При виде нашей компании глаза её испуганно забегали, а кожа лица приобрела бледноватый оттенок.