Гарем и легкость. Книга от депрессии (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 18

На вытянутых руках она держала свои штаны, от запёкшейся крови ставшие колом.

— На меня не смотри! — твёрдо предупредил гном. — Во-первых, без штанов по улице домой не пойду, а запасных в мастерской не держу…

В следующий момент воздух сотрясся, а в воздухе словно зазвенели колокольчики — смех орчанки был заливист и донельзя приятен.

Так, что даже гном против воли к нему присоединился.

— Да твои штаны мне, малыш, если только руку замотать, — без ложной стеснительности откровенно врубила дочь кочевого народа, отсмеявшись. — Вот и думай теперь, делать что… это я себе, не тебе…

— На час задержишься, — пожал плечами Бронкс.

После чего прошёл к столу, сгрёб с него скатерть и повязал её на талии новой знакомой:

— Меньше меня голой жопой отвлекать будешь. — Сварливо добавил он, шлёпая орчанку по здоровой ягодице.

Дальше Нургуль в непритворном изумлении увидела, как за неприметной дверцей, в самом конце мастерской, обнаруживается небольшая помывочная.

— По-хорошему, тебя тут зашивать надо было, — недовольно проворчал Бронкс, набирая в маленький тазик воды из солидной бадьи, наполненной доверху. — Так бы сейчас чуток на пол побрызгал — и ничего от крови оттирать не надо…

После этих слов он с тоской поглядел на топчан, стоявший у стены и выполнявший роль операционного стола час назад. И на пол под ним.

— Да, неловко получилось, — вздохнула дочь кочевого народа. — Ну-у, я полы могу помыть, если ведро и тряпка найдутся? — с явным сомнением в голосе произнесла она, неестественно выпрямляя спину и будто бы прислушиваясь к возникшим ощущениям.

— Тебе с твоей жопой пока лучше поменьше на четвереньках ползать или наклоняться, — пробормотал Бронкс, уверенно погружая штаны орчанки в тазик. — Молчу про ребро уже.

Дав порткам девицы основательно намокнуть, он протопал затем к верстаку, достал из-под него коробочку с каким-то порошком и, вернувшись в помывочную, щедро сыпанул в тазик.

— … теперь только высушить, — с удовлетворением заявил он минут через пятнадцать, разглядывая на вытянутых руках абсолютно чистую одежду посетительницы.

— Спасибо. Должна буду, — твёрдо молвила орчанка; и по тону было понятно, что ввиду она имеет нечто большее, чем дежурная сиюминутная благодарность первому встречному.

— Да ладно, давай лучше дружить, — бесшабашно махнул рукой в воздухе Бронкс, развешивая её штаны напротив специального отверстия возле плавильни, из которого, при его желании, можно было наладить поток теплого воздуха.

Ещё через пару минут огонь в печи запылал, а гном заметил:

— Пятнадцать минут и будут сухими.

— У тебя тут прямо как тайная база оборудована, — покачала головой девица, признавая неожиданные достоинства происходящего. — Видимо, старше ты восемнадцати лет всё же.

На эти её слова Бронкс только весело заржал:

— Да, чуть постарше буду, — в последний момент он не позволил себе углубиться в излишнюю и ненужную точность. — Слушай, но мы же самого главного не обговорили? Клинок-то тебе когда нужен?

— Чем раньше, тем лучше.

— Жди тогда, — вздохнул гном и на полминуты исчез в передней комнате.

Вернулся он оттуда с двумя длинными ножами в руках, которые рукоятями вперёд тут же протянул собеседнице:

— Какой из двух возьмёшь?

Сжав ладонь по очереди на каждой из рукоятей, дочь Степного народа уверенно указала на второй:

— Вот этот.

— Пока одёжа сушится, как раз успеем сделать, — пробормотал себе под нос Бронкс, открывая склянку с жидким алхимическим серебром и уверенно погружая в неё выбранный орчанкой клинок.

— Что, вот так вот просто?! — не поверила своим глазам фемина, когда через десять минут гном буднично протянул ей готовую вещь и деловито направился в сторону её подсыхающих штанов.

— Ничего не просто. Своя вещь, своя рука, — туманно отговорился представитель подгорного народа. — Был бы другой клинок, было бы дольше. Но на этот всё так ложится, как я захочу…

— Фамильные ножи, что ли? — заинтересовалась орчанка, для пробы взмахивая получившимся инструментом в воздухе пару раз.

— Да не совсем, — отмахнулся гном. — Но да, принцип этот. У семьи заводик один есть, это с него продукция. Но не для всех, а для своих токмо.

— Спасибо огромное. Ты меня очень-очень выручил, — орчанка возвышалась над гномом, одетая в чистые и сухие штаны и придерживающая под курткой гномий же нож в специальных ножнах. — Может, хотя бы монетой возьмёшь?

— Денег своих хватает, — проявил неуступчивость гном, отчего-то всем естеством ощущая, что забирать у девчонки с бечевы нельзя ни монеты. — Обещала ведь после отблагодарить? Подожду.

С этими словами он уверенно распахнул на Нургуль куртку, задрал собственную рубаху и повязал ожерелье из монет обратно той на талию.

Не удержавшись, облапил и молочные железы ладонями, за что тут же получил по рукам.

— Договорились, — орчанка чмокнула в лоб новообретённого товарища ещё раз. — Да, слушай… Можешь у себя пока сохранить? Я тебе, если что, на него и позвоню потом.

Из нагрудного кармана её куртки появился старенький и изрядно повидавший в жизни переговорный амулет.

Был он так называемого первого поколения, из меди и яшмы, в общем, дешёвка и старьё. Если б не насечка рунами по камню выдававшая руку каллиграфа, работа которой стоила больше, чем пояс с монетами на орчанке.

— Однако, — подвигал бровью гном, принимая вещицу и, сделав шажок в сторону, бросая её в выдвижной ящик рабочего стола. — И где только откопала такое старьё… Неужели работает ещё…

— Тебя отыскать смогу, — приветливо и искренне улыбнулась орчанка. — Ну и, на нём кое-какая информация… Мне правда сейчас деть некуда… Подержишь у себя с пару недель? Ты ж со своей лавкой никуда не денешься? Вон, и скульптуру для зазывания клиентов отлил, — она рассудительно ткнула пальцем себе за спину, в сторону стеклянной витрины.

— Почему в банк не отнесёшь? — для порядка уточнил гном.

— Боюсь, что служащие могут сообщить тому, кого мне ещё на чистую воду выводить, — уверенно ответила фемина. — А у меня родни сейчас в Ханстве нет, все отъехали. Сама могу не справиться с… — в этом месте она осеклась. — Только сохрани, ладно?!

Бронкс родился не вчера и видел: копеечная вещь отчего-то имеет для девицы много большее значение, чем даже собственная свежезашитая задница.

Обычно у фемин было наоборот: малейший шрам на себе они воспринимали тяжелее, чем весть о конце света, случись таковой в ближайшем будущем.

— Сохраню. Не беспокойся. — Твёрдо заявил гном.

После чего, к его немалому удивлению, оказался поцелован в губы, длинно, с оттягом и прикусыванием напоследок его языка, невесть как всосанного ртом Нургуль.

Для этого действия девице пришлось немало исхитриться, чтоб, не сгибаясь в три погибели, оказаться на одном уровне с гномом.

Одновременно с поцелуем, она повторила его собственный жест и ухватисто сжала его ягодицы в своих ладонях.

Бронкс от неожиданности ойкнул, подпрыгнул и чуть не подавился языком орчанки, вовсю орудовавшим у него во рту.

Глаза фемины были закрыты, оттого она не видела, что брови гнома поначалу взлетели мало не на затылок, глаза широко раскрылись и едва не выкатились из орбит.

С этим ошарашенным лицом Бронкс так и стоял долгие полминуты, пока длился поцелуй.

_________

— Слушай, спаситель, — задумчиво спохватилась орчанка, оторвавшись, наконец, от гнома.

И с явным удовольствием выпрямляя полусогнутые в коленях ноги из низкого полуприседа.

— Я весь внимание, — очаровательно изобразил вежливое любопытство гном, до которого вкус языка орчанки дошёл с запозданием.

— Ты ж свой ко##к, по тебе видно, попарить не дурак? — Нургуль вежливо и требовательно смотрела на собеседника.

— Э-э-э-э, ты о чём сейчас? — не понял сходу Бронкс.

Вместо ответа девица уверенно цапнула его за промежность:

— Вот это у тебя и есть ко##к. Он у тебя затвердел сейчас, напрягся, и на волю просится, — любезно перевела на Всеобщий и одновременно пояснила она.