Игры на раздевание книга 2 (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 13

- Я всей душой за здоровое питание, но мне слишком сложно накормить себя одной только травой. Поэтому допускаю некоторые послабления, - подмигивает.

Мы, двое совершенно чужих людей, в этот со всех точек зрения неловкий и неуклюжий момент, ещё не знаем, что годы спустя приучим друг друга не только к овощам и сладкой выпечке, но и ко многим другим вещам. Что всё, что было до этого дня индивидуальным, станет «нашим». В тот момент, единственное, что мы оба ясно и чётко понимали, это то, что следующую ночь хотим провести вместе:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты останешься? – спрашивает, словно невзначай, допивая свой мятный чай.

Чай мне понравился, и квартира с длинными узкими окнами и панорамным видом на залив теперь ассоциировалась не с унижением, а с согревающей мятой:

- Останусь.

- Работаешь сегодня?

- По субботам мало пациентов, Соната справляется сама.

- Отлично. Я тоже сегодня свободен. Тогда, может, сходим в кино?

Я слишком долго размышляю над тем, как правильнее отказаться от предложения, как вдруг он выручает сам:

- Если в кинотеатре тебе не комфортно, мы можем устроить свой собственный дома.

- Да, дома лучше, - киваю, и мои губы самовольно растягиваются в улыбке, и я получаю:

- Ты очень красивая, когда улыбаешься.

И добавляет:

- Сегодня – это в первый раз. Я впервые вижу твою улыбку с той ночи…

Он смотрит в глаза своей необыкновенно яркой в утреннем свете зеленью, и мы ненадолго оба замираем. Он отмирает первым:

- Отлично. Значит, кино посмотрим дома.

Первую половину субботы мы проводим в парке королевы Елизаветы, любуясь на розы и другую растительность. Прежде, чем вернуться домой, снова заезжаем в магазин за продуктами, и по пути к кассам Кай внезапно разворачивается в обратном направлении:

- Мне пришла в голову одна идея…

- Какая?

- Огоньки.

Я подумала о свечах, но нет: в рядах товаров для дома и уюта мы находим электрические гирлянды. Он долго изучает коробки и, наконец, находит то, что искал:

- Вот эти - то, что нужно, - сияет довольный.

В его руках коробка с надписью «Гирлянда «Серебряный Дождь»».

- Любишь дождь? – интересуется.

- Да, - отвечаю.

- Я тоже.

Мы расплачиваемся, прихватив на кассе жевательную резинку и даже не взглянув на стенд с коробками презервативов.

Lana Del Rey - Brooklyn Baby

Кай вооружается дрелью и клипсами, зажав парочку в зубах, забирается на стул и крепит горизонтальную часть гирлянды к потолку вдоль спинки дивана и прямо посередине комнаты.

 - Тебе помочь? - спрашиваю.

- Придержи конец, - соглашается.

Мы впервые делаем что-то вместе, и, невзирая на онемевшие от слишком долгого торчания вверх руки, я нахожу в этом нечто… успокаивающее, что ли?

- Ну как тебе? - интересуется, как только мы заканчиваем.

- Клёво! - искренне восторгаюсь, любуясь длинными струями мелких белых огоньков, тянущихся от потолка до самого пола.

Кай долго гремит посудой в шкафах:

- Не понимаю, куда девчонки подевали миски для попкорна!

- Может, насыплем его в кастрюлю?

Моё предложение его не впечатляет и он, подумав, приносит из своей комнаты два гигантских чертёжных листа, сворачивает из них кульки:

- Высыпай сюда, - командует, - и представь, что это картонные вёдра!

Я улыбаюсь, потому что мне нравится всё, что происходит в последние два часа. Да и вообще весь этот день. И ночь.

Мои ноги не достают до журнального столика, на который Кай водрузил свои. Пару мгновений он размышляет, затем приволакивает из комнаты Дженны туалетный пуфик и ставит мне под ноги. Я даже не успеваю возмутиться:

- Мы ей не скажем! А если и скажем – не слиняет. Ты какой жанр предпочитаешь?

- Научную фантастику.

- Одобряю.

После недолгого совещания по поводу выбора фильма, мы даже слишком быстро сходимся на Звездных Войнах. Однако повторный просмотр шедевра оказывается не таким занимательным для Кая, как для меня, потому что он вдруг вспоминает:

- Дженни как-то очень хвалила один фильм… только я не помню его название.

Он звонит подруге, затем, выслушав инструкции, долго роется в её комнате и, в конце концов, приносит диск:

- «Куда приводят мечты» - читаю на пластиковой упаковке. – Обложка красивая, актёр известный.

- Я не видел, а ты?

- И я.

Вообще-то, тема жизни после смерти не моя – мне бы с текущей разобраться, да и не верю я в эти профанации, но новое всё же лучше, чем старое. Наверное.

После долгого и скучного начала  кино становится интересным, правда, больше для Кая, нежели для меня. Он так сосредоточенно всматривается в экран, что даже перестаёт жевать попкорн.

- Хороший фильм, - заключает, как только на экране появляются титры.

- Угу, - соглашаюсь. - Только я так и не поняла, зачем он полез в ад.

- Как зачем? Чтобы спасти её.

- Это понятно. Но она оказалась там не просто так. Зачем же нарушать установленный порядок? Правила должны быть для всех едины.

- Без исключений?

- Без, иначе что тогда? Хаос.

- Нет уж, погоди. Ты считаешь, что Энни попала в ад заслуженно?

- Конечно. Она совершила сразу два греха, в которых уже нельзя покаяться. Закон нарушен? Нарушен. Значит, должно быть наказание.

- Погоди, какие ещё два греха?

- Отчаяние и убийство.

- Отчаяние – это грех?

- По христианской вере – да.

- Ты верующая?

- Моя мать очень набожна…

- А ты? Ты веришь или нет?

- Скорее да, чем нет.

- Как это возможно? У тебя же всё чётко: есть закон и порядок, есть чёрное и белое…

- Ну… - пожимаю плечами, - в детстве я никогда не сомневалась в словах матери и священника, но в более старшем возрасте моя вера свелась к тому, что нечто разумное просто обязано быть, и быть НАД нами, потому что люди – существа слишком жестокие, чтобы существовать сами по себе. Оглянись назад, взгляни на историю человечества, на бесконечность войн в нашем мире, на истребление слабых - индейцев, например, и ты поймёшь, что без корректирующего, направляющего разума, мы давно уничтожили бы себя!

- Значит, Бог есть?

- Есть.

- И отчаяние – это нарушение его законов, то есть грех, так?

- Так.

- Тогда объясни мне, почему мы, его подопечные, совершаем самоубийства? Каждые 40 секунд один человек лишает себя жизни добровольно, что даёт нам, в общей сложности, один миллион суицидов в год. Вдумайся, один миллион людей не справляется с тем, что он, Бог, им отвесил! Если его система существует, то она слишком далека от идеала, чтобы быть божественной! Ты не находишь?

В его словах и мимике столько экспрессии и возбуждения, что я совершенно теряюсь, а он уже не может остановиться:

- Если Бог – наш отец и создатель, то какого чёрта он посылает смертным и слабым людям столько боли, что они не в состоянии её вынести?  Это - его ошибка, но наказывает он за неё нас же, своих подопытных? Это ли не маразм?

- Не подопытных! - выпаливаю на выдохе. – И он не посылает никому боль! Он создал мир и населил его людьми. Он дал им всё, что нужно для жизни, и поручил самую малость - жить и любить.  А вот в том, как мы живём и как любим, мы сами боги – все решения принимаем мы сами, все свои шаги и не шаги совершаем тоже самостоятельно. Бог не делал нас жестокими, завистливыми, жадными, он дал нам ум, чтобы выжить, а мы изобрели тысячи способов убивать друг друга! Он дал нам богатые лесами и водой земли, мы вырубили  деревья и наши реки высохли…

- Так, я понял. Да. Ты верующая.

Спустя минут пять «остывания» в тишине он заключает:

- Всё равно в его системе больше изъянов, чем смысла. И нелепые законы и устои не только можно, но и нужно нарушать – это одно из условий эволюции. Энни убила себя, потому что не смогла вынести боль от потери всех, кто был её смыслом. И я не представляю, как и кто, вообще, способен такое вынести и не прийти к тому же решению! А Крис молодец, я бы тоже пошёл.