Брюсов Орден. Ради лучшего будущего (СИ) - Кащеев Денис - Страница 45

– Нужно еще продумать, как объяснить отсутствие Ковальского Данзасу и д’Антесу, – вполголоса заметила моя напарница, поудобнее переставляя в ногах громоздкий серый кофр с карабином и боеприпасами.

– Прям вот нужно? – скривился я. – Ну, не пришел – и не пришел. Не я же его себе выбирал. Обойдусь без секунданта. Д’Антес против не будет – в конце концов, косвенно это его вина.

– Данзас будет.

– Ну, он один, да еще и француз, – усмехнулся я.

– Д’Антес тоже француз – при чем тут это?

– Знаю – это я из какого-то фильма процитировал. Не суть. Дуэль уже не отменить. Пушкин рвется стреляться, я тоже – кто нас остановит?

– А если Пушкин за ночь остыл и передумает?

– Оскорблю его снова и попрошу д’Антеса мне секундировать. Не думаю, что он откажет.

– Я тоже не думаю, но… Ой, что это? – вздрогнула вдруг она.

Что именно «это», я понял сразу – вероятно, почувствовали мы одно и то же. Сердце мое внезапно сжалось едва ли не в точечку, под ложечкой защекотало, ноги словно окунули в ледяную прорубь, а плечи и голову – в натопленную сауну. Ощущение было мне знакомо – точно такое же я испытал ровно месяц назад, покидая 1812 год. Вот только сейчас никакого переноса не наблюдалось – как мы катили в санях в 1837-м, так и продолжали катить.

– Такое впечатление, что нас хотели выдернуть из потока, и даже начали – но внезапно передумали… – подтвердив мою догадку, ошарашенно прошептала Полина, нащупывая – должно быть, непроизвольно – мою руку. – Вот только так не бывает, эвакуация – процесс необратимый!.. Ничего не понимаю…

Ответить я не успел: откатившийся было приступ вдруг повторился с удвоенной силой, мир вокруг меня стремительно завертелся, перевернулся вверх дном, и, вырванного из саней, меня грубо – совсем не так, как при прошлой эвакуации – швырнуло сквозь время – такой прыжок ни с чем другим не спутаешь…

Но почему? И куда? Домой? А как же этот сукин сын Пушкин? Как же, Уроборос ее подери, миссия?! Как же…

Вне потока времени

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)

Перенос – в прошлое ли, в будущее ли – всегда происходит мгновенно. Иначе, как мне объясняли, и быть не может: тебя вырывает из потока, ведет вне времени – так что длиться там просто нечему. Ты можешь что-то чувствовать, даже о чем-то думать – но это будут не последовательные ощущения и мысли – строго единомоментные. Все сразу. Хоп – и финиш…

Вот только на этот раз что-то явно пошло не так. Меня влекло неспешно, будто бы с остановками – не знаю уже, ежедневными, ежемесячными или ежегодными. Круговерть бытия (или небытия? Уроборос разберет!) при этом, правда, не прекращалась и даже не замедлялась, и рассмотреть что-либо вовне ревущего вихря было решительно невозможно. «Синдром переноса» то накатывал бурной волной, то плавно отступал. Мысли в моей голове метались, как перепуганные птицы в тесной клетке, не давая поймать хоть одну и толком на ней сосредоточиться.

Что происходит? И почему? Машина сломалась? Или спятил оператор на наблюдательном пункте? Где Полина (едва началась вся эта дикая свистопляска, девушка вырвала свою руку из моей – и более ничто о присутствии напарницы мне не напоминало)? Где, в конце концов, я сам? Или правильнее спросить – когда? Куда меня несет? И как долго это будет продолжаться? А может, я застрял между потоками навсегда? Так вообще бывает – увязнуть вне времени? И что, если бывает? Меня спасут? Вытащат? Или мне теперь суждено вечно болтаться посреди этого головокружительного Никогда?

И вдруг все прекратилось. Воронка времеворота (вот словечко-то придумалось!) разом распалась, обернувшись плотным, но уже неспешно редеющим туманом, сквозь который медленно проступали очертания городской улицы. Набережная. Как и была – зимняя. Екатерининский канал? Ну, наверное – в пространстве же Машина нас не переносит… Впрочем, она и во времени нас переносит совсем не так…

Белесая мгла продолжала развеиваться, и на мостовой проявилась богатая карета с золотой императорской короной на крыше, запряженная четверкой вороных орловцев. Полуотвязавшиеся кони плясали на месте, яростно молотя копытами – кроме одного, безвольно повисшего на разорванной упряжи и лишь слегка подрагивавшего окровавленной головой. У самого экипажа отсутствовало левое заднее колесо, из-за чего он круто завалился набок. Из распахнутой настежь дверцы с разбитым стеклом струился сизый дымок.

Пелена вокруг кареты окончательно рассеялась, и сделались видны несколько распростертых на мостовой человеческих тел, лежавших вперемешку с крупами мертвых лошадей – одно, в мундире лейб-гвардии терского эскадрона, другое, вроде бы, в простом крестьянском зипуне, прочие – не разглядеть.

Чуть в стороне два дюжих казака крутили руки плюгавенькому рыжеволосому юноше в черном бушлате не по росту. Кривоногий жандармский офицер в шинели нараспашку исступленно лупил схваченного ножнами своей сабли – по лицу, по затылку, по шее – куда придется. При этом, кажется, доставалось и бравым терцам. Вокруг метался грузный дворник в тяжелом кожаном переднике, все норовивший отоварить рыжеволосого длинной рукоятью своей метлы, но подступиться к вожделенной жертве у него никак не получалось.

Последней открылась сцена прямо передо мной: здесь, в трех шагах один напротив другого, замерли двое. Лицом ко мне – очень высокий, едва ли не под два метра, мужчина, явно уже в годах, но совсем не выглядевший дряхлым, обладатель густых усов, плавно переходящих в шикарные бакенбарды. На нем была серая офицерская шинель, на голове – саперная каска с высоким плюмажем. Из глубокого пореза на правой щеке сочилась кровь.

Напротив гиганта стоял человек в длинном, но не слишком теплом с виду пальто. Среднего росточка, на фоне громадного оппонента он казался и вовсе тщедушным карликом. В его заведенной за спину правой руке была готовая к броску бомба.

Время неуверенно возобновляло свой ход – по мере того, как сквозь отступавший туман шаг за шагом дополнялась деталями наблюдаемая мной картина. Уже с четверть минуты кто-то бестолково суетился у разбитой кареты, несколько секунд, как дворник с жандармом наседали на рыжего человечка в руках казаков, а великан и карлик еще стояли каменными изваяниями. Внезапно со стороны экипажа раздался крик: «Ваше Величество!» Кто-то метнулся к недвижимой парочке – и это словно послужило ей сигналом к пробуждению. Рука гиганта дернулась, потянувшись к карману шинели, а его оппонент сделал короткий шаг в сторону, вынося из-за спины бомбу…

Одновременно рухнул вниз я – только теперь поняв, что каким-то образом висел до сих пор прямо в воздухе, не касаясь заснеженной мостовой. В этот момент бомбист успел сдвинулся еще на полшага, и мое плечо со всего размаху ударило его аккурат между лопаток, заставив отлететь, словно сбитая шаром кегля. В следующий миг грянул взрыв.

Террориста, неудачно упавшего животом на собственную бомбу, разорвало в клочья. Великана в шинели и каске, словно пушинку, отшвырнуло на спешившего к нему от кареты казачьего ротмистра (сам удивляюсь, как разглядел его чин, не то что не приглядываясь – вовсе смотря в другую сторону), а меня, опалив адским жаром, опрокинуло и ударило о лед многострадальным затылком, еще помнившим кочергу Веры Хмельницкой…

Эта мысль – о злополучной кочерге – оказалась последней, успевшей оттоптаться каблуками по моему мозгу прежде, чем сознание меня покинуло – должно быть, решив, что дальше нам с ним не по пути.

* **

г.Санкт-Петербург, 1 (13) марта 1881 года

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)

– Ну?! Имя и звание?! – утирая со лба пот белым шелковым платком, рявкнул краснорожий толстяк в темно-синем жандармском мундире с золотыми погонами полковника на плечах.