Под стеклянным колпаком
(Избранные сочинения. Т. I) - Соломин Сергей - Страница 17

Коваль откинул засов и впустил Уальда. Инженер сжимал в руке странной формы оружие, в котором все-таки можно было узнать пистолет.

— Ого! Да «господа» наши вооружены посерьезней, чем обыкновенные колонисты! Привилегия!

Уальд окинул Коваля холодным взглядом.

— Электрический револьвер для сторожей на станциях. Против белых медведей…

— А при случае и против людей? Эх, не было у меня этой игрушки! Показал бы я этим скотам!

Уальд слушал с каменным лицом, очевидно, дожидаясь прихода других.

Револьвер оказался и в руках Бессонова и еще у нескольких лиц из партии «ученых».

Коваля окружили.

— Что это? Арест?

— Да! — едва одерживая волнение ответил Бессонов. — Советую не сопротивляться. Вы заставите нас прибегнуть к силе.

— Я не так глуп. Вам, конечно, было бы выгодно подстрелить меня, как белого медведя. Я не сопротивляюсь, но нельзя ли узнать, в чем вы меня обвиняете?

— Общий голос называет вас, как убийцу семейства Шварцев.

Коваль только руками развел от удивления.

— Вы это серьезно? И Шварцы действительно убиты? И меня вы обвиняете в том, что я перерезал этих милых немчиков? Да вы с ума сошли, господа! Когда произошло убийство?

— Сегодня ночью.

— Я не выходил никуда целый день, а вечером у меня была Воскобойникова. К тому же… Не угодно ли вам, господа, пройти в мою спальню? Не смотрите, господин Уальд, так подозрительно — вы плохой Шерлок Холмс! Я не приготовил засады, но вас действительно ожидает сюрприз.

В спальне «ученые» нашли раненого Маркузова в бессознательном состоянии. Коваль рассказал о ночном приходе рабочего.

— Значит, он — убийца?

— Нет, не думаю. Его самого сильно ранили. «Всех убил!» — относится к кому-то другому. Постарайтесь привести в чувство Маркузова. Он должен знать истину.

Бессонов растерянно посмотрел в окно на место недавнего побоища. Около дверей лежали три трупа. Больничные служители уносили раненых. Толпа стояла хмурая, злая, и в грозном молчании чувствовался подавленный гнев, готовый к новому взрыву.

— Что скажем им? Они сейчас ничему не поверят…

— Виновен или нет Коваль, — решил Уальд, — его необходимо арестовать. Для его же безопасности. А Маркузову немедленно подать медицинскую помощь. Следствие все выяснит.

«Ученые» составили конвой и провели арестанта сквозь толпу.

Люди, которым не удалось расправиться самим, выражали теперь одобрение, видя, что за дело крепко взялась «власть». Да, в этих «ученых», которые все знают, умеют толковать и применять законы, колонисты видели уже свое «начальство»!

Идея порядка и справедливости олицетворялась в строгих фигурах конвоиров, проникнутых чувством высшего долга, и… в электрических револьверах.

Коваля поместили в одной из комнат лаборатории.

Только что перенесенная смертельная опасность, казалось, не оставила на нем следа, и он обычным насмешливым тоном стал вышучивать свой арест.

— Вот что значит естественный порядок вещей! Арестант налицо, а тюрьмы настоящей нет. Убедились ли вы теперь, что вся ваша затея ни к черту не годится? Идиллия, рай земной! А сколько уже пролито крови, сколько трупов! И это в стране, где наука победила стихию, где воздух и почва обеззаражены, где Делабранш приставляет утраченные члены тела. Некоторые говорят, что первым зданием новой колонии должна быть школа, другие — церковь. Я начинаю думать, что необходимее всего тюрьма.

Но «ученым» было не до шуток и никто не ответил Ковалю.

Комнату не заперли и не приставили стражи. Уж очень вышло бы похоже на «тот мир», от которого люди бежали в «страну счастья».

Бессонов поверил в невиновность Коваля. Но кто же тогда убийца?

Допрос очнувшегося Маркузова пролил мало света.

Рабочий шел ночью мимо дома Юстуса Шварца, услышал крики о помощи, стоны. Прошел туда. В дверях столкнулся с человеком, лицо которого не успел рассмотреть. В то же время почувствовал удар в бок, но сгоряча не придал значения ране.

В доме Шварца Маркузов увидал страшную картину. Юстус, его жена Мина, двое детей плавали в крови, испуская последнее дыхание. В колыбели надрывчато кричал грудной ребенок…

Потрясенный Маркузов вскоре почувствовал, что вместе с обильно льющейся кровью он быстро теряет силы, и поспешил к ближайшему дому, где разбудил своим стуком Коваля.

Неизвестный убийца, по описанию Маркузова, нисколько не походил на Коваля, был невысокого роста, держал голову вниз, по-бычьи, и был блондин…

Все это было изложено перед народным собранием. Арестованного Коваля тут же постановили освободить.

Многие выражали ему сожаление о случившемся и общественное мнение значительно изменилось в его пользу.

Если бы Бессонову и Уальду кто-нибудь сказал при основании колонии, что случится с нею в будущем, они сочли бы говорящего за сумасшедшего или за врага свободной жизни человека, за врага социализма.

Основателей колонии, людей, преданных всецело идее, людей высококультурных и гуманных, особенно поражало, даже обижало, что преступления, совершенные колонистами, помимо своей жестокости, бесцельны, прямо глупы.

Кажется, все было дано людям. Живи и наслаждайся жизнью! А они проявляют зверские инстинкты, убивают друг друга.

Точно эпидемия преступлений охватила «Полярную империю».

В лесу, около карантина, в местности, наименее посещаемой колонистами, был найден уже начавший разлагаться труп мулата, отличавшегося отталкивающим безобразием. Его приняли в колонию по желанию Эвелины, у которой он ранее служил садовником. Мулат всегда был ровным, добрым человеком, а под влиянием Бессонова проникся мыслью о проведении идей коммунизма среди негров. Он мечтал создать в «Полярной империи» специальную колонию негров и доказать, что они вполне способны к культуре.

Налицо было опять убийство. Об этом свидетельствовала страшная рана на горле.

Все эти ужасные события глубоко потрясли Эвелину. Она так искренне поверила в возможность осуществить «страну счастья». Мечта о ней спасла миллиардершу от разочарования в жизни, от мысли о самоубийстве. А теперь! Девушке казалось, что огромное, страшное чудовище пришло сюда, под стеклянные своды и, как спрут, раскинуло отвратительные слизистые лапы и отравляет людей своим прикосновением…

Едва удавалось Бессонову и Уальду успокаивать Эвелину в минуты припадков отчаяния, когда она, в судорожных рыданиях, билась на полу в своей комнате и кричала:

— Смерть! Одна смерть дает счастье!..

После взрывов наступило успокоение. Мертвых похоронили, раненые были сданы на руки Делабранша и других искусных врачей.

Колонисты старались забыться в работе.

Страшный призрак смерти пронесся и исчез, гнев и злоба людей насытились.

И при возникновении ссор колонисты вдруг замолкали и, словно что-то вспомнив, спешили разойтись.

Но Коваля мучила мысль: кто убил?

Казалось вероятным, что убийца Шварцев виновен в смерти и мулата. Не сумасшедший ли, искусно скрывающий свою тайную страсть к убийству?

И Коваль вглядывался в лица, изучал их, следил за выражением глаз, ожидая встретить в них вспышки огня безумия.

То, что подумали на него, чуть не убили из-за подозрения, ничем не доказанного, как бы обязывало найти, именно ему, настоящего преступника.

Часто бродил Коваль по колонии, обдумывая и размышляя.

Однажды он услышал жалобный женский плач в одном домике, стоявшем в глубине пальмовой рощи, вдали от поселка «семейных». Там жило семейство ирландцев. Они с самого приезда держались в стороне и не сходились с другими. Патрик-отец умер после свалки рабочих механической мастерской. А потом, в разгар нараставших событий, никто не интересовался ирландцами и не обратил внимания, что Патрик-сын и его сестра перестали являться на работы и на собрания.

Коваль вошел в домик.

Хорошенькая Эльза сидела в первой комнате, опершись локтями о колени. Руки ее крепко охватили голову и она качалась всем телом в ритм причитаний, которыми выражала свое горе.