Лорд Лондона (ЛП) - Коул Тилли - Страница 57

«И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы… — Голос Бетси эхом отдавался в моей голове. — И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы…»

Я остановился у двери слева. Дверь, в которую я никогда не позволял себе войти. Я повернул ручку и, спотыкаясь, вошел. Свет был выключен, его сиделка ушла домой на ночь. Мои ноги были будто гребаные цементные блоки, приросшие к полу. Но я заставил их двигаться. Я сделал глоток виски и позволил ему обжечь мое горло, когда приблизился к отцу. К человеку, к которому я не позволял себе приближаться больше года.

Все пахло антисептиком. Аппараты, окружавшие его, запищали и пронзили мой череп. Я ухватился за изножье кровати и крепко держался. Мой взгляд был сосредоточен на одеяле, которое скрывало его от меня.

— Посмотри вверх, слабак, — сказал я себе, затем заставил себя поднять глаза. Я отвернулся, когда мой взгляд упал на его лицо. На его слишком худое тело, которое ни хрена не двигалось. Даже палец не шевельнулся. Моя рука дрожала на горлышке бутылки виски, но я заставил себя снова обернуться.

— Убей его, — услышал я голос отца, и воспоминание ворвалось в мою голову. Я видел мужчину в своих глазах. Видел его на полу на арене. Видел, как отец встал у меня за спиной и сунул мне в руку нож…

— Убей его, — сказал он. Я уставился на нож в своей руке. Мне было тринадцать. Мне только что исполнилось тринадцать. Чарли, Эрик и Фредди наблюдали за мной сверху. Нож казался чертовски тяжелым.

— Пожалуйста, парень, не надо, — сказал мужчина на полу. Я посмотрел ему в лицо. Он был весь в крови, избит и стоял на коленях.

— Смотри ему в глаза, когда будешь это делать, — сказал папа, прижавшись губами к моему уху. — Сделай так, чтобы он умер, глядя в твои глаза — будущее нашей фирмы.

— И что же он сделал? — я шагнул вперед, ближе к мужчине.

— Он облажался. Сдал нас врагу. Некоторые из наших людей погибли. — Тогда я это почувствовал. Почувствовал, как начинает нарастать гнев. Папа сказал, что никто никогда не связывался с нами, с нашей семьей. И если они это сделают, то должны будут умереть.

— Артур, — повторил папа. — Убей его.

Я прошел вперед и остановился перед мужчиной. Я чувствовал запах пота и мочи на его одежде. Кровь. Я поднял нож, когда один из наших солдат разорвал рубашку мужчины. Я не сводил с него глаз и вонзил нож ему в грудь, прямо в сердце. И я не сводил с него глаз. Я не сводил с него глаз, когда он открыл рот и начал задыхаться. Когда нож остановился, скрывая лезвие до самой рукоятки.

Когда он упал, отец положил руки мне на плечи.

— Хорошо, Арти. Чертовски хорошо, парень.

Я моргнул, и воспоминание исчезло из моей головы. Потом вспомнил, как чувствовал это тогда. Чувствовал, как тьма начала подкрадываться, открылась дверь к чему-то злому, чему-то, что вонзило свои когти в мою душу.

Это была та самая ночь. Это была та чертова ночь, когда мама и Перл сгорели. Когда я убил этого человека, этого предателя, они уже были пеплом вместе с домом.

И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы…

Лицо отца было серым и осунувшимся, совсем не похожим на человека, которого я только что представил. Застрелен гребаными русскими. Живой только потому, что я заплатил чертову кучу денег, чтобы он оставался таким.

Никто никогда не приходил к нему.

Кроме нас у него никого не было. Его товарищи давно умерли. Мама и Перл умерли. А я? Я никогда не заходил в эту комнату.

...ты умрешь в одиночестве…

Я допил остатки виски, и у меня закружилась голова от воспоминаний. О Перл.

— Давай, Арти. Поиграй со мной. В прятки.

О Маме.

— Иди сюда, — сказала она, протягивая руки. Я подошел к ней, она потянула меня на диван и поцеловала меня в макушку. — Давай посмотрим телевизор. Скоро ты перестанешь общаться со своей старой мамой.

Я, черт возьми, не мог этого вынести. Боль, вся эта чертова боль в груди. Я не мог смотреть на отца. Не мог вспомнить видео, которое только что видел. Я попятился из комнаты, пока не оказался в коридоре. Я не мог дышать.

Я не мог дышать, черт возьми!

Но мое сердце еще не перестало мучить меня. Вместо этого оно показывало мне лицо Чески, когда я велел ей отвалить от меня. Сказал ей, что стал таким из-за нее. Я видел боль в ее зелено-карих глазах. Дрожание ее нижней губы. Я закрыл глаза, ударившись спиной о стену коридора, и увидел ее над собой, верхом на мне, с откинутой назад головой и приоткрытыми губами. Видел, как она спускается на арену, в коже на ногах и с чертовым адским огнем во взгляде.

Видел, как она встала передо мной и провела королевой вниз по моей груди. Я твоя королева.

Твоя королева... твоя королева... твоя королева…

Моя чертова сломленная королева.

Я поднялся с пола, отбрасывая из головы все эти образы и придерживаясь за стену, ворвался в спальню. Ее там не было.

Мое сердце заколотилось от ужаса. Я должен был найти ее. Чертова боль в моей груди прекращалась только тогда, когда она была со мной. Когда она была рядом со мной, когда мои губы были на ее губах... когда я был внутри нее....

— Ческа! — прокричал я, хлопая дверями. Моя семья пялилась на меня, когда в комнатах я находил только их. Я помчался по коридору, виски затуманивало мне зрение, лишая равновесия.

— Ческа! — звал я, сбивая вазы и прочую дрянь с полок, отталкиваясь от стен. Мне нужно было найти ее.

Я люблю тебя…

Ее голос звучал в моей голове, от чего я едва не падал на колени. Ее лицо. Ее лицо, когда я сказал ей отвалить от меня, ее руки, когда она обхватила себя так, будто я ударил ее прямо в сердце.

С таким же успехом я мог бы это сделать на самом деле.

Я люблю тебя, Артур…

— ЧЕСКА! — я с грохотом распахнул дверь кабинета. Бетси вскочила на ноги. — Убирайся, — сказал я кузине, увидев, что Ческа сидит в кресле позади нее. — Ческа, — повторил я. Боль в груди немного отступила, когда я увидел ее макушку и каштановые волосы.

Она все еще была здесь.

Я протиснулся в комнату. Бетси прошла мимо меня. Я чувствовал на себе ее горящие, прищуренные глаза, но не смотрел на нее. Все это, черт возьми, из-за нее.

Огонь в камине разгорался все сильнее, когда я обошел кресло и увидел ее. Вот она... моя сломленная королева. Ее взгляд был прикован к шахматной доске между двумя креслами. Я уставился на нее и увидел, что она передвинула фигуры и играла в одиночку. Королева была вне доски, а король открыт для удара врагами.

Его самое дорогое сокровище было уничтожено.

Я упал на колени. Ческа не двигалась. Она словно была парализована, не замечала ничего, что ее окружало, кроме этой гребаной шахматной доски.

Я посмотрел в глаза Чески. Они были безжизненны, чертовски пусты. На этот раз мои внутренности скрутило не из-за трещины в груди, через которую проникала армия удушающих чувств, сыпавшихся на меня, как пули, а из-за опустошенного взгляда на лице Чески.

Я никогда не видел ее такой. Даже когда она рухнула на пол моего кабинета в ночном клубе. Даже когда она очнулась и правда о том, что произошло, снова обрушилась на нее.

Я уничтожил ее, как и всегда предполагал, что сделаю.

Погубил ее.

Перед моим мысленным взором она предстала ребенком на лестнице своего дома в Челси, когда я впервые встретил ее. Ее оливковая кожа и огромные глаза. Я видел ее в этом гребаном бикини на яхте в Марбелье, когда нам было всего по восемнадцать. Я видел ее лицо, когда она поняла, кто пришвартован рядом с ней, чертовски одержимый взгляд в ее глазах, который никогда не исчезал.

До сих пор.

— Ческа, — сказал я хрипло, мой голос оборвался. Я опустил голову, чувствуя, как силы бороться покинули меня. Когда я поднял глаза, ее образ был размыт, слезы, черт возьми, закрывали ее от моего взгляда. — Их убили, — сказал я, и когда мои глаза прояснились, я увидел, как что-то похожее на боль промелькнуло на ее лице.