Доктор-дьявол
(Избранные сочинения. Т. III) - Соломин Сергей - Страница 8

— Кажется, выбрались? — весело потирая руки, спросил угрюмого капитана его молодой помощник.

— Да, если на вашем языке выбраться и попасть в когти к самому дьяволу — одно и то же.

— Но ведь качка детская…

— Стыдитесь! Так могут говорить они, вот это баранье стадо пассажиров, а не моряк. Кто же боится качки? Иногда в тысячу раз хуже, когда ее нет. Я, старый волк, только второй раз в жизни наблюдаю такое падение барометра. Это признак того…

— Капитан! — подбежал боцман. — Судно не слушается руля.

— Я так и знал! Мы — в центре циклона.

Качка еще уменьшилась. На черно-лиловом фоне туч показалось белое, медленно движущееся пятно.

— Как это красиво! — говорили женщины и улыбались мужчинам.

— Если бы они знали, что это «глаз бури!» Я не ставлю за «Океанию» ни гроша!

— Что же делать, капитан?

— Ничего! Ждать! Вернее — смерти, в лучшем случае, — чуда.

Обманчивое спокойствие длилось недолго. Буря завыла, как сто дьяволов, вырвавшихся из преисподней, чтобы мстить ненавистному человеческому роду. Пароход стало кидать, как щепку. Весь корпус его трещал, и, казалось, сейчас он разлетится на куски. Волною смыло несколько матросов и помощника капитана. Вода проникла в каюты. Раздался вопль страха смерти, истерические рыдания женщин, зверские ругательства мужчин, борющихся за жизнь. Теснили друг друга, душили, топтали под ногами детей. Забыли все человеческое, и спасение готовы были купить ценою преступления, ценою десятка чужих жизней.

Буря не унималась и несла пароход с головокружительной быстротой.

Вдруг раздался страшный треск. Судно стало неподвижно. Огромный вал перекатился через него. Казалось, что это последний удар бури. Волнение затихло.

— Нарвались на скалу! — сказал капитан боцману, силясь рассмотреть что-нибудь в хаосе разорванных туч и танцующих волн. — Что-то чернеет там. Надо спустить шлюпки и всем высадиться на землю. Еще порыв бури, пароход сорвет с камня и он пойдет ко дну.

Шлюпки брались с бою. Многие при этом потонули.

Но только что отчалили, за кормой парохода показался вал чудовищной высоты. Он шел стеною, а вершина его зловеще белела пеной.

Пароход вновь подняло, стремительно понесло, шлюпки исчезли в волнах.

Новый треск и судно крепко засело на остриях целой группы скал.

Все пассажиры и экипаж погибли.

На «Океании», пригвожденной ураганом к утесам, не было живого существа, кроме быков, баранов и птиц. Животные блеянием, мычанием и криком выражали свое беспокойство.

А бур я, покончив с людьми, выкинув их судно на высоту утесов, со злорадным хохотом и диким воплем понеслась дальше, разнося ужас и смерть…

На «Океании» не было живых людей.

Ведь все погибли при безумной попытке высадиться на землю. Но, когда взошло солнце на безоблачном небе, из люка показалась белокурая головка, полудетское испуганное лицо, и на палубу вышла молодая девушка. Яркий солнечный свет ободрил ее, и она веселей оглянулась кругом. Море бурно волновалось, как женщина, еще не примирившаяся с насилием. Но ясная лазурь надолго обещала мир и покой.

Девушка посмотрела через борт. Невозможно было вообразить себе, как волны подняли пароход на такую страшную высоту. Вокруг судна высились острые, словно отточенные скалы, словно зубы гигантского чудовища. И только глубоко внизу бились волны о вековые каменные ребра.

Пароход сидел твердо и пройдет, может быть, не один десяток лет, пока повторится такой же ураган и донесет волну к пригвожденному кораблю.

Девушке захотелось есть. Молодость беззаботна.

В огромном товаро-пассажирском пароходе отыскать пищу было нетрудно. В буфете она нашла все, чтобы приготовить утренний кофе с английским печеньем.

Вышла опять на палубу. Полюбовалась на утихающий океан. Кроме нескольких одиноких скал, кругом ничего не было.

Вздохнула, поплакала о погибшем дяде, но потом утешилась, вспомнив, что он о ней забыл, когда садился на шлюпку:

— Он не любил меня!

И от скуки пошла осматривать пароход. Бродила по всем закоулкам. Пожалела голодных животных, но не знала, как их накормить. Добралась, наконец, до трюма. Прошла узкий, полутемный коридор.

Что это? До слуха ее ясно долетели звуки человеческого голоса, заглушенные стоны. В запертую дверь кто-то стучался.

Человек! На пароходе, кроме нее, есть и другое живое существо.

Постучалась в ответ. Кто-то радостно вскрикнул. Раздался шипящий звук. Не сразу догадалась она, что заключенный говорит через замочную скважину.

Кое-как сговорились.

— Идите в капитанскую каюту. Там ключи от моей тюрьмы. Скорей! Меня забыли. Я умираю от голода.

Когда, после долгих поисков ключа, узник был освобожден и, гремя ножными кандалами, вышел на свет, отступила в страхе.

Перед ней стоял огромного роста матрос. Руки его были длинны, как у гориллы. Стан полусогнут.

Трудно было поверить, что это лицо принадлежит человеку. Маленькие хищные глаза далеко ушли вглубь впадин. Скулы выдались вперед. Нижняя, чисто звериная челюсть обросла мхом седых волос. Над толстыми губами торчали щетинистые усы. Нос был расплющен, быть может, от удара, когда-то полученного в пьяной драке. Рассечена бровь и по левой щеке тянется шрам. Уши, как огромные заслонки.

А оно еще улыбалось, это гнусное чудовище.

Узник оказался матросом из экипажа «Океании».

Однако, его поведение нисколько не соответствовало страшной наружности.

Узнав все, что произошло, морской волк проявил необычайную деятельность.

Осмотрев корпус парохода, лазил по скалам, осмотрел все запасы и товары, и сказал девушке откровенным, серьезным тоном, что их ждет.

— За судно опасаться нечего. Сидит, как на гвозде. Пищи у нас хватит надолго. Все есть. Запас угля большой. Да и он понадобится нам только для кухни. Жилье — лучше требовать нельзя. Главный вопрос: где мы находимся? Но я в этих картах и инструментах не понимаю ни черта… Может быть, пройдут недели, может быть, месяцы, может быть, годы, пока пройдет близко какое-нибудь судно. Надо животных порезать, мясо посолить, провялить, прокоптить.

С этого дня пароход надолго обратился в бойню. Матрос резал и свежевал животных. Девушка, несмотря на отвращение к крови, деятельно помогала ему в солке и копчении. Вместе готовили они и обед.

Трудились целый день и на ночь расходились. Она в одну из лучших кают 1-го класса, он — в капитанскую. За работой время шло незаметно.

Но в свободные минуты девушка выходила на палубу и жадно смотрела на горизонт в ожидании, не покажется ли дым или парус. Но бирюзовое море было пустынно.

Наконец, все мясо было заготовлено впрок и убрано.

— Никогда еще на свете не было таких потерпевших крушение, — радовался матрос, — у нас запасов года на четыре.

Но с этого времени он резко изменился. Целый день почти ничего не делал. Валялся на бархатном диване в кают-компании. Курил трубку и пил бутылку за бутылкой. Лицо его пылало, глаза наливались кровью.

Девушка ловила на себе его взгляд, в котором чудилось что-то страшное, угрожающее.

Она стала избегать матроса. Забивалась в дальний уголок и читала. Писала свой дневник, который вела с начала путешествия, или ходила по палубе, все ожидая парохода-спасителя.

Когда же вечером матрос пьяным голосом орал песни, — запиралась на ключ и тревожно прислушивалась к шагам в коридоре. Раза два матрос и в дверь толкался, и она слышала его гнусные ругательства.

Но и трезвый, он стал относиться к ней все фамильярней. По кудрявой голове погладит или ущипнет.

Боязнь неизбежности угнетала девушку. С тоской вспоминала о далекой родине — России.

Собрался кружок семейных. Бабушка с вечно трясущейся головой, мама, такая красивая, несмотря на ее годы. Гимназист Коля. Карапузик, кадет Вячеслав, хвастается мундирчиком и всех презирает. Маленькая Женя, в кудряшках, болтает без умолку и всем надоедает.