Счастливчики (ЛП) - Райз Тиффани - Страница 43

— Ты меня ищешь? — спросил он.

— Больше дров? Еще не так холодно, — сказала она.

Роланд вздохнул.

— Ну что мне сказать? Это хорошо снимает стресс. В аббатстве я тоже был дровосеком. Интересно, кто сейчас этим занимается, пока меня нет?

— Тебе приходилось рубить дрова в аббатстве?

— У нас была рабочая ферма, — сказал Роланд. — Большинство продуктов питания выращивали именно там. А еще у нас были овцы и несколько коров. Мы также варили собственное пиво. Это помогало оплачивать счета.

— Собственное пиво? Да вы монахи-хипстеры. У тебя даже волосы собраны в пучок по-хипстерски.

— Да это просто хвост.

— Ты такой типичный орегонец, — сказала она, улыбаясь. — А я-то думала, откуда у монаха такая масса.

— Кидать сено и рубить дрова каждый день в течение восьми лет подряд — хорошая физическая нагрузка. Теперь, что случилось? Ты выглядишь расстроенной.

— МакКуин перезвонил. Наконец.

— Он нашел Оливера?

— И да, и нет.

— Что это значит?

Эллисон рассказала ему все, а Роланд молча слушал.

— Роланд? — спросила она, когда он совсем ничего не ответил.

Он небрежно провел рукой по волосам.

— Черт, — сказал он, а затем произнес более обдуманно. — Он в этом уверен?

— Его помощница трижды все проверила. Он не хотел пугать нас без причины. Поэтому он так долго не отвечал. — Эллисон шагнула к нему, но не прикоснулась. Похоже, он еще не был к этому готов. — Как ты думаешь, что нам делать?

Он тяжело вздохнул.

— Ты сказала, что его мама в Ванкувере? — спросил Роланд.

— Ванкувер, штат Вашингтон, — сказала она. — Не Канада.

— Это в двух часах езды отсюда, — сказал Роланд. — Прямо через мост от Портленда.

— Ты действительно думаешь, что нам стоит туда поехать?

— Сначала мы позвоним, но нам стоит поехать. Ты можешь повесить трубку, но гораздо труднее захлопнуть дверь перед чьим-то носом. Особенно перед твоим лицом.

— Хочешь поехать со мной? — спросила она.

— Нет, — сказал он. — Но я поеду. Я хочу знать, почему мне никто не сказал, что мой брат покончил с собой. О таком мы должны были бы знать. И это было не так, как с тобой. Он казался вполне нормальным, когда его забрали домой.

— Думаешь, они сказали твоему отцу, когда он умер? — спросила Эллисон.

— Если бы папа знал, он бы мне сказал.

— Уверен? — спросила она. — Он не сказал тебе всей правды о том, почему я уехала.

Роланд пожал плечами. — Я думал, что был уверен.

— Ты хочешь спросить его?

— Мог бы, если бы он не был так болен, — сказал Роланд. — Он почти не спал прошлой ночью. Сегодня утром он уже в плохом настроении. Мне не хочется рисковать и огорчать его.

— Да, я бы тоже не хотела говорить умирающему человеку, что один из его приемных детей покончил с собой, — сказал Эллисон. — Ты думаешь, он заподозрит неладное, если мы уедем на день?

— Я все улажу, — ответил он.

Она подошла к нему и поцеловала.

— Мне это было нужно, — сказал он.

— И мне. Я занималась стиркой, когда МакКуин позвонил. Складывала твое нижнее белье.

Он рассмеялся.

— Ты не обязана стирать мою одежду.

— Я закинула твое вместе со своим. Знаешь, мне вроде как нравится складывать твое нижнее белье, — ответила она. — Так выглядят настоящие взрослые отношения?

— Не знаю. У меня таких ни разу не было.

— Как и у меня. И я наслаждаюсь, — сказала она. Делить работу, делить горести, делить радости… она могла бы привыкнуть к такой жизни.

Он снова ее поцеловал.

— Не говори моему аббату, но… я тоже.

Роланд предложил позвонить маме Оливера. Он встречался с ней однажды и был ближе к Оливеру во время его пребывания в «Драконе», чем кто-либо другой. Тем временем Эллисон вернулась в дом и сменила свои штаны для йоги и свитшот на джинсы, коричневые кожаные ботинки и ее любимый бордовый кашемировый свитер. Она надеялась, что в таком виде будет уместно выразить соболезнования совершенно незнакомому человеку. Когда она уже заканчивала с укладкой, в ванную вошел Роланд.

— Ну? — спросила Эллисон.

— Я дозвонился ей. Она сказала, что мы можем приехать сегодня вечером на пару минут. Она вспомнила, как Оливер говорил ей, что я был его лучшим другом.

На лице Эллисон отразилось подобие улыбки.

— Так мило. И какой у нее был тон?

— Не очень-то была рада меня слышать, но, кажется, что она в принципе не радуется звонкам. По-моему, у нее депрессия. И я не могу винить ее за это.

— Что еще она сказала?

— Сказала, что папа знал. Она позвонила ему сразу после того, как все случилось.

— Он знал? — Эллисон не была так удивлена, как хотела бы.

Роланд кивнул.

— Я не смог добиться от нее большего. Она сказала, что мы можем поговорить об этом сегодня вечером.

— Ты сказал папе, что мы уезжаем? — спросила она.

— Я сказал ему, что хочу вытащить тебя из дома и отвезти в Портленд на настоящее свидание.

— И что он ответил?

Он сказал: — В верхнем ящике лежит пятьсот долларов наличными, и не смей показываться до утра.

— Я так понимаю, он одобряет?

— Можно и так сказать.

Тора согласилась приехать домой и присмотреть за доктором Капелло, пока их не будет. Она сказала, что будет присматривать за отцом днем и ночью, если они привезут ей бургер из «Литл Биг Бургер¹⁶» из Портленда. Обещание, которое легко дать и сдержать. Эллисон и Роланд сели во взятую напрокат машину и поехали на восток по заросшему деревьями шоссе, связывавшему город с побережьем.

— Никогда не забуду, как здесь много зелени, — сказала она, пока они ехали, то и дело оказываясь в тени деревьев.

— Если не пойдет дождя, то зелени скоро не останется. Мы пропустили все сроки.

Роланд смотрел не на нее, а в окно машины. В стекле окна она увидела выражение его лица. Оно было мрачным.

— Ты волнуешься о папе, — сказала она.

— Он мне все рассказывает, — сказал Роланд. — Я самый старший. Когда он уезжал, я всегда оставался за главного. Именно мне он рассказывал о плохом, даже когда не говорил Дику или Торе. Не понимаю, почему он утаил это от меня.

— Он очень заботится о своих детях.

— Мне не стоило говорить, когда мне было шестнадцать, семнадцать или восемнадцать. Но сейчас я взрослый, — сказал Роланд. — Я смогу справиться с плохими новостями.

— Уверена, у него были на то причины. Возможно, врачебная тайна?

— Он действительно оперировал Оливера. Возможно, дело в этом.

— Жаль, что я плохо помню Оливера.

— Он пробыл у нас около полугода, — сказал Роланд. — Приехал после Рождества, уехал в июне.

— Покончил с собой в октябре, — сказала она. — Не могу понять, почему. И в четырнадцать лет?

— Подростки совершают рискованные вещи, — ответил Роланд. — Может, он покончил с собой не намеренно? Может, он просто играл с оружием?

— Может, — сказала Эллисон. — Хотя МакКуин назвал это самоубийством, а не несчастным случаем.

— Посмотрим, что скажет его мама. Она знает.

— Ты действительно считаешь, что это был несчастный случай? Или ты просто надеешься на это, потому что ты католик?

— Да, католики не поклонники самоубийств, — сказал Роланд. — Но я не верю в Бога, который отправляет трудного ребенка в ад из-за одного неверного решения. Я верю в Бога, который говорит, — Позвольте детям приходить ко мне. Санта Клаус — парень, который приходит со списком для хороших и непослушных детей. Не Бог. Во всяком случае, не мой Бог.

Эллисон подумала, что это, возможно, самая прекрасная вещь, которую она когда-либо слышала от него. Положив руку ему на колено, она сжала его. Роланд улыбнулся, поднес ее ладонь к губам и поцеловал, и, хотя она не была верующей, она помолилась, чтобы в одном аббатстве скучали по одному монаху на Рождество.

Потом они поехали по мосту в Вашингтон. Дом они нашли без особого труда — маленькое бунгало голубого цвета, видевшее лучшие времена. Казалось, что и Кэти видела лучшие времена. Дверь открыла бледная копия женщины — исхудавшая и с впалыми щеками, нездоровым цветом лица и темными кругами под глазами. Хотя Кэти не улыбнулась, когда их представили друг другу на крыльце, Эллисон не сочла ее недружелюбной, просто та была слишком измотанной, чтобы контролировать выражение лица, к которому уже так привыкла.