Первая схватка
(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXХI) - Троянов Вениамин Иванович - Страница 9

Итак, все шло мирно, тихо, как в хорошем доме.

Несколько раз француз и ротмистр закидывали удочку насчет желательности приглашения женского пола, но я обходил эти намеки или молчанием, или заявлением, что эту ночь я хочу спокойно поспать и ни на какие авантюры с женским полом не согласен.

К концу ужина француз и ротмистр определенно решили ехать в город к женщинам. Был вытребован из штаба автомобиль.

Повторяю, что все шло тихо, мирно. К концу ужина француз заметил, что давно не видит своего соотечественника-камердинера. Спросив у разносившего блюда лакея-русского, что с его слугой случилось, он услышал ответ:

— Так что Леон заболел. Животом мается. При гостях сказать неудобно. Блюет его… Часов с 9-ти схватило…

— Ик!.. Уж не холера ли? — сфантазировал спьяну ротмистр.

Француз схватился, как подстреленный.

— Что? Холера? Это страшно заразительно! Разве есть случаи?

— Единичные. Хотя и молниеносные, — мычал успокаивающе ротмистр.

Я хотя и знал, что холера здесь ни при чем, что Леон, проблевавшись, завтра же будет опять здоров, не захотел вмешиваться в чужие дела и лезть с своими советами и предположениями.

В результате на пришедшей уже машине бедняга Леон был отправлен во 2-м часу ночи в больницу, а для гуляк был выслан другой автомобиль, на котором двое горе контрразведчиков укатили в город на разведку по женской части…

Пробило 2 часа. Как и в генеральском вагоне, я временно стал полным хозяином. Даже в комнату соседа-француза я получил свободный доступ при помощи привезенных товарищем Ефремычем ключей.

Полезно всегда иметь воск для слепка замочной скважины, так как по слепку можно очень быстро выточить любой ключ. Это правило я знал, хотя был пекарь, а не слесарь.

В комнате у француза меня ждала «нечаянная радость»… Конечно, не икона, а… огромная связка ключей от письменного стола, оставленная вместе с карманной цепью…

Француз, доставая гостю свои парижские коллекции, сунул ключ в замок ящика, хотел сделать все побыстрее, ключ заел и он, отцепив от брюк цепочку со связкой ключей, ушел в гостиную, затем перешел в столовую, а затем уехал в город…

А ключи остались висеть у стола и, конечно, очень облегчили всю мою дальнейшую работу.

Желая оставаться правоверным турком даже наедине с самим собою, я вошел в комнату француза, сняв предварительно в своей спальне ботинки, а у самого входа французовой спальни я сменил даже носки, надев совершенно новые, не бывшие в употреблении.

Ни на полу, ни на ковре чужой комнаты не должно было остаться ни пылинки.

Мне никто не мешал работать.

В 7-м часу утра я окончил осмотр всего того, что мне было интересно. Комната была обследована так, что лучше нельзя. Больше делать здесь мне было нечего.

Забрав все то, что впоследствии могло пригодиться и иметь какой-нибудь значение для моей дальнейшей работы, я вышел, запер дверь и только тогда вспомнил, что я почти не ложился спать ровно двое суток, то есть с момента моего приезда в Тайгинск.

Забытье-сон в генеральской вагоне и часа полтора отдыха в доме у товарища Ефремыча, конечно, не шли в счет.

Я принял душ и лег спать.

Разбудил меня стук в дверь. Товарищ Ефремыч просил разрешения войти.

— Дверь не заперта. Входите, — сказал я намеренно громко, — я давно уже проснулся и просто не хочу вставать. Лежу. Все равно делать нечего…

Товарищ Ефремыч, входя в комнату, громко поздоровался со мной и, не захлопывая дверь, тихо бросил:

— Вы не в претензии, что я вас разбудил?

— Спасибо! — Я пожал ему руку. — Конечно. Правильно. Я не мог пересилить сна и, если бы не вы, то я проспал бы не столько, сколько должен был бы проспать человек, легший во 2-м часу ночи.

— Да. В нашей жизни, жизни неустанной борьбы, бессонные ночи подряд по несколько суток — чепуха, вещь, не стоящая внимания.

Затем снова, намеренно громко он продолжал:

— Так вы поедете?

— Конечно, еду с удовольствием.

— Помните. Сегодня в час дня. Вместе приезжайте. До свиданья.

Он протянул мне руку. В моей руке осталась записка. Он вышел.

В столовой слышался кашель и отфыркивание француза. Тот, очевидно, вместо утреннего кофе отпивался сельтерской…

Я развернул записку:

«Я, вы и француз сегодня завтракаем в „Эльдорадо“ (лучший ресторан в городе). Время — час дня. Форма одежды парадная. Француз пригласил меня и вас. Видно, хочет отплатить торжественным завтраком мне за любезность и гостеприимство, вам в знак особого расположения к вашей персоне. Наверное, будет и кто-нибудь из высших военчинов. Прибудьте вместо с французом на его машине. Кстати, сообщаю: Леон здоров уже сегодня, но его еще дня два подержат. Я говорил с докторами. Если нужно, то можно и дольше. Пусть полечится. Это ему невредно. В городе уже есть слухи о розысках Лисичкина. Будьте осторожны…»

— Виноват, господин, разрешите предложить вам пройтись в контору…

Сказано по-русски.

— Что нужно этому болвану?.. — был французский вопрос.

— Я, именем закона, еще раз прошу вас пройти со мной в контору, в противном случае я вызову стражу. Вас выведут силой.

— Что это, дурак или сумасшедший? Что ему надо? Скажите ему, что я вовсе не желаю с ним разговаривать.

— Послушайте. Вы обращаетесь не по адресу, — обратился мой сосед по столику, француз, к подошедшему ко мне типу. Я сразу, конечно, почувствовал в нем сыщика.

— Что вам нужно? — продолжал говорить француз. — Князь никуда не пойдет и не желает вовсе с вами беседовать! Князь мой гость! Мы приехали сюда завтракать…

— А я все-таки прошу вас, и в последний раз, следовать мной в контору, иначе я арестую вас в зале!

— Меня это страшно бесит! — продолжал я французу.

— Эта каналья мешает нам завтракать и портит мне аппетит. Очевидно, в этой стране такие порядки! Переведите ему, что я отправлюсь с ним, только не в контору, а к начальнику контрразведки, а вы, конечно, не откажете воспользоваться воспользоваться вашей машиной?

— Конечно! Пожалуйста! Я обязательно поеду с вами сам! Князь сейчас же поедет с вами лично к начальнику контрразведки, — упокоил француз агента.

Как только начальник контрразведки увидал меня, приведенного к нему в кабинет, он вскочил, пригласил меня сесть, лично подав стул, и, узнав, в чем дело, начал ругать агента самой отборной руганью.

Бешенству ротмистра не было пределов.

Агент твердо стоял на своем и определенно уверял и клялся всеми святыми, что я сам Лисичкин, что в сходстве не может быть никакого сомнения…

Я молчал и, откинувшись в кресле и сложив руки, смотрел на эту сцену, выражая своим видом крайнее негодование.

Француз, в свою очередь, кричал, что если князя не отпустят с извинением сию же секунду, то он лично поедет по всем иностранным миссиям и потребует моего освобождения.

В результате агент был с позором выгнан вон, а мы уже все втроем поехали продолжать завтрак…

За завтраком я усиленно напирал на свой арест.

— Ваш агент, полковник, уверяет, что я похож на какого-то Лисичкина… Что это — бандит или анархист? Я до сих пор был лучшего мнения о своей физиономии. В Монте-Карло меня все принимали за короля Альфонса и как-то раз портье-швейцар подал мне телеграмму на королевское имя. Когда через несколько дней я был представлен его величеству, то он очень смеялся и, подведя меня к зеркалу, сказал: «Вы подверглись бы большой опасности, если б захотели обыкновенным смертным, как все, путешествовать по Испании. За вами обязательно бы охотились анархисты». Недурное положеньице! А, полковник? В Мадриде за мной охотятся анархисты, как на короля. А в Тайгинске меня арестовывают, как бандита или анархиста! Как вам нравится такая комбинация?..