Мюнхен — 1972. Кровавая Олимпиада - Млечин Леонид Михайлович - Страница 26

Аннализа попросила его не размахивать гранатой у нее под носом. Исса рассмеялся:

— Вам нечего меня опасаться.

Но и ее попытки убедить его бросить эту затею успехом не увенчались.

Стрелки часов подбирались к десяти утра. В Бонне царила паника. Немцы не знали, как быть в ситуации, когда ни израильтян, ни палестинцев не удалось уговорить пойти на компромисс. Баварский министр внутренних дел Бруно Мерк сразу сказал канцлеру Вилли Брандту, прибывшему в Мюнхен:

— Израиль ни при каких условиях не поддастся шантажу со стороны террористов.

Он оказался прав.

В Иерусалиме премьер-министр Голда Меир отказалась исполнять требования террористов:

— Если мы один раз это сделаем, ни один израильтянин в мире не будет чувствовать себя в безопасности.

Голда Меир, родившаяся в России и выросшая в Америке, предпочитала высказываться прямо и откровенно. Она обладала редким даром видеть мир в черно-белом свете, без всяких там полутонов, которые только мешают принимать быстрые и решительные меры.

«Ее словно высеченное из камня лицо, — писал бывший государственный секретарь Соединенных Штатов Генри Киссинджер, — свидетельствовало о судьбе народа, которому довелось слишком хорошо познать потециальные возможности бесчеловечности. Ее настороженный взгляд ясно говорил о том, что она не допускает и мысли, что те, кем она руководит, без борьбы согласятся на ту же судьбу.

Саркастическое временами выражение ее лица никогда не скрывало печали, ибо она воспринимала гибель каждого израильского солдата как потерю члена собственной семьи».

Голда Меир говорила, что ее много раз заставляли «прийти к соглашению с убийцами, как это сделали другие государства, и позволить фанатикам-самоубийцам шантажировать нас и поставить нас на колени».

Она твердо считала, что уступки террористам только порождают новый террор, и не верила арабским политикам. Она исходила из того, что Израиль может и должен полагаться только на себя и на свою военную силу. Больше всего она боялась проявить слабость. уверенная в том, что это смертельно опасно для еврейского государства. Один раз не ответишь ударом на удар — и шакалы разорвут тебя на части.

«Но никто никогда не узнает, — писала Голда Меир, выйдя в отставку, — чего стоит правительству Израиля отвечать «Нет!» на требования террористов и понимать, что ни один из израильских террористов, работающих за границей, не застрахован от бомбы в письме, не говоря уже о том, что любой тихий пограничный городок Израиля может быть (и это бывало) превращен в бойню при помощи нескольких безумцев, взращенных в ненависти и в убеждении, что они смогут выдавить из Израиля его умение оставаться непоколебимым перед лицом страдания и печали».

Голда Меир выступила в кнессете с коротким заявлением о случившемся в Мюнхене и назвала имена одиннадцати спортсменов, взятых террористами в заложники.

Она попросила посла Эльяшива Бен-Хорина информировать правительство ФРГ, что оно имеет право выйти из кризиса любыми доступными средствами.

В 11.15 Манфреду Шрайберу передали окончательный ответ израильского правительства — оно отказывается освобождать заключенных. Шрайбер считал решение неверным. Но повлиять на позицию израильского правительства не мог. Единственное, что он способен был предпринять, — позаботиться о том, чтобы Исса об этом не проведал. Но как выручить заложников из беды, никто в мюнхенской полиции не представлял.

Подполковник Ульрих Вегенер получил указание перебросить в Мюнхен военные вертолеты — на случай, если они понадобятся, а заодно доставить в столицу Баварии израильского посла Эльяшива Бен-Хорина.

В Западной Германии много лет жил египтянин Махди Гохари, советник Лиги арабских стран. Его на полицейской машине доставили в кризисный штаб в Олимпийской деревне и попросили расшифровать непонятные слова и аббревиатуры в тексте, который полиция получила от террористов.

Даже он не знал, что четыре буквы под текстом — МКЧС — означают «Международный комитет «Черный сентябрь».

Он сам выразил желание поговорить с Иссой. Египтянин внушал ему, что этот теракт будет иметь дурные последствия для палестинцев — в любом случае, чем бы эта история ни закончилась. Он объяснял Иссе, что их требование наверняка не будет исполнено, потому что израильтяне не выдают заключенных.

Исса выслушал его с недоверием. Он воспринимал египтянина как немецкого агента. Египтянин пришел к выводу, что палестинцы действительно верят, что их требования будут исполнены. Он попрощался с Иссой и ушел, крайне удивленный его полным непониманием ситуации.

Манфред Шрайбер вернулся с Кон ноли-штрассе в штабное помещение. Он убедился, что бескровные варианты решения кризиса отсутствуют, и приказал своему заместителю Георгу Вольфу продумать силовые варианты освобождения заложников.

Вольф доложил штабу, что лобовая атака на дом, где террористы держат заложников, едва ли будет успешной — палестинцев слишком много, и они хорошо вооружены.

Эйвери Брэндедж, президент Международного олимпийского комитета, требовал от полиции как можно скорее покончить с кризисом. Он вспомнил, как в 20-е годы чикагская полиция, если ей надо было захватить гангстеров, засевших в каком-то здании, использовала некий газ, который немедленно выводил из строя преступников. Брэндедж предложил связаться с чикагскими полицейскими, чтобы они поделились опытом.

Немцы стали звонить в Чикаго. Но память подвела руководителя Олимпийского комитета. Чикагские полицейские никогда не пользовались такого рода газом.

Такой газ использовала советская госбезопасность еще со времен борьбы против украинских националистов, которые прятались в схронах, подземных бункерах. Найти бункер было проще зимой, пишет полковник Георгий Санников, в ту пору оперативный уполномоченный Министерства государственной безопасности Украины. На восходе или на закате можно было заметить струйку теплого воздуха, который выходит из вентиляционного отверстия. Туда вставляли тонкий и гибкий шланг и открывали вентиль баллона со спсцпрепаратом «Тайфун» — усыпляющим газом мгновенного действия.

Такого типа газ, только более современный, был использован при уничтожении чеченских террористов на Дубровке в октябре 2002 года…

Но мысль о том, чтобы обратиться за помощью к КГБ, мюнхенским полицейским не приходила в голову. Да и в Москве не стали бы делиться секретной формулой. Она осталась секретной и после «Норд-Оста».

Олимпиада продолжалась. Немецкие волейболисты сражались с японскими, и зрители горячо болели за любимых спортсменов. На экранах телевизоров картинки захваченного террористами дома перемежались со сценами спортивных состязаний.

Канцлер Федеративной Республики Вилли Брандт выступил по телевидению. Он отказался прекратить Олимпийские игры, как этого требовал Израиль. Брандт считал, что закрыть Олимпиаду — значит пойти на поводу у террористов.

Премьер-министр Израиля Голда Меир потребовала хотя бы приостановить Игры — пока израильские спортсмены находятся в руках террористов. Руководители Олимпийского комитета нехотя согласились. Они утверждали, что надо продолжать соревнования и тем самым доказывать, что спорт сильнее терроризма и насилия.

Американского пловца Марка Спитца, еврея по происхождению, под охраной срочно вывезли в Лондон. Но остальные спортсмены практически не обращали внимания на трагедию, происходившую рядом с ними. Олимпийцы отдыхали, загорали, раздавали автографы, — словом, наслаждались жизнью и даже не смотрели в сторону дома, где находились заложники. Дух спортивного братства, единение спортсменов оказались мифом. Более всего они боялись, что из-за теракта Олимпиаду прервут и они не получат своих медалей.

А девятерых связанных заложников держали под дулами автоматов в одной комнате, на полу которой лежало мертвое тело Йосефа Романо как предупреждение им всем. Израильтяне несколько раз пытались заговорить на арабском языке со своими тюремщиками, но Исса обрывал разговоры. Он не хотел, чтобы между заложниками и боевиками возникли какие-то человеческие отношения.