Л 4 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 32

Садились на базовом аэродроме через два дня, ночью, при свете прожекторов. После выключения двигателей нас из самолёта не выпустили. Батюшин собрал всех в грузовой кабине, достал из папки несколько листов бумаги. Зачитал вслух распечатанный на них текст и приказал каждому расписаться в своём листочке под этим текстом. Ещё раз вслух предупредил о секретности только что проведённой операции и об ответственности за её разглашение. После этого дал добро на выход. Ну и сам уехал.

Уехать-то он уехал, а об экипаже кто заботиться будет? Ладно у Игоря своя машина на аэродромной стоянке под охраной стоит, а остальные? Нет, кого-то и мы подхватим, довезём до дома. А оставшиеся? Извозчика за свой счёт нанимать? Как-то это… Нет, нужно будет обязательно поднять этот вопрос в ближайшее время! Да что там в ближайшее, вот прямо сейчас с Игорем и поговорю, пусть и он к этому свою директорскую руку приложит. А то всё я, да я…

Утро добрым не бывает… Избитая фраза, но какая точная! Потому что выспаться досыта нам с Игорем не дали — приехал посыльный, привёз приказ срочно явиться на Фурштатскую. Кто бы сомневался…

Впрочем, явиться туда нужно было мне одному, так что у Игоря ещё была возможность отлежаться и отоспаться. Ну он тут же этой возможностью и воспользовался — скрылся в спальне. А я только перед выходом из квартиры сообразил — нужно же было разрешения воспользоваться автомобилем спросить. Придётся теперь как-то своим ходом добираться.

А хорошо-то как на улице. Ночью дождь шёл, лужицы кругом блестят, подсыхают. Календарная осень наступила… Постоял на выходе из парадной, подышал полной грудью, развёл плечи — красота! Никакого общественного транспорта! С удовольствием прошёлся по улице, в конце квартала поймал извозчика, назвал адрес. Поехали!

Цокают по мостовой подковы, катится возок, иной раз слегка на неровностях дороги подпрыгивает. Смотрю по сторонам, на дома, на прохожих. Ничего вокруг не меняется. И оттого мысли разные в голову лезут — недавние события вспоминаются. Нет, никуда мы от революции не денемся…

На Невский выехали, проехали по нему немного. Ещё чуток и можно на Литейный сворачивать — немного осталось.

— Сергей Викторович!

Обернулся на знакомый мужской голос, прищурился — утреннее низкое солнце прямо в глаза бьёт. И зачем щуриться, если по голосу уже узнал?

— Останови-ка, братец! — скомандовал извозчику и выпрыгнул из качнувшейся при этом моём резком движении пролётки.

Пошёл навстречу знакомой паре, остановился в двух шагах:

— Ваше Высокопревосходительство… Доброе утро, Елизавета Сергеевна, — поприветствовал согласно Уставу и этикету генерала с дочерью.

— И не стыдно вам, Сергей Викторович? Как вы могли уйти и не попрощаться? — сразу же напустилась с упрёками девушка, не дав отцу ни малейшей возможности вставить слово.

— Но, позвольте, Елизавета Сергеевна. Мне показалось, что моё присутствие на банкете было несколько… Скажем так, неуместным. Да и вам было явно не до меня.

— Лиза! Купи, пожалуйста, мне… Да хоть вон то пирожное, — Сергей Васильевич указал глазами в блестящее стекло кондитерской.

— Но, папа́!

— Ступай, Лизавета! — построжел голосом генерал.

Девушка залилась румянцем, коротко взглянула на меня и направилась к входной двери.

Остроумов подождал, пока она скроется внутри и тяжело вздохнул:

— Прошу простить мою дочь, Сергей Викторович. Но Лиза в общем-то права. Согласитесь, ваш поспешный уход выглядел несколько странно и весьма невежливо по отношению… Да хотя бы по отношению ко мне. И мы с вами так ни разу и не поговорили после вашего возвращения, а ведь нам есть что обсудить.

— Ваше…, — перестроился на ходу, увидев знакомую гримасу. — Сергей Васильевич, задним числом прошу меня извинить, но… Ну не моё это всё, все эти банкеты, вы же знаете.

— Знаю. Но прощение заслужить нужно. Жду вас сегодня вечером, — генерал щёлкнул крышечкой хронометра. — Ровно в девятнадцать ноль-ноль у себя дома. Форма одежды повседневная. Возражения не принимаются. Воспринимайте это как приказ, господин полковник!

Не успел я переварить только что услышанное (отказываться даже и не подумал, приказ ведь), как тут и Лизавета объявилась. И сходу попыталась атаковать меня всё теми же вопросами. Но тут, к счастью, меня Сергей Васильевич спас:

— Лизонька, оставь, прошу тебя, Сергея Викторовича в покое. Сегодня вечером я пригласил господина полковника к нам на ужин. И он милостиво соизволил принять моё приглашение. Так что у тебя ещё будет возможность задать ему все интересующие тебя вопросы. А теперь, будь добра и не задерживай господина офицера. Наверняка он на службу торопится.

И Остроумов подмигнул мне с видом заговорщика. Причём проделал это так, чтобы Лиза ни в коем случае не смогла этого подмигивания заметить. Тем самым свёл на нет все мои возможные попытки отказаться от приглашения. Ну и жук! А Лизавета-то сразу как успокоилась!

— Хорошо, папа́. Господин полковник, до свидания, — и… Обозначила едва-едва заметный книксен.

Пока я судорожно соображал, что это такое сейчас было, девушка быстро забралась в генеральский экипаж и уже оттуда посмотрела в мою сторону воистину царским взором. Вот чертовка!

— Ну, не буду вас больше задерживать, Сергей Викторович. Ждём вас к ужину в девятнадцать часов. Там и поговорим, благо есть о чём.

Стою, провожаю взглядом удаляющийся по Невскому экипаж и не замечаю ни струящегося вокруг меня народа, ни мнущегося на козлах извозчика, явно озабоченного непредвиденной задержкой.

М-да.

Забрался в пролётку, толкнул в спину извозчика:

— Поехали!

И замолчал. Задумался. О чём это, интересно, собирается говорить Остроумов? И даже предстоящий визит на Фурштатскую как-то незаметно отошёл на второй план.

Недолго предавался размышлениям под звонкий цокот подков. Прекрасное утро (хотя уже и не утро, время всё ближе и ближе к полудню подбирается), ласково пригревающее солнышко, неспешные разодетые горожане на Невском быстро отвлекли от раздумий, заставили откинуться на спинку довольно потёртого кожаного сиденья и осмотреться. Хорошо-то как!

Кого только нет на проспекте… Солидные господа под ручку с нарядными спутницами — барышнями и дамами в шикарных платьях, шляпках и с зонтами в руках. Полно публики попроще, даже мастеровой народ редко, но встречается. Этих сразу можно узнать по соответствующей одёжке и независимому виду. Лоточники шныряют. Интересно…

— Послушай, братец, не подскажешь ли… Сегодня что, праздник какой-то? — спросил согнутую спину на козлах.

— Так мир же с германцем подписали… — обернулся через плечо извозчик.

Да не делай ты такой удивлённый вид, сам знаю, что глупость спросил. И городового не ищи глазами, забыл, что ли, по какому адресу мы едем? А, нет, вижу, что не забыл, вспомнил. Потому как перестал мой водитель кобылы в поисках стражи по сторонам глазеть, вожжами тряхнул, поторопил лошадку.

«Вот на таких мелочах и прокалываются агенты» — мелькнула мысль и пропала.

А настроение всё равно отличное! Цокают по мостовой лошадиные подковы, выбивают свою звонкую дорожную мелодию. И небо над головой синее и бескрайнее, и молоденькие барышни с кавалерами симпатичные такие прогуливаются! Талии узкие, осиные… Не у всех, само собой, но попадаются, попадаются… Вон идёт одна такая, гордая. Не одна, это само собой, но почему бы и не полюбоваться, глаз не порадовать? За погляд никто не спросит. Надеюсь. Да и поглядываю я не нагло, а аккуратно весьма, краем глаза, незаметно со стороны. Вот же чёрт! Такую картинку загородили. Не вижу ничего — очередная пролётка обзор заслонила, как раз напротив неспешно фланирующей парочки остановилась. Ох, уж эти извозчики… И лошади… Как раз лошадь прямо напротив меня вывалила на мостовую из-под хвоста огромный ком «яблок»! Поплыл по улице характерный запах, заставил поморщиться…

К нарушителю и хозяину кобылки тут же быстрым шагом направился поджарый страж порядка, но притормозил. Постоял, понаблюдал, как извозчик в быстром темпе сгребает это добро в мешок, погрозил напоследок пальцем и вернулся на свой пост.