Башни Анисана (СИ) - Каверина Ольга - Страница 7

Рядом с Гиеджи как и всегда расположилась Росер, за ней два асайя-жнеца из соседней обители, пришедшие в первый раз, а около абы Альтаса – точно архитектор! Гиб Аянфалю бросился в глаза тёмно-серебристый оттенок его кожи. Таких асайев было мало на твердынях Онсарры, цвет пуры их преимущественно был чисто белым с лёгким серым отливом. К тому же, судя по чуть светящимся за спиной энерготокам-крыльям, он из небесных. Аба Альтас как раз был занят разговором с ним.

В это время Гиб Аянфаль ощутил чьё-то приближение справа. Он скосил глаза – снова рыжий ребёнок. На его шее была повязана голубая детская лента – обычная одежда всех детей асайев, обозначавшая то, что они пока отстранены от всеобщего труда. Гиб Аянфаль припомнил и его имя – Эньши.

Ребёнок тоже покосился на него. Цепкий взгляд голубых глаз вкупе с тонкой улыбкой придавали его лицу хитрость, от которой Гиб Аянфаль невольно ждал подвоха.

– Ну что же, приступим! – провозгласил меж тем аба Альтас, – жаль, Ае опять нет с нами!

Гиб Аянфаль мысленно согласился. На столе возвышалась чаша с оранжево-жёлтой пасокой, похожая на ту, что была в центральной зале, но имевшая более скромные размеры. Гости по очереди наливали из неё порции пищи.

– Янфо! Дай пиалу родичу! – сказал аба Альтас, кивая Гиб Аянфалю на рыжего ребёнка.

Уже и родич! Гиб Аянфаль мысленно возмутился, но виду не подал. Равнодушно он поставил перед ребёнком малую чашу с пищей.

– Эньши, поблагодари родича, – назидательно сказал аба Альтас.

Ребёнок, тряхнув гривой рыжих волос, взглянул на Гиб Аянфаля и негромко молвил:

– Благодарю.

Гиб Аянфаль предпочёл промолчать в ответ. Он принялся за еду, наблюдая за остальными асайями. Новые посетители о чём-то тихо беседуют с Росер. Наверное, это даже она их пригласила, а не аба Альтас. Гиеджи молча пьёт пасоку, а аба занят разговором с небесным архитектором, который, похоже, пришёл на трапезу только из-за этой беседы. Гиб Аянфалю стало скучно, но в это время до ушей донеслось, что аба Альтас упомянул его имя.

– Да вот он, Гиб Аянфаль. Последние сорок три оборота он мой бессменный помощник и управляющий. Мой ученик.

Гиб Аянфаль поднял глаза на архитектора, который с интересом взглянул на него.

– Очень хорошо, – проговорил тот, – приятно познакомиться! Вы пришли к архитектору Хоссу по зову волн или воспитывались в этой обители?

Гиб Аянфаль хотел было сказать про родство, но аба Альтас опередил его.

– Хинуэй, вы же знаете, как я нахожу себе строителей. Янфо вырос здесь, и, конечно, был мной избран.

– Ясно. Похоже, он повторяет историю Зоэ. Этот молодой архитектор ведь тоже учился у вас после раскрытия рабочей точки.

– О, нет, у Янфо свой и совершенно особенный путь, – улыбаясь ответил аба Альтас, после чего перевёл разговор на другую тему, – Кстати, о последнем творении Зоэ, башне Гейст, которую он возвёл в Белом Оплоте Рутты. Вам, если не ошибаюсь, доводилось консультировать его во время строительства и…

Гиб Аянфаль перестал прислушиваться к их беседе. Упомянутый Зоэ был известен и ему – он являлся старшим учеником абы Альтаса и уже носил завидный статус архитектора несмотря на молодой возраст, равный всего-то двумстам оборотам. Гиб Аянфаль видел его на трапезах и, если бы не более изящные одежды и десяток энергометок, то он легко принял бы Зоэ за точно такого же юного строителя, каким являлся сам. Несмотря на звание и достойные труды, Зоэ не приобрёл ещё того, что асайи называют «патрицианской статью». Постигая высокое искусство волн и созидания, представители всех рабочих точек становятся выше ростом, а звучание их внутренних полей приобретает особенную величавую тональность.

В это время сидящий рядом ребёнок вдруг сдавленно вскрикнул, низко сгибаясь. Волны всколыхнула тревожная эмоция, и все присутствующие разом обернулись к нему.

– Эньши, что с тобой? – взволнованно спросил аба Альтас, поднимаясь со своего места.

Эньши покачал головой, зажимая пальцем правую ноздрю. Аба Альтас подошёл к нему, и, отведя его руку, внимательно взглянул на лицо. Гиб Аянфаль ощутил, что Эньши испытывает при этом неподдельный страх. Аба Альтас отпустил его руку и прикоснулся кончиками пальцев ко лбу ребёнка, считывая физическое состояние.

– На первый взгляд, всё в порядке, – он задумчиво потёр подбородок.

– Мастер Хосс, оставьте беспокойство, – проговорил Хинуэй, – если асай испытывает какие-то трудности, то белые сёстры сразу узнают об этом.

– Да, пожалуй, – согласился аба Альтас и взглянул на Росер, которая тоже приподнялась, готовясь выйти из-за стола, – что-то не так?

– Я на всякий случай осмотрю Эньши после трапезы, мастер, – сказала Росер, – хотя я не вижу, чтобы в обители кто-то испытывал болезненные состояния. У Эньши возможен неравномерный ток пыли в нутре, что порой случается с детьми его возраста, когда пурное тело ещё слишком хрупкое. Это не должно быть опасным.

– Да, конечно, – согласился аба Альтас, а потом похлопал Эньши по плечу и сказал: – не беспокойся, дитя, Росер проследит, чтобы с тобой всё было в порядке.

И он вернулся на своё место. Все продолжили прерванную трапезу. Гиб Аянфаль заметил, что ребёнок подвинулся к нему ближе, прячась от внимательного взгляда белой сестры.

Болезнями на Пятой твердыне считались повреждения пыли, при которых она начинала разрушаться или терять жизненную информацию. Любые повреждения тела из пуры могли быть исцелены в купальне, а то и пройти сами собой в течение времени, и потому рассматривались как угроза только в самых крайних случаях, но пыль – гораздо более тонко устроенная субстанция. Её повреждение могло быть либо первозданным, преследующим асайя с начала жизни, либо приобретённым, когда пыль повреждалась вследствие какого-либо катастрофического происшествия. Больных обычно называли недужными. И первозданные, и приобретённые болезни исцелялись белыми сёстрами, но волны говорили, что некоторые недуги могут быть так опасны, что освободиться от них можно только в Низу – загадочном и недосягаемом для большинства жителей слое недр, в котором происходило исправление неправедных асайских жизней. Впрочем, на мирных твердынях недуги были довольно редки. Так, сам Гиб Аянфаль никогда не испытывал болезни и не видел её у других. Если, конечно, не считать непонятного утреннего происшествия.

Тем временем пока он допил пасоку, ответив на несколько вопросов Хинуэя относительно последнего строительства, трапеза завершилась. Все начали прощаться. Гиб Аянфаль поднялся с места и обнаружил, что он не первый покидает трапезную залу – место рядом с ним, судя по всему, уже давно пустовало.

Старая башня была самым высоким сооружением в замке абы Альтаса – плоский верх порой утопал в низких рыжих облаках. Её построили задолго до основания обители, и говорили, что никто и никогда не поднимался на неё. Но Гиб Аянфаль знал, что это неправда. Он сам бывал на её вершине. А добраться туда можно было только карабкаясь по старым, много повидавшим стенам из плотно скрученных бурых стеблей.

На недавно сотворённых твердынях башни есть в каждом замке и используются для концентрации разреженного информационного поля, а также для защиты. Из отдельно стоящих делают порталы для быстрого перемещения сквозь пространство. На давно же обжитых территориях их строят только в самых крупных обителях. По сравнению с вечно меняющимися жилыми пространствами, башни имеют даже некоторую ценность и долго сохраняют тот облик, который придал им первый творец.

Каждая башня, как правило, обладает своей уникальной особенностью, присоединенной к её основной функции концентратора или портала. Башня в замке абы Альтаса не исключение – на её вершине почти не слышны всесильные волны.

Мысли асайев переплетаются в волнах, сливаясь в единое глобальное поле. Во время великих торжеств, когда волны усиливаются, становится трудно различить, что думаешь сам, а что асай рядом с тобой. Особенно мощными являются мыслетоки – направленные течения информации в срединных волнах, вовлекающие в себя воззрения, двигающие большей частью асайев. Они могут захватить сознание, увлечь в разрозненные рассуждения и незаметно склонить к какой-либо точке зрения, которую Гиб Аянфаль ни за что бы не счёл верной, доводись ему поразмыслить самостоятельно. К тому же простые городские строители особенно подвержены действию общих мыслей. Во время труда они привыкают подчиняться единому разуму, направляемому старшим строителем или архитектором, и потому не всегда могут отойти от этой привычки. Это было причиной тому, что строителей считали одной из самых легкоуправляемых групп населения. Гиб Аянфалю такая оценка категорически не нравилась. Потому, дабы отдохнуть от общих мыслетоков и собраться с собственными мыслями, он и поднимался на башню, невзирая на недовольство абы Альтаса.